Психика детей и подростков

Виктория Читлова: И снова здравствуйте, дорогие друзья. С вами 13-й выпуск передачи «Пси-лекторий» и я, ее ведущая Виктория Читлова – врач-психиатр, психотерапевт. Напомню, что в нашем эфире вы имеете огромную возможность познакомиться со специалистами в области пси-наук, увидеть и услышать, как они думают и от первого лица узнать, как разбираться в себе, в близких людях. А сегодняшняя наша тема очень актуальная, как и всегда. Сегодня мы говорим о психике детей и подростков. Я думаю, что эта тема будет интересна не только родителям, у которых есть дети, но и всем нам, ведь мы в обязательном порядке все когда-то были детьми.

Так вот, мы продолжаем знакомство друг с другом и с самими собой. У меня в гостях замечательная пара специалистов, которые работают сообща. Это детский психиатр Илья Смирнов, он заведует отделением в центре Сухаревой. Специализируется это отделение по детско-подростковой психиатрии. И детский психолог Оксана Мищенко – игровой терапевт. Эти два замечательных человека сегодня у меня в гостях. Я очень рада, приветствую вас.

Оксана Мищенко: Взаимно.

Илья Смирнов: Приветствуем Вас, Виктория, спасибо за приглашение, надеюсь, цифра 13 будет удачной для нас сегодня.

 

Виктория Читлова: Начнем с такой ситуации: ребенок здоровый, родился нормально, детский период, я имею в виду период вынашивания, ранний возраст были нормальные. Бывают ли какие-то условия, которые могут внешне помешать ребеночку нормально развиваться и что чаще всего встречаете в своей практике?

Илья Смирнов: Мне кажется, тут нужно сказать про концептуальные моменты. Сейчас больше говорят не о психической патологии, а о концепции психического здоровья.

 

Виктория Читлова: Здоровья – это звучит очень оптимистично.

Илья Смирнов: И нужно отталкиваться от этих позиций и говорить о том, что отклонение психического здоровья – это очень большая грань, очень большой диапазон этих отклонений. Поэтому сложно бывает провести этот водораздел, где нездоровье, а где здоровье, где начинается патология, а где так называемая пограничная зона, в которую может войти любой человек и ребенок под влиянием различных неблагоприятных факторов. Мы прекрасно знаем о роли психогенных факторов, стрессов, которым подвержены и дети. И если кажется, что ребенок – это не личность, а некий субстрат, который просто сам по себе развивается и должен быть всегда счастливым, то это заблуждение. Ребенок чувствителен, и чувствительность ребенка начинается с пеленок. Ребенок восприимчив и к внешним воздействиям, к отношению к нему со стороны близких людей и окружающей среды.

Ребенок чувствителен, и чувствительность ребенка начинается с пеленок

Виктория Читлова: С какого возраста мы можем говорить о характере ребенка, каких-то проявлениях конституциональных задатков, когда это видно?

Илья Смирнов: С пеленок. Здесь скорее ответ прозвучит не как специалиста, где мы прочитаем, что личность формируется к 30-ти годам. Наверное, у любого человека, который сталкивается с детьми, даже в житейском аспекте, уж конечно, это слова родителя, который тоже чутко смотрит за своим ребенком. Личностные задатки проявляются с пеленок.

 

Виктория Читлова: Что может помешать ребенку нормально адаптироваться в жизни? Насколько я себе представляю, очень важны материнско-детские отношения. Насколько вклад благосостояния мамы, ее поведение с ребенком может отразиться на его здоровье?

Оксана Мищенко: На многом.

 

Виктория Читлова: Мы можем на каких-то примерах разобрать?

Оксана Мищенко: Я думаю, что много людей смотрели фильм «Джон», черно-белый, старый, английский или американский, где мальчик где-то года полтора остался жить с папой, а маму положили в роддом, чтобы родить второго ребенка. Причем оставили его где-то в приюте для детей-сирот, ему было месяцев 8, то есть совсем маленький. И там снимали документальный фильм про него, очень показательный, насколько важна связь с мамой, в первую очередь, с родителями, их присутствие, их влияние, взаимоотношения с ними, да просто ежедневное общение, телесное, потому что там было показано, как он пытался найти какой-то замещающий объект. И воспитатели же не могут одному ребенку посвящать, их там много, поэтому никто не может привязывать ребенка к себе, это даже запрещено правилами в таких местах. Там был достаточно показательный и очень жесткий процесс, и по психике тоже удар был, ребенок получил колоссальный стресс и некую регрессию тоже.

 

Виктория Читлова: О каком мы возрасте говорим?

Оксана Мищенко: Там ему года полтора было, маленький совсем.

 

Виктория Читлова: Полтора года. То есть мы говорим о сепарации, о недостаточном взаимодействии с мамой.

Оксана Мищенко: Мы говорим о том, что взаимодействие и общение с родителями очень важно.

 

Виктория Читлова: А что важнее, с мамой, с папой и на каком периоде мы можем это проследить?

Оксана Мищенко: Смотря какой возраст. До года, двух, трех лет, конечно, мама. Мама вообще всегда важна, как ни крути. Но папа тоже занимает достаточно большое пространство в жизни ребенка, и как говорят, что взаимоотношения с отцом влияют даже на последующее поколение.

Взаимоотношения с отцом влияют даже на последующее поколение

Виктория Читлова: Мне очень хотелось бы про маму уточнить. Что бывает, если ребенок оказывается без матери по каким-то причинам в полтора года?

Илья Смирнов: Можно привести пример, описанный в классической психиатрической литературе. Мы не берем сейчас психологический уровень реагирования, когда описаны ранние депрессии, депрессии как раз такого раннего детского возраста, которые носят психогенный характер и связаны с вынужденной разлукой с родителями, в частности, с матерью.

Оксана Мищенко: Собственно, там и была депрессия.

 

Виктория Читлова: Как у детей такие депрессии выглядят?

Илья Смирнов: Мы говорим в основном о соматовегетативном уровне реагирования. Это то, что ребенок в основном реагирует через телесные функции, и может проявляться депрессия. Эмоциональная составляющая здесь есть, она проявляется диффузными, недифференцированными реакциями, ребенок плачет, он становится тревожным, беспокойным.

 

Виктория Читлова: Диффузные, недифференцированные – это когда мы не можем понять от чего?

Илья Смирнов: Не очень можем понять из-за чего. Но очень важны именно основные составляющие. Они сводятся к телесным проявлениям и к витальным функциям, нарушениям жизненных функций. Это может быть связано с утратой аппетита, ребенок отказывается есть, нарушается сон, начинает чаще болеть. И очень часто как раз к тем же простудным заболеваниям бывает психогенная предрасположенность.

 

Виктория Читлова: Капризничают, беспокойные?

Илья Смирнов: Да. Депрессии описаны у детей раннего детского возраста в такой форме.

 

Виктория Читлова: И что же с такими детишками делают?

Илья Смирнов: Основная терапия – это родительская любовь и если есть возможность как-то ребенку вернуть материнскую заботу, это №1. Если такой возможности нет, потому что бывают и трагические ситуации, почему один из родителей выключается из семейной системы. Конечно, очень важно, чтобы сохранялась близость с другими родственниками, которые могут взять на себя эту функцию и как-то заменить.

Оксана Мищенко: Да, и замещают это.

Илья Смирнов: Терапия родительской любовью, как описывал Драпкин, даже был такой метод психотерапии.

Основная терапия – это родительская любовь. И если есть возможность как-то ребенку вернуть материнскую заботу - это №1

Виктория Читлова: Каждый психолог и психиатр знает, что когда ребенок рождается, и идет тактильный контакт с матерью, с грудью, то ребенку посылается невербально еще такая информация, которую он понимает интуитивно, что он в безопасности, мир вокруг ясен, комфортен, приятен. И если ребенок оказывается вне этих обстоятельств, то высок риск развития невротических депрессивных состояний с особой картиной, которую сейчас нам Илья рассказал. А что если сама мать имеется, полноценная семья, но мама очень тревожная. Как это может отразиться на психике ребенка, может быть, даже уже повзрослее, 3, 4 годика?

Оксана Мищенко: Ребенок будет просто стопроцентно считывать состояние мамы и тоже будет тревожным, потому что очень сильная симбиотическая связь между мамой и ребенком, и чем младше ребенок, тем она сильнее, как бы пуповина продолжается. И ребенок будет буквально брать из воздуха все ее состояние, перекладывать на себя и вести его, отзеркаливать ее поведение. И они будут сталкиваться неизбежно в этом.

 

Виктория Читлова: Расскажите, как выглядит тревожное поведение матери и тревожное поведение ребенка?

Оксана Мищенко: Может быть гиперопека, что самое распространенное.

 

Виктория Читлова: Контроль?

Оксана Мищенко: Да, мама очень сильно боится за ребенка, никуда не отпускает постоянно. Телесный контакт важен, но иногда его много, потому что мама делает так: куда бы ребенок ни прыгнул, ни залез, она все время пытается его удержать. И, соответственно, есть много страхов, которые не дают ребенку развиваться. Это такой барьер, через который ребенок пытается перепрыгнуть, у него не получается, потом он сдается и получаются адаптивные взрослые.

Илья Смирнов: Мы начинаем говорить сейчас про ребенка, про определенные реакции детей. Но мы не забываем, что детство переходит в подростковый возраст, и очень часто эта гиперопека с ребенком остается. И вот здесь как раз и таятся многие угрозы, нередко это становится почвой для бурных протестов, выливающихся в бурные поведения, аномально протекающий подростковый

 

Виктория Читлова: Пример приведите.

Илья Смирнов: Когда дети, стремясь вырваться из этой мелочной гиперопеки, особенно если дети сами по себе достаточно стеничные, склонные к протестному поведению.

 

Виктория Читлова: То есть отличаются от психастеничности мамы.

Илья Смирнов: Да, может быть, они стремятся к побегам из дома, к тому, чтобы любыми путями вырваться из семьи, и часто альтернативу для общения находят через асоциальную среду, как некий вызов этим моральным устоям, исходящим из гиперопекающей семьи.

 

Виктория Читлова: Насколько я понимаю, что убегать можно и в компьютерную зависимость, потому что пока ты сидишь в Интернете, за тобой никто там не наблюдает, ты можешь путешествовать куда захочешь, заходить на разные сайты либо непосредственно играть в игры, это тоже своего рода эскапизм, насколько я себе представляю.

Оксана Мищенко: Большая свобода и чувство ответственности.

Илья Смирнов: Если мы сейчас говорим именно о варианте нормального состояния, потому что компьютер стал такой же зависимостью, как и прочие зависимости, и нередко она маскирует более серьезные проблемы психического здоровья.

Но в случае психического здоровья это часто бывает бегством в свой виртуальный мир, мир фантазий.

Компьютер стал такой же зависимостью, как и прочие зависимости, и нередко она маскирует более серьезные проблемы психического здоровья

Виктория Читлова: Где нет контролирующего надзирателя.

Илья Смирнов: Если более активный ребенок, он побежит в социум. Если ребенок более пассивный, домосед, для него выход в мир – компьютер.

Оксана Мищенко: В виртуальности ты можешь все – вот это самое основное, потому что ты играешь и владеешь ситуацией, ты владеешь жизнью, ты можешь быть здоровым монстром, ты можешь переубивать всех злых людей, ты можешь даже материться и тебе слова никто не скажет. Это просто колоссальная свобода, которая вдохновляет детей и взрослых.

 

Виктория Читлова: А как вернуть ребенка в реальную жизнь? «Вот здесь у меня в комнате живет тревожная мама, а в Интернете я свободный монстр». Но жить его надо научить, верно? Что могут здесь предложить психологи и психиатры?

Илья Смирнов: Опять же, если мы говорим про вариант нормы. Все-таки норма отличается от патологии тем, что не слишком далеко заходит ситуация и сохраняется возможность контроля над ней без специальных медицинских средств, скорее психологическая работа. Тут можно предложить вариант, если не получается родителям самим осознать проблему, обратиться к специалистам. Очень много вариантов семейной психотерапии, которая все больше и больше оправданно набирает популярность. На самом деле, она самая оптимальная и эффективная.

 

Виктория Читлова: Когда и ребенок, и родители находятся одновременно…

Оксана Мищенко: Целиком в системе.

 

Виктория Читлова: С ними одновременно идет работа?

Илья Смирнов: Находятся в системе. Если мы сейчас заговорим о психической патологии и на примере работы нашей клиники, даже в ситуации, когда, казалось бы, требуется медицинская помощь, все равно обязательно мы понимаем, что ребенок происходит из семьи, и нужно работать с семьей, даже в ситуации, когда развивается какое-то патологическое состояние.

Ребенок происходит из семьи, и нужно работать с семьей, даже в ситуации, когда развивается какое-то патологическое состояние

Виктория Читлова: Очерчу условия: если семья была полноценная, ребенок нормально развивался, и на каком-то периоде взросления родители решают разойтись. С чем может столкнуться ребенок и как стоит вести себя родителям с ним?

Илья Смирнов: Я думаю, тут больше переадресовать можно вопрос психологу. Психотравмирующим фактором выступает чаще всего не сам развод, а отношения в системе конфликтующие родители и ребенок. Даже чаще после развода, когда начинаются конфликты, связанные с тем, что ребенка делят, с кем он должен больше общаться, либо наоборот, стремятся друг на друга спихнуть.

 

Виктория Читлова: Либо манипулируют ребенком.

Оксана Мищенко: Да, манипуляции друг другом и ребенком.

Илья Смирнов: Родители пытаются друг другу отомстить, друг друга наказать, что-то доказать друг другу.

 

Виктория Читлова: Перетягивая ребенка на свою сторону.

Илья Смирнов: Это в большей степени выступает психотравмирующим моментом, чем сам развод. Мы прекрасно понимаем, что разводы становятся реальностью нашего времени. Но при этом можно этот процесс сделать не настолько травматичным для ребенка, если люди будут по-взрослому себя вести и договариваться.

Оксана Мищенко: Когда касается вопрос развода и ребенка, я всем родителям всегда советую первый шаг – это вместе, чтобы два родителя присутствовали, поговорить с ребенком о том, что происходит. Из моей практики оказывается так, что родители что-то между собой решают и ребенку не говорят. И ребенок находится в невротизированном состоянии, в стрессе. Что такое страх? Это неизвестность, когда мы не знаем, что происходит, что сейчас будет, как это будет. И естественно, мы пугаемся. К нам приходит этот страх и стресс, соответственно, это испытывает ребенок. Поэтому если вы попали в такую ситуацию, обязательно поговорите с ребенком, но вместе, чтобы не было такого, что папа одно сказал, мама сказала другое. А ребенок находится в непонятной ситуации, потому что не совпадают показания.

Изначально мама с папой должны договориться между собой, о чем они будут говорить ребенку, как будет дальше. Когда мы знаем, что происходит, нам уже проще, потому что мы понимаем ситуацию, мы ею можем как бы управлять, потому что мы в курсе, о чем речь вообще.

 

Виктория Читлова: Плюс ребенок себя чувствует участником этой истории, он вовлечен, к нему проявили уважение.

Оксана Мищенко: Да, с ним советуются, он чувствует себя полноценным членом семьи. А что при разводе происходит у ребенка? Падает самооценка.

 

Виктория Читлова: «Я не важен, не нужен».

Оксана Мищенко: И вот начинается агрессия, потому что ребенок начинает себя винить, потому что он же не понимает, в чем дело, что происходит, а он такой краеугольный камень: «А вдруг это из-за меня, я что-то не так сделал». И родители добавляют тоже масла в огонь.

Илья Смирнов: Отягощающий фактор еще в виде уважаемых всеми нами и любимых бабушек и дедушек, которые даже в большей степени, чем родители подогревают эти конфликты. Видимо, есть своя затаенная обида на противоположную сторону. И когда ребенок встречается с бабушками, с дедушками, его часто накручивают, и ребенок обычно возвращается с таких свиданий в состоянии не вполне стабильном.

Оксана Мищенко: Что еще раз говорит о пользе системной психотерапии. Но, к сожалению, это идеал. Не все способны на это, но я думаю, что мы потихонечку придем к этому.

Илья Смирнов: В психотерапии не то, что все проблемы за тебя решит специалист. Нужно понимать, что это лишь некое направление, которое тебе могут дать.

В психотерапии не то, что все проблемы за тебя решит специалист. Нужно понимать, что это лишь некое направление, которое тебе могут дать

Виктория Читлова: А ответственность личная у родителей.

Илья Смирнов: Да, ответственность. Люди тоже забывают, и часто бывает неуспех психологической помощи, строятся иллюзии или возлагаются напрасные надежды, что сейчас этот волшебник решит все проблемы в семье. На самом деле, этот волшебник лишь дает инструмент, объясняет какие-то вещи.

Оксана Мищенко: Направляет и показывает, как это выглядит со стороны, чтобы не было белых пятен.

 

Виктория Читлова: В своей работе с пациентами и клиентами я говорю, что психотерапия – это лошадиный труд, Ваш и специалиста, но прежде всего Ваш.

Оксана Мищенко: Зато какие результаты, оно того стоит.

Психотерапия – это лошадиный труд, Ваш и специалиста, но прежде всего Ваш

Виктория Читлова: Вот случилось, что произошел развод, либо еще хуже ситуация, когда ребенок родился уже в неполной семье. Какие риски для ребенка? Какие отклонения бывают у детей, с чем психологически сталкиваются детишки?

Оксана Мищенко: Я еще хочу сказать по поводу развода, когда уходит отец из семьи. У нас сейчас в России принято, что ребенок остается с мамой. И вот здесь очень важный момент, я просто хочу его обязательно проговорить, потому что он важный.

 

Виктория Читлова: Пожалуйста.

Оксана Мищенко: Почему-то считается, что если из семьи ушел отец, это очень сильный стресс, и ребенок сильно переживает, и папа переживает. Но на самом деле, при благоприятном течении обстоятельств, когда отец присутствует в жизни ребенка, когда он всегда на связи, когда они видятся в выходные или еще в какие-то дни, оговоренные заранее, то это не является стрессом для ребенка, потому что ребенок знает, что отец у него есть. И вот это очень важно понимать.

 

Виктория Читлова: И это возможно осуществить?

Оксана Мищенко: При условии, что люди взрослые, могут договориться между собой, как это все будет происходить. И если такого не бывает, что папа обещал и не пришел, прошло 2 месяца, ребенок в стрессе. А когда нормальные здоровые отношения, когда все оговорено и все понятно, у ребенка нет стресса.

 

Виктория Читлова: Когда ребенок воспитывается одним из родителей, чаще всего, это мама. Какие могут возникнуть сложности в воспитании, в проявлении поведения у такого ребеночка?

Оксана Мищенко: Если семья неполная, и ребенок лишился папы либо папы вообще не было, возникает сразу же первый вопрос: не будет ли ребенок расти как-то неполноценно в такой семье, когда там только мама? Я в таких случаях советую найти некого заместителя, то есть мужскую фигуру, заместителя отца. Это может быть дедушка, дядя, брат, кто-то из семьи, это может быть кто-то из добрых старых знакомых мужского пола, который может подавать пример, быть мужской фигурой в жизни ребенка.

 

Виктория Читлова: В советские времена это делалось коллективно, всем подъездом.

Оксана Мищенко: К сожалению, советские времена прошли.

Илья Смирнов: В советские времена это считалось и порочной ситуацией, когда ребенок рос без отца. И мы знаем примеры, когда это осуждалось.

 

Виктория Читлова: Детей гнобили.

Оксана Мищенко: Сейчас наоборот.

 

Виктория Читлова: Сейчас проще социум относится.

Илья Смирнов: Это не к тому, что мы приветствуем то, что дети растут одни, но тем не менее общество смотрит на это лояльнее. Может быть, за счет этого меньше невротизации по этому поводу у детей.

Оксана Мищенко: Потому что просто уже привыкли люди к этому. Я не буду давать статистику, но это приблизительно 8 детей из 10.

Илья Смирнов: Вряд ли сейчас, по крайней мере, в крупном мегаполисе ребенка в школе будут этим дразнить.

Оксана Мищенко: Я о том и говорю, что это настолько распространено, что все это воспринимают уже, к сожалению, как норму. Никто не удивляется тому, что папы нет.

Мы не приветствуем то, что дети растут одни, но общество смотрит на это лояльнее. Может быть, за счет этого меньше невротизации по этому поводу у детей

Виктория Читлова: Конечно, времена меняются, но все-таки имеет ли отражение, если ребенок воспитывался только мамой?

Оксана Мищенко: Смотря как воспитывался. Если мальчик воспитывался мамой с той же самой гиперопекой, «ты у меня свет в оконце и единственный мужчина в моей жизни, и все для тебя», то, конечно, отразится.

Если мальчик воспитывался ровно, здорово, нормально, как будто семья полноценная, есть мама, есть родственники, есть друзья мамы, и у ребенка есть друзья, ничего особенного и страшного не происходит. Главное – как к этому относиться и как это преподносить ребенку. Если не зацикливаться на этом, не гипертрофировать то, что нет папы и нет мужчины, и при этом давать полноценное воспитание… Что такое вообще воспитание? То есть питать ребенка всем, что у нас есть в наличии. Я не думаю, что он будет какой-то обделенный.

 

Виктория Читлова: Давайте попробуем перейти к ситуациям, которые от нормы отличаются и уже могут быть заметны, когда ребенок развивается несколько в отличающемся виде от своих сверстников. Какие формы отклонений в развитии бывают и почему?

Илья Смирнов: Это целый раздел детской психиатрии, но для каждого возраста есть своя специфика. Нужно помнить то, что если мы говорим про детский возраст, то психика ребенка развивающаяся, это открытая система, динамичная система, это ее сильные стороны, но в то же время и слабые.

С одной стороны, психика оказывается более уязвимой к различным вредным воздействиям, а с другой стороны, имеет возможность за счет пластических свойств восстанавливаться. И есть примеры, когда даже при какой-то грубой патологии идет постепенное восстановление до нормы. Если мы говорим про детский возраст, то многие патологические ситуации сказываются на развитии ребенка, и возникает отклонение в развитии.

 

Виктория Читлова: Например?

Илья Смирнов: Например, когда идет задержка формирования речевых функций, моторных функций, когда ребеночек начинает позже ходить, страдает мелкая моторика, когда ему сложно что-то делать руками, не формируются длительные навыки, не может самостоятельно одеваться, держать ложку, вилку. Особенно такой уязвимой функцией оказывается речь. Это всегда бывает первый маркер и признак, и обычно обращаются с жалобами на то, что у ребенка не формируется речь или формируется неправильно. Это первое, на что обычно обращают внимание родители, даже в ситуации, когда проблемы лежат совсем в иной плоскости. Это в целом психическое, интеллектуальное развитие ребенка, это развитие эмоционально-волевой сферы, его поведения, каких-то особенностей. И это вариант самый простой. Бывает диссоциированное развитие.

 

Виктория Читлова: Это что такое?

Илья Смирнов: Это интересный вариант, когда у ребенка идет опережение формирования каких-то отдельных навыков, то есть какие-то навыки могут неожиданно выпячиваться, но при этом более простые навыки не формируются.

Оксана Мищенко: Когда в год считает, говорит по-английски. Читает Шекспира в подлиннике, а по ступенькам ходить не может.

Илья Смирнов: Это все правда, это не придуманные примеры. Или, допустим, владеет какими-то математическими навыками, но почему-то при этом не идет у него речь или развивается речь достаточно однобоко.

Диссоциированное развитие – это когда в год считает, говорит по-английски, читает Шекспира в подлиннике, а по ступенькам ходить не может

Виктория Читлова: Врачи считают это отклонением?

Илья Смирнов: Мы можем считать, что это отклонение по дальнейшему развитию, потому что это очень часто бывает предвестником более серьезных отклонений в развитии, когда развитие у ребеночка идет, а базисные навыки не формируются либо вообще распадаются те навыки, которые формировались изначально с опережением, либо они остаются изолированно гипертрофированными, а в целом такого гармоничного развития не происходит. Такие особенности наблюдаются при таком распространенном сейчас заболевании, как аутизм, аутистический тип развития.

 

Виктория Читлова: Расскажите, что это такое? Мне кажется, это уже чуть ли не ругательство.

Оксана Мищенко: Ставят диагнозы в 8 месяцев.

 

Виктория Читлова: Ставят диагнозы соседи, что «у тебя аутист» и все такое. Что это такое?

Илья Смирнов: Вопрос сложный, что такое аутизм, и до конца специалисты между собой не могут договориться. Это сборное определенное состояние, некая сборная солянка, где бывают разные патологии, но объединенные общими признаками. И в первую очередь, эти признаки затрагивают сферу коммуникации, общения ребенка. Первое, с чем у всех ассоциируется ребенок-аутист, это ребенок, не стремящийся к общению.

Первое, с чем у всех ассоциируется ребенок-аутист: это ребенок, не стремящийся к общению

Виктория Читлова: Он сидит сам по себе, играет?

Илья Смирнов: Он может играть сам по себе, бывает просто пассивное поведение в социуме, когда ребенок игнорирует, что происходит вокруг, когда даже не дифференцирует живое от неживого. Вот один из признаков аутизма, что живое существо, что не живое, единственное, он может здесь выделять объект – мать, но обычно отношение к матери оказывается потребительское.

 

Виктория Читлова: Как выглядит это потребительские отношения?

Илья Смирнов: Ребенок пассивно себя ведет и ни на что не обращает внимание, но мама должна быть в поле зрения, как некий объект защиты.

Оксана Мищенко: Либо взаимодействие с мамой, это подойти и сделать так, чтобы она что-то сделала.

 

Виктория Читлова: Отклик проявила.

Оксана Мищенко: Вроде бы он идет навстречу, мама радуется, а на самом деле, ребенок просто технически подошел, чтобы ему что-то сделали, что он не может сделать.

Илья Смирнов: Может быть, в туалет отвели, достали какую-то вещь, выполнили какой-то его ритуал, что свойственно бывает детям-аутистам. Очень часто дети требуют от матери тактильного взаимодействия, могут с силой обнимать.

 

Виктория Читлова: С агрессией даже?

Илья Смирнов: Причем это очень тонкая грань перехода в агрессию.

 

Виктория Читлова: То есть ребенок не чувствует эмоциональных тонкостей?

Илья Смирнов: Нет тонкой эмоциональной дифференцировки.

 

Виктория Читлова: Не настроен на личность и эмоции другого человека, взгляд погружен как бы внутрь себя?

Илья Смирнов: Да, в отсутствии способности к считыванию эмоций. При этом возможны парадоксальные реакции на те стимулы, которые часто бывают и не значимы.

 

Виктория Читлова: Например?

Илья Смирнов: Могут быть нелепые страхи определенных предметов, определенной формы, цвета, людей, которые, может быть, такого роста или с бородой. И сфера коммуникаций. Опять же, такие специфические особенности развития речи. И очень часто обращаются родители с тем, что у ребенка проблемы с речью: «У нас речь не развивается, задержка развития речи».

 

Виктория Читлова: Да, там есть разные варианты.

Оксана Мищенко: Там может быть все что угодно.

Илья Смирнов: Смотришь, а у ребенка-то есть способности, у него работают зоны коры головного мозга, и он способен говорить. Подчас даже у него прорывает, и он может сказать достаточно чисто фразу или слово. И проблема здесь не в речи, потому что речь не направлена на коммуникацию. Ему не нужна речь как инструмент коммуникации, потому что развитие речи стимулирует у человека коммуникацию.

 

Виктория Читлова: Это чтобы общаться с другими людьми.

Илья Смирнов: Интересные бывают примеры. Бывает, когда не формируется речь, но мы видим, что ребенок все понимает, он использует все возможные инструменты, чтобы донести, как с другими людьми общаться, с детьми, со взрослыми, это активное использование мимики, жестов, агрессии.

 

Виктория Читлова: Но это не ситуация аутизма?

Илья Смирнов: Не ситуация аутизма. Бывают еще варианты задержки психоречевого развития, и там могут проявляться отдельные вторичные аутистические черты. Это очень тонкая диагностика, и здесь можно это увидеть только на осмотре, когда уже есть опытный взгляд на проблему.

 

Виктория Читлова: Я немножко резюмирую. Если у ребенка отстает речь в развитии, это не значит сразу аутизм. И здесь очень важно, чтобы диагност, хороший специалист, желательно, чтобы это был психиатр, разобрался в деталях. И если будет определено что к чему, то будет необходима психологическая работа, и вы, по крайней мере, будете понимать, что происходит с вашим ребенком.

Оксана Мищенко: Лучше сразу 3 специалиста – психиатр, психолог и логопед.

Если у ребенка отстает речь в развитии, это не означает сразу аутизм. И здесь очень важно, чтобы диагност- психиатр разобрался в деталях

Виктория Читлова: Здесь нужен комплексный подход. В каком возрасте возможно поставить аутизм, как диагноз?

Илья Смирнов: У меня был недавно пример, когда привели ребенка возраста 9 месяцев. Действительно редкий случай, когда родители, учитывая, что это первый ребенок, обратили внимание на какие-то особенности поведения ребенка, что он вдруг перестал смотреть в глаза, хотя у него был хороший комплекс оживления, перестал радоваться близким, стал больше замыкаться в себе.

Игра ребенка является признаком нормального развития, ребенок развивается через игру. Как бы мы ни пытались ребенка сделать слишком умным в наше время, научить его всему, чуть ли не университет заканчивают уже в 3 года и знают несколько языков, ребенок должен развиваться через игру, и игровая деятельность является хорошим признаком. Если она приобретает стереотипный характер, ребенок выбирает одни и те же предметы, по каким-то нелепым признакам, по форме, отдельным сторонам свойств этого предмета, по форме. Часто любят круглые, вращающиеся предметы, с которыми начинают совершать манипулятивные действия. Мы видим, что дальше игра не переходит в иные качества, отсутствует ролевая игра. Здесь можно тоже заподозрить какие-то патологические признаки аутистического свойства.

Игра ребенка является признаком нормального развития, ребенок развивается через игру

Виктория Читлова: У всех на слуху синдром гиперактивности с дефицитом внимания. Когда он проявляется, как он проявляется и что делать?

Илья Смирнов: Я считаю, что это проблема, которая сейчас ушла в тень. Очень много сейчас говорится про аутизм, иные проблемы детского возраста, хотя проблема гиперактивного ребенка колоссальна и очень актуальна. Проявляется синдром двигательной гиперактивности с раннего детства, это не проблема школьников.

 

Виктория Читлова: Когда они носятся на переменах…

Илья Смирнов: Тут сложная ситуация в том, что выявляется в школьный период.

Оксана Мищенко: Когда сидеть нужно долго.

Илья Смирнов: Это проблемы, когда ребенку нужно 45 минут просидеть, это уже не играть на полу в детском садике, нужно сидеть, это уже регламент. Но к очень большому сожалению, лечение и диагностика этих состояний начинаются позже. Это тоже вариант, который бывает следствием органического поражения головного мозга.

Сейчас много бывает проблем при беременности и родах, гипоксические поражения, травматические. И проявляться это начинает тем, что у ребенка сохраняется аномальная хаотичная двигательная активность. Если по мере развития ребенка постепенно его поведение, его движения приобретают целенаправленный характер, контролируемый, то если мы посмотрим на такого ребенка, то это уж на сковородке.

Илья Смирнов: Когда ты на него прикрикнешь раз, и хватит его на 10 секунд.

 

Виктория Читлова: А про внимание, про мышление что скажете?

Илья Смирнов: Это обычно бывает в комплексе. Сейчас модно выделять диагнозы по синдромам гиперактивности. Как правило, гиперактивные дети страдают комплексом так называемых когнитивных, познавательных нарушений. При том, что эти дети с хорошим интеллектуальным потенциалом. Это не дети с интеллектуальным недоразвитием, но в силу того, что у них страдает часто память, страдает внимание, эти дети могут показывать гораздо хуже результаты, чем они на самом деле могут показать. И трагедия ситуации в том, что компенсация таких расстройств обычно приходится на возраст 12-13 лет, когда это уже половина времени того, что он провел в школе.

Гиперактивные дети страдают комплексом когнитивных, познавательных нарушений. При том, что эти дети с хорошим интеллектуальным потенциалом

Виктория Читлова: А что можно было сделать до этого?

Оксана Мищенко: Помимо медикаментозного лечения не нужно исключать развивающуюся нейропсихологию, кинезиологию, это замечательная практика, техника, которая позволяет через движение, через моторику работать с головным мозгом. Почему неусидчивость или утомляемость очень сильная? Потому что идет несогласовка правого и левого полушария. Пока в левое войдет, с правым договорится, пока оно туда-сюда будет перебегать, ребенок уже устал.

Задача была маленькая, когда обычный здоровый ребенок без каких-либо неврологических трудностей, у него раз – и все получилось. А ребенку, у которого гиперактивность, сложнее это в 10 раз. Поэтому мы наблюдаем белых или зеленых детей, которые приходят после школы, после пары занятий, и они на самом деле устали физически, психологически.

Илья Смирнов: Трагедия еще в том, что все проблемы как раз начинаются в основном в школе. И такой ребенок оказывается часто изгоем в классе, потому что он неудобен никому. Он неудобен учителю, он неудобен другим детям в классе, которых 30 человек. Несколько лет назад была возможность определения таких детей в адаптивные классы, даже были школы здоровья, где 12, 15 человек было в классе, и можно было как-то ребенка лучше адаптировать.

Нередко возникает реактивное состояние, дети чувствуют себя несостоятельными. И отсюда могут быть реакции поведенческого психопатоподобного плана, когда ребенок становится агрессивным, у него идет встречная агрессия.

 

Виктория Читлова: Протестная или депрессивная?

Илья Смирнов: Протестная. И депрессивные реакции бывают тяжелые, и я должен констатировать тот факт, работая в психиатрической клинике, что имели место и суицидальные проблемы у детей на фоне переживания своей несостоятельности.

 

Виктория Читлова: Это какой возраст уже характерен?

Илья Смирнов: Даже младший школьный возраст.

 

Виктория Читлова: Вообще сложно представить себе, чтобы ребенок младшего школьного возраста мог додуматься до суицидальных мыслей. Есть такая практика?

Илья Смирнов: Есть такая практика и есть такие, к сожалению, наблюдения. Наблюдение есть даже, что дошкольники имели суицидальные намерения и совершали попытки. Но то, что сейчас дети более младшего возраста уже осознают проблемы жизни и смерти и могут осознанно на эту тему размышлять и делать выбор, это факт такой есть.

Сейчас дети младшего возраста уже осознают проблемы жизни и смерти и могут осознанно на эту тему размышлять и делать выбор

Виктория Читлова: Это какие-то общесоциальные тенденции?

Илья Смирнов: Возможно, общесоциальные, информационные тенденции.

 

Виктория Читлова: В окружении, в котором находится ребенок?

Илья Смирнов: Да.

 

Виктория Читлова: Почему вдруг такой взрыв интереса к этому? Мне кажется, это что-то артифициальное. Как вы думаете, коллеги, искусственно?

Илья Смирнов: Проблема суицидов актуальна во всем, давайте сразу развеем мифы. Это не проблема исключительно того, что у нас сейчас некая кризисная, не очень хорошая ситуация в экономике. Проблема суицидов актуальна во всем мире, во всех развитых странах. И, к очень большому сожалению, если мы наблюдаем снижение суицидов среди взрослого населения в мире, то среди подростков и детей число суицидов возросло за последние 30 лет в 30 раз.

 

Виктория Читлова: С чем связана эта ужасная цифра?

Илья Смирнов: Можно говорить о социокультуральном определенном влиянии, что сама жизнь обесценивается. Недавно я был на конференции, очень умно один человек размышлял про эру постмодернизма, когда вообще обесценивается человеческая жизнь, когда подчеркивается право каждого человека распоряжаться своей жизнью, своими поступками. Возможно, это облегчает этот выбор, когда человеку не на что опереться, на какие-то убеждения, на ценности. Но это одна сторона медали.

Как психиатр, я могу сказать, что действительно очень часто бывает, что проблемы с психическим здоровьем просматриваются, и они лежат в основе суицидального поведения. Вот в частности, мы привели сегодня пример про детей с органическими проблемами головного мозга, когда они оказываются в ущербном состоянии. Есть проблемы подростковых депрессий, о которых можно очень много говорить и которые очень часто протекают под масками, которые часто не распознаются с самого начала, и нет такого классического течения, как у взрослых.

 

Виктория Читлова: Как вы работаете, как осуществляется ваша деятельность и что делать родителям, если они вдруг захотят обратиться к специалистам вашего профиля?

Оксана Мищенко: Я – детский психолог, и работа в основном с игровой терапией, не директивная игровая терапия, это когда ребенок ведущий, а терапевт за ним идет, находится рядом и делает то, что скажет ребенок. Там целиком и полностью перекидывается ответственность на ребенка, потому что ребенок сам решает во что играть, как играть, каким образом все это должно происходить, и вот она, та самая свобода.

 

Виктория Читлова: Которой ребенку не хватало.

Оксана Мищенко: Да, то есть ему предоставляется полная свобода, но с большим позитивным условием – то, что взрослый, терапевт в виде взрослого человека, фигуры взрослого человека принимает все, что он делает. Нет никакой критики. Если даже ребенок будет закапывать кукол, изображающих родителей, в песок, кого-то хоронить или ругаться, это все будет воспринято, как норма. На лице терапевта не будет ни осуждения, никакой критики. Ребенок попадает на час в условия безусловной любви.

 

Виктория Читлова: Полнейшего принятия.

Оксана Мищенко: Да, и полного принятия. И это очень терапевтично.

 

Виктория Читлова: К Вам прямиком клиенты могут обратиться и как это осуществляется?

Илья Смирнов: У меня 2 аспекта моей деятельности – это работа в стационаре, где мы сталкиваемся уже с серьезной психопатологией. Есть еще у меня консультативная амбулаторная работа.

 

Виктория Читлова: Но Вы же и психотерапевт в том числе?

Илья Смирнов: Да, и психотерапевтическая работа. И я могу сказать, что за несколько лет зарекомендовала себя практика совместных консультаций. В этой связи я считаю, что это огромный прорыв, что мы можем в комплексе смотреть на ту ситуацию, которая происходит с семьей, с ребенком, когда ты участвуешь в совместной работе с психологом.

 

Виктория Читлова: Когда Вы опрашиваете ребенка, сидят 2 специалиста – и психиатр, и психолог?

Илья Смирнов: И психолог.

Оксана Мищенко: Как раз с двух сторон сразу все уже понятно.

 

Виктория Читлова: Оценивается максимально качественно.

Оксана Мищенко: И дальше уже понятно, к какому специалисту ребенку дальше следовать.

 

Виктория Читлова: Дорогие коллеги, я вас благодарю за наш эфир, он очень насыщенный. К сожалению, в 45 минут такую огромную проблематику не втиснешь, но мы, я думаю, основные позиции рассказали. Благодарю вас, дорогие друзья. Дорогие мои слушатели и зрители, я жду вас через неделю, мы снова увидим здесь наших коллег, специализирующихся в детской психиатрии и психологии. Всего доброго.