Микробиоценоз носоглотки и лечение его нарушения

● Что такое микрофлора человека

● Микробиом: друзья или враги человека?

● Нормальная микрофлора носоглотки

● Пробиотические препараты лечения микробиоценоза носоглотки

● Бактериофаг и антибиотики: что лучше для лечения носоглотки

Георгий Степанов: В эфире программа «Ухо. Горло. Нос» и я, ее ведущий Георгий Степанов. Сегодня мы с вами поговорим о микробиоценозе носоглотки, о том, какие микроорганизмы живут у нас в носоглотке и в других ЛОР-органах, какие проблемы могут возникать в связи с нарушением качественного или количественного состава микрофлоры. В теме мне поможет разобраться мой гость, аллерголог-иммунолог детской поликлиники №125 Сергей Георгиевич Лифанов.

Давайте разберемся, что, в принципе, представляет собой микрофлора человека и почему мы говорим о таком понятии, как микробиоценоз, дисбактериоз. Что представляет собой нормальная микрофлора человека - давайте по порядку.

Сергей Лифанов: Настолько тема сейчас актуальна, настолько сейчас востребована во всем мире, проводятся масштабные исследования в этом направлении. Понятно, что нас вынудило определенное обстоятельство, условие. Мы сейчас на пороге определенного дисбаланса в системе, когда бактерии, которые нас окружают, в какой-то степени перестали быть для нас абсолютно нашими друзьями, нашими соседями и идет определенная агрессия, определенная форма войны. Поэтому, сейчас очень большое внимание микробиоценозу, микрофлоре, бактериофагам. Здесь важно понимать, что такое жизнь и организм в целом, как, вообще, важно это взаимодействие. Важно понимание, что микрофлора, микробиоценоз существует везде, повсеместно и всюду нас окружает, мы без микробов жить не можем; скорее, мы собой представляем больше микробные существа, нежели как человека самого по себе.

Георгий Степанов: Да, у вас же есть исследования, которые говорят, что если, в принципе, взвесить всё то, что населяет организм, на весах, то получится не один килограмм.

Сергей Лифанов: Безусловно, да. Если, вообще, в количествах разбирать этот момент, ученые подсчитали на сегодняшний день, что в теле взрослого человека микробов около 3 килограмм. Это такое разнообразие и всё это существо в нас, микрофлора, и несет в себе интересную функцию, нагрузку. Ученые говорят, что среднее наименование количества бактерий, номенклатура, от 1000 до 3000 разных представителей. Отсюда как раз вытекает понятие о дисбиозе, анализе на дисбактериозы.

Георгий Степанов: То есть это именно не сумма, а разновидности?

Сергей Лифанов: Это разновидности: лакто-, бифидо-, стрепто-, стафило- и так далее, около 3000 наименований бактерий. Сейчас ученые пришли к мнению, что это целый огромный генетический организм, у него есть своя собственная геномика, гены, и это называется микробиома. Сейчас правильное современное название не микробиоценоз, не микрофлора, а микробиом, или микробиота, потому что это несет определенный генетический посыл.

Георгий Степанов: Для многих бактерии – это враги. Если мы будем брать конкретно микробиоценоз, нормальный микробиоценоз, микробиом, как вы сказали, это друзья, или это враги?

Сергей Лифанов: Здесь как раз подходим к важному вопросу, что собой вообще представляет норма, понятие нормы. Отсюда вытекает любимое направление, как сделать анализ на дисбактериоз.

Понятие нормы в плане микробиома – это очень, очень индивидуально. Микрофлора – это некий паспорт организма. Как индивидуально есть у нас отпечаток пальца, сетчатка глаза, так же у каждого человека своя собственная микрофлора. Формирование микрофлоры очень от многих факторов зависит, как ребенок был рожден, кесарево или самостоятельно, что, с чем ребенок был приконтактирован, с мамой, либо с руками непосредственно того, кто принимал роды, и такая у него становится постоянная резидентная флора. Постоянная флора – мы сейчас тоже разберем, какая считается нормой, какая считается не нормой.

Еще на формирование флоры влияют такие условия, как собственный иммунитет, свои тонкости, свой рецептурный профиль, потому что бактерии должны к чему-то присоединяться, а рецепторы имеют большое разнообразие, разную структуру, разные гистосовместимости, комплексы. Соответственно, эта флора, определенные любят, определенные не любят, определенная флора будет постоянной, а другая флора будет временной, появляться и уходить. Иммунитет, безусловно, иммунная система, группа крови влияет также на определенный видовой состав и еще много-много факторов, но больше внешних, экологических; факторы питания – это тоже флора приспосабливается. То есть задача микрофлоры – организовать целостность организма, где она живет, и дать очень важные, полезные функции.

Георгий Степанов: Какие?

Сергей Лифанов: Конечно, флора выполняет чрезвычайно важную роль, отсюда идет у нас посыл медицинского значения – лечение, восполнение при каком-то дисбалансе. Функций можно очень много перечислять по микрофлоре, но прежде всего, конечно, это устойчивость организма к внешней среде. Мы заселены настолько, что сложно сказать, где у нас нет микрофлоры. Обнаруживают даже в лимфе, даже во внутренних органах есть определенные следы, даже есть понятие о переносе флоры во внутренние органы, где вообще закрыто, такие закрытые системы, где они тоже влияют. По достаточно современным, последним данным флора даже переносится в грудное молоко и есть там пути, как это всё распространяется.

Георгий Степанов: Вернемся к носоглотке. Что входит в нормальный состав микрофлоры носоглотки?

Сергей Лифанов: Прежде всего, еще раз подчеркну, что это очень индивидуально. Мы тогда касаемся вопроса, что норма, что не норма, когда у нас возникает какое-то патологическое состояние. Отсюда будем решать, что нам предпринять. Прежде всего, в носу живут те микробы, которые достаточно хорошо себя чувствуют при кислороде, так называемые аэробы, кто спокойно воспринимает кислород и этого не боится. Соответственно, где кислорода нет, там живут анаэробы. Аэробы и анаэробы, очень похожие понятия. В основном, в микрофлоре здорового человека, можно сделать ему мазочек и посмотреть, там такое разнообразие, что порой шевелятся волосы. Там мы найдем стрептококки, там мы найдем стафилококки, бактероиды, нейссерии, коринебактерии и очень много, много других представителей, которые очень пугают большинство врачей. При этом, человек прекрасно с ними живет. Пациенты очень часто с этим обращаются, особенно в рамках диагностики женщин, которые планируют родить ребенка. Им проводят не только ToRCH-инфекции, но еще делают мазок носоглотки. Когда там находят прекрасный, очень красивый букет, находят стафилококк и начинают будущей маме активно лечить этот стафилококк чем только не попадя, начиная от антибиотиков, бактериофагами, и всё приводится к такому не очень хорошему явлению, как местный дисбиоз.

Георгий Степанов: Кстати, я отдельно хочу затронуть такой вопрос. Действительно, многие родители, взрослые пациенты, очень любят сдавать анализы на дисбактериоз. Я сейчас беру не только носоглотку, я беру и ухо, и дисбактериоз кишечника, самый знаменитый диагноз – дисбактериоз. В связи с этим у меня возникает вопрос. Вы сказали, каждый человек индивидуален. Возможно ли такое, что, к примеру, помимо тех бактерий, тех микроорганизмов, которые вы перечислили, что для человека может быть нормальным присутствие, допустим, каких-либо видов грибов, каких-либо видов бактерий, которые могут быть патологическими для одного человека, но нормальным отпечатком, слепком, для другого человека? Можем ли мы говорить о том, что, в любом случае, анализ на дисбактериоз индивидуален? Это раз. Второй вопрос в связи с этим: когда мы начинаем лечить дисбактериоз?

Сергей Лифанов: По порядку. Отвечаю на первый вопрос: актуальность и необходимость анализа дисбактериоза, вообще, насколько это востребовано на сегодняшний день. Еще раз подчеркну, об этом все знают и многие, уже большинство врачей склоняются к тому, что такого диагноза, как дисбактериоз, не существует, потому что это полностью нелепо.

Мы сдаем общий анализ на дисбактериоз, как правило, сдаем фекалии, стул, и пытаемся там найти причину возникших проблем. Мы должны понимать, что есть состояние дисбиоза, когда нарушается баланс. Дисбиоз – это более правильно, биотические нарушения, но, как правило, это следствие. Изначально есть причина, которая приводит к дисбиозу. Соответственно, цепочка: причина – дисбиоз – какая-то клиническая картина. Когда мы пытаемся лечить только второе звено, обнаруживаем в анализах не первопричину. То есть эффект от лечения временный, не постоянный, а иногда бывает совершенно отрицательный результат, потому что причина дисбиоза, как правило, бывает очень глубоко, можно сравнить с айсбергом, это очень нечетко. То есть все изменения, которые мы находим в кишечнике, вторичные.

Очень часто специалисты любят обращать внимание на таких временных представителей, как грибы кандида, золотистый стафилококк, бактероиды и разные другие условно патогенные организмы. Ключевое слово – «условно патогенные». Эти организмы могут в норме присутствовать абсолютно, в принципе, практически у 100% населения, в разных регионах, где-то больше, где-то меньше, но это есть у всех и у каждого. Должны быть определенные условия, это очень важный момент, чтобы условно патогенный организм включился и началась болезнь. Он не виноват.

Анализ на дисбактериоз – условно нелеп, условно. Можно сделать определенные выводы, но это должно быть четкое понимание программы, что мы делаем, и всегда стараться найти первопричину.

Большинство врачей склоняются к тому, что такого диагноза, как дисбактериоз, не существует 

Георгий Степанов: То есть получить идеальный анализ, практически, невозможно?

Сергей Лифанов: Невозможно, такого не бывает.

Георгий Степанов: Я понял. Второй вопрос: надо ли с этим бороться, если мы находим условно патогенные микроорганизмы?

Сергей Лифанов: Я, в принципе, уже объяснил и коротко дал ответ на второй вопрос, что нужно бороться с первопричиной. Можно дисбиотические изменения, которые имеются в организме, использовать, как ресурс, как поддержание, либо для долгосрочной реабилитации – это было бы очень кстати.

Георгий Степанов: Вы сказали, что факторы зависят от региона, мы с вами говорили об иммунитете, говорили об индивидуальных, с кем контактировал ребенок, как появился на свет. Какие еще факторы могут влиять на микробиоценоз, в данном случае носоглотки, и, в принципе, ЛОР-органов?

Сергей Лифанов: Безусловно, на состояние микробиоценоза влияет состояние иммунной системы, влияет частота простудных заболеваний, чем ребенок болеет, и обязательно – чем ребенка лечат.

Георгий Степанов: Ещё очень любят пристегивать стресс.

Сергей Лифанов: Безусловно, нейросоматические заболевания, психосоматика – всё, безусловно, влияет. Экологические факторы, питание, что мы едим, чем мы дышим, даже есть данные о влиянии микроимпульсных волн, грубо говоря, мы в условиях города живем и уже в какой-то степени как микроволновки. Волны, которые пронизывают пространство, модифицируют нашу систему, особенно модификация вирусов. Мы должны не забывать, что микрофлора – это не только бактерии, но еще вирусы, грибки, простейшие, крупные клеточные создания, которых мы обзываем глистами, которых любят лечить всем, кому не попадя. Глистов находят везде, их тоже ставят причиной болезни, даже в глазах. Если у ребенка, грубо говоря, насморк, виноваты глисты.

Георгий Степанов: Вы затронули такую тему, что состав бактерий, микробиом носоглотки зависит от того, чем лечат ребенка. Довольно часто у нас встречаются ситуации, когда у ребенка уже не вирусный ринит, когда мы просто промываем носоглотку, а, допустим, прояснилась бактериальная инфекция, то есть зеленые сопли и прочее, и прочее, и прочее. Очень часто педиатры, терапевты, в зависимости от возраста, и ЛОРы любят назначать местные антибактериальные препараты. Плюс, бывают ситуации, когда у ребенка, я условно говорю, ангина, синусит, бронхит, пневмония, и мы назначаем антибиотики системно. Конечно, когда лечение под присмотром врача – это один разговор. Но очень часто люди начинают лечить себя сами. Насколько неправильно, в принципе, применение местных системных антибактериальных препаратов по отношению микробиоценозу носоглотки, и насколько еще более вредно, когда это делается бесконтрольно или, как сейчас у нас говорят, в превентивных целях, с целью профилактики, на всякий случай, чтобы не прицепилась бактериальная инфекция?

Сергей Лифанов: Что касается применения антибактериальных средств как местных, так и общих, конечно, здесь мнение, можно сказать, всемирного общего такого представления о здравомыслии нас не покидает. Если мы даем антибиотик на всякий пожарный случай, мы разрушаем очень тонко организованную микробиомную систему. Если мы туда внедряемся с благим намерением, как у нас это свойственно – хотели, как лучше, а получилось, как обычно – у нас получается каскад проблем, которые очень сложно разгребать. Бессистемное применение антибактериальных средств вносит глобальные изменения. На измененное поле приходят совершенно другие, устойчивые к антибактериальной терапии микроорганизмы, которые лечить стандартными средствами порой бывает невозможно, и у нас вступает хронический, хронизирующий процесс с переходом уже в аутоиммунную агрессию, когда долго воспаление, долго лечение постоянно бесконтрольно местными и общими антибактериальными препаратами ломают иммунную систему.

Георгий Степанов: Да, у нас люди забывают, что антибактериальный препарат, как местный, так и системный, не разбирает: свои, чужие, хорошие, плохие – он убивает всех. Наша микрофлора влияет, в том числе, на формирование так называемой биопленки, как раз, из-за нарушения может формироваться хронический очаг инфекции.

Сергей Лифанов: Совершенно верно, да. Биопленка – это условия существования, выживания бактерий в агрессивной среде. Влияние иммунной системы, контроль, всевозможные цитокиновые антитела, много-много факторов, которые влияют на флору. Должна быть определенная стабилизация, выживаемость у этой микропленки, биопленки – как раз, это условие. Биопленку формируют как патогенные организмы, так и хорошие организмы. Соответственно, когда мы вносим туда коррективы, эта биопленка не дает возможности восстановления своей собственной микрофлоры, если она является изначально патогенной.

Георгий Степанов: Соответственно, организм лишается защиты от приходящих вирусов.

Мы с вами обсудили, что у каждого свой микробиоценоз, и антибиотики могут вносить свои коррективы как в формирование биопленки, так и в защиту против плохих, я буду так называть, бактерий, немножко спущусь до примитивного. Тогда у меня следующий вопрос. Для восстановления микрофлоры очень любят использовать биопрепараты. Что такое, в принципе, биопрепараты, когда и для чего они принимаются? Можете пояснить вы этот момент?

Сергей Лифанов: Скажу, с чего начал. Сейчас мир подошел к системе попытаться исправить то, что уже было нарушено за последнее столетие, с учетом огромного применения антибиотиков в мировом масштабе. Уже почти столетие, как начали активно применять антибиотики, чуть раньше – бактериофаги, пробиотики пытаются использовать для коррекции нарушенного биоценоза. Пробиотиков большое разнообразие, со своими плюсами, со своими минусами, со своими даже отрицательными эффектами.

Начнем с отрицательных эффектов, которые зафиксированы в научной литературе. Прежде всего, бывает совершенно неадекватная реакция на пробиотик. Пробиотик, прежде всего, это медицинский препарат, который содержит живые бактерии, предназначенный для коррекции нарушенных соотношений. Важно понимать: то, что вносится в организм – пробиотик, бактерии – они чужеродны для той флоры. Они не родные, у них своя собственная генетика, у них свои собственные соотношения, консорциум это называется. Когда этот, можно сказать, пакет, такой презент попадает в кишечник, на него организм может совершенно по-разному среагировать. В среднем, в 40% – 50% случаев всё проходит спокойно, в остальных случаях идет отторжение. Но отторжение бывает по двум направлениям: когда идет бионесовместимость собственной флоры против пробиотика, пробиотик погибает и выходит; и бывает обратный эффект, бывает настолько разбалансированная собственной флорой иммунная система, что пробиотик начинает уничтожать ту флору, вытеснять её, которая изначально была родной. В этом как раз сложность пробиотической терапии. Но плюс в том, что большинство препаратов в полном объеме доходят до того места, где по ожиданиям они должны приживляться. Влияние агрессивных сред – пищеварительная система, соки, желудок с соляной кислотой – всё, что туда попадает, прекрасно там всё разрушается и остается лишь осадочная жидкость, растворенные эти системы, и дальше они уже идут. Сейчас есть современные пробиотики в виде капсул, чтобы они доходили, либо стараются сделать так, чтобы было как можно больше на единицу препарата этих бактерий, чтобы больше выжило и дошло.

Но, я подхожу к отрицательной стороне. Есть данные о чрезмерной иммунной активации пробиотиков, когда мы получаем немножечко даже аутоиммунный эффект. Есть некоторые заболевания, в которых собственная флора выступает как агрессия. Это тяжелые, например, пепсический энтероколит, там участвует микрофлора, аутоагрессия идет на флору. Есть данные о том, что при иммунном дисбалансе могут поражаться внутренние органы – бифидумбактерии вызывают ассоциированные перикардиты, воспаление сердечной сумки, или в условиях реанимации, когда идет контаминация лактобактериями катетеров. Это не так всё просто, вся система очень тонкая.

Георгий Степанов: Есть какие-то пробиотические препараты именно для лечения микробиоценоза носоглотки?

Сергей Лифанов: Есть, безусловно, да. Чаще всего мы назначаем пробиотики после того, как пациент пролечился антибиотиком. Понятно, мы гипотетически, теоретически представляем, что там нарушилась флора и мы хотим немножко её скорректировать. Чаще всего мы назначаем пробиотики, самые распространенные у нас на рынке между собой, они не кардинально отличаются. Взять, посмотреть состав, и везде бифидо-, лакто-, спорообразующие бактерии, есть симбиотики, где добавлена специальная среда, чтобы они лучше приживались. Как правило, благодаря среде, благодаря тому, что пробиотики условно перевариваются, они оказывают, конечно, положительное влияние на состав своей флоры. Очень часто бывает, если мы перестараемся с антибактериальной местной терапией носоглотки, там появляются организмы, которые не свойственны для этого места, для своей этой топики, биотопа, места проживания. Там иногда появляются кишечные организмы, кишечная палочка, которую бы не хотелось там видеть, другие организмы. Происходит, так называемая, транслокация, когда настолько нарушен биоценоз. Тогда, действительно, уместно применять пробиотик, уместно принимать средство, которое улучшает баланс флоры, мы их называем пребиотики. Как правило, это полисахариды, которые обладают свойством стимулировать рост своих собственных бактерий, являются питательной средой, им становится хорошо. Самое интересное, что современная медицина сводится именно к более безопасному лечению, профилактике именно пребиотическими продуктами, средствами, потому что это точно гарантировано, что не навредит.

Георгий Степанов: Сергей Георгиевич, Вы сказали, что используются активные пребиотические препараты, но есть так называемые бабушкины методы, народная медицина, как хотите называйте. Довольно часто для лечения ринитов и, собственно говоря, для нормализации, видимо, микрофлоры носоглотки очень любят закапывать грудным детям грудное же молоко. Как вы относитесь к этой практике?

Сергей Лифанов: Очень часто, к сожалению, обращаются с такими вопросами, можно ли. Хорошо, что спрашивают, можно ли, прежде, чем начинают это дело использовать. По роду деятельности приходится иногда самых маленьких смотреть. Да, безусловно, это бабушкины советы, не имеют никакой, можно сказать, компетентности и нет никакой доказательной базы, должно быть еще подтверждение. К сожалению, очень часто грудным детям даже с целью профилактики капают грудное молоко, с посылом о том, что в грудном молоке содержатся – и перечисляют: и иммуноглобулины, и витамины, и так далее, и так далее. Важно понимать, что грудное молоко – это, прежде всего, ценный продукт питания, но это еще и прекрасная среда для развития болезнетворных бактерий. Через какое-то время молоко может «зацвести», если оно постоит, обычное молоко. Когда мы вносим то, что как бы не положено – грудное молоко, сливочное масло, еще ряд таких интересных продуктов питания, что только может прийти в голову, соответственно, мы вносим чужеродное и организм его будет отторгать, немножко переродится микрофлора и наслаивается вторичная инфекция, безусловно.

Грудное молоко закапывать детям в нос нельзя!

Георгий Степанов: Оториноларингологи при довольно большой группе заболеваний назначают топические глюкокортикостероидные препараты. Ряд пациентов, или их родители, говорят (все же читают интернет), что глюкокортикостероидные препараты могут способствовать развитию чужеродной микрофлоры, в данном случае конкретно имеются в виду грибы кандида. Насколько оправданы опасения родителей, стоит ли опасаться, или, все-таки, можно смело следовать заветам ЛОР-врача?

Сергей Лифанов: Я поддержу тоже наших коллег. С учетом современных топических местных глюкокортикоидов это опасение сведено, практически, к минимуму. Ранее, когда использовали препараты старого поколения, когда назначались не только местно, но и параллельно и системно, оказывался иммуносупрессивный эффект, могла присоединяться грибковая флора, есть такой момент. На сегодняшний момент препараты хорошо адаптированы на биологическом уровне, их биодоступность, биосовместимость высока, а побочные реакции сведены к минимуму. Если выполнять предписания и рекомендации врача, четко соблюдать инструкцию, четко выполнять регламент применения, то системных эффектов, а также местных эффектов, системно практически не бывает, сводится настолько к минимуму, что в популяции это равно единичным процентам, когда могут быть какие-то грибковые элементы.

Георгий Степанов: Многие ЛОР-врачи и педиатры, и терапевты рекомендуют для профилактики респираторных заболеваний, собственно говоря, и наша уважаемая профессура говорит, что можно часто промывать нос. Один из вопросов, который, в частности, сегодня мне был адресован на приеме: «А я промываю нос, я не могу случайно вымыть полезную микрофлору?»

Сергей Лифанов: Да, с этим настолько часто сталкиваешься, что даже удивляешься таким посылам. Безусловно, что носоглотка, желудочно-кишечный тракт – достаточно стойко сбалансированная система, обладает важным свойством – саморегуляцией. Опять же, мы не должны впадать в наши благие намерения, потому что то, что мы стараемся изменить, улучшить, не всегда приносит желаемые результаты. Вы прекрасно знаете из своего же опыта, что не всегда так оно бывает, как нам хочется.

Георгий Степанов: Наконец, моя любимая тема. Вы сказали, что можно лечить микробиоценоз носоглотки пробиотиками, пребиотиками. Мы уже разобрались, что пробиотики – это бактерии, пребиотики – это среда, которая помогает нашим бактериям гораздо более эффективно защищаться. Но есть такой способ лечения микробиоценоза носоглотки как бактериофаг. Что это за зверь, с чем его кушают?

Сергей Лифанов: Очень интересная, волнующая тема. В последнее время очень большой ажиотаж насчет бактериофагов, сравнимый с тем, какой в свое время был с появлением антибиотиков, когда все крикнули: «Ура! Человечество спасено», - был такой посыл. Действительно, это был колоссальный прорыв, сразу выживаемость и так далее. Сейчас на бактериофаги посмотрели примерно таким же образом. Сейчас начинается большой фармацевтический прорыв, сейчас все, только ленивые не производят бактериофаг и не пытаются его внедрить. Мне сразу очень хочется сказать, что не всё так просто в этом ракурсе, в этом вопросе.

Важно понимать, что бактериофаг – это вирус, не надо забывать. Когда я родителям объясняю, что это вирус, у них расширяются глаза: «А мы не знали, что это вирус». Это самый настоящий вирус, вирус-убийца, это убийца бактерий.

Важно понимать, что бактериофаг – это вирус. Это самый настоящий вирус, вирус-убийца, это убийца бактерий

Вообще, бактериофаги изначально были открыты, замечены в 1896 году на реке Ганг в Индии, когда ученый, британский военный врач Эрнест Ханкли, удивился явлению, что на реке Ганг, которая полна нечистотами, где плавают трупы животных, купаются дети, всё там – месиво, трупы людей – и никто не заболевал ни холерой, ни дизентерией, хотя в окрестностях она просто бушевала. Он проводил опыты, брал холерную палочку, выливал туда воду из реки Ганг, и холерная палочка погибала, потому что была в тот период перенасыщена бактериофагами, как в итоге потом выяснилось. Дальше началась тенденция к изучению.

Почему на сегодняшний день это стало очень актуально и очень интересно? Потому что у нас формируется очень высокая антибиотикорезистентность. Мы подходим к той черте, когда будет, может, последний антибиотик, который подействует на ту бактерию и всё, дальше уже не будет антибиотиков, которые смогли бы нас защищать, бактериальной флоры. Сейчас начинают рассматривать бактериофаги. Но здесь тоже большое «но», потому что бактериофаги – это вирусы, а мы знаем, что вирус обладает удивительным свойством мутировать, видоизменяться и менять бактериальную клетку.

Какая была идея? Вносится бактериофаг, как правило, они бактериспецифичные – есть там стафилококковый, есть дизентерийный, протейный и так далее. Их много, они заточены на то, чтобы найти свою клетку, внедриться в нее и разрушить. Как он внедряется, вообще? Это вирус, это между живым и неживым, это особое существование материи. Человек тоже частично состоит из вирусных ДНК. Что происходит тогда, когда бактериофаг атакует микроб, стафилококк, условно? Чаще всего он вносит свою ДНК, там включается процесс синтеза новых копий вируса и стафилококк погибает. Из этого стафилококка выходит большое количество новых, в среднем, где-то до 200-300 особей. Соответственно, это по экспоненте всё распространяется. Всё, в идеале, в лаборатории, в пробирке это делается. В пробирке на все 100% погибает стафилококк, все счастливы, значит, можно это внедрить в человека.

Когда это внедряется в человека, здесь картина совершенно другая, потому что вокруг существует консорциум, существуют другие бактерии, около 3000 видов, существуют другие вирусы, существует иммунология, которую в лабораторных условиях невозможно создать. И вирус начинает модифицироваться. Об этом знают вирусологи. Почему долгое время бактериофаги были в запрете, в опале? Потому что нет должного генетического контроля, что происходит. Это перспективно, это нужно развивать. Сейчас еще очень рано масштабно внедрять в население бактериофаги, потому что мы не знаем до конца, что происходит с вирусом, как он меняется, его так называемая трансгенность. Есть данные так называемой лизогении, когда бактерия выживает, когда в ней бактериофаг поселяется для своих, очень отдаленных нужд, бактериофаг может на десятилетия остаться в клетке и при определенных условиях там начать работать совершено по своей собственной программе, которую человек еще не может предсказать и предвидеть. Это такая трансгенность очень непредсказуемая. Здесь нужно очень четко понимать и взвешивать.

Я скажу еще такой важный момент. Мы все, врачи, я тоже в своей практике использую бактериофагальные препараты – бактериофаги, в виду того, что бывают моменты, когда мы должны выбрать наиболее лучший препарат. Бывает, что не рекомендуется дать антибиотик, когда человек не может воспринять из-за аллергии, либо системных нарушений. Да, бактериофаг – это то, что должно применяться точечно, только должны понимать, когда это нужно.

Бактериофаг ещё мало изучен, поэтому не используется широко в практике

Георгий Степанов: Но, опять-таки, надо понимать, что назначать это должен врач.

Сергей Лифанов: Должен врач и должно быть адекватное назначение, потому что врач врачу рознь. Может назначить и грудное молоко, как я совершенно точно знаю, педиатры до сих пор любят капать: «Растворите мед в воде, покапайте в нос» и еще такие фантастические рецепты. Когда стоит вопрос, что лучше для пациента, если врач адекватный и понимает, что бактериофаг актуально назначить, потому что, действительно, это альтернатива антибиотикам на данный момент времени, но требует осторожности, понимания и, конечно, посыл для дальнейшего изучения.

Георгий Степанов: Как применяются бактериофаги, как мы их применяем вообще, способы?

Сергей Лифанов: Бактериофаги можно принимать разнообразно, насколько хватает фантазии. Они вносятся и в полости, и наружно, и промывать можно слизистые, капаются в уши, в нос, пьются внутрь, делаются в виде каких-то микроклизм, то есть разнообразно, и какой-то эффект, все-таки, мы получаем. Я сам в свое время использовал бактериофаги, видел и положительный эффект. Но, чаще всего обращаем внимание, что после одного курса лечения повторный курс бактериофагов даёт существенно ниже эффект. В литературных данных это не так отображается, но это есть можно поднять и рассмотреть. Есть такое, что курсы бактериофага снижают, видимо, определенные изменения, они, все-таки, происходят на бактериальном уровне.

Георгий Степанов: Видимо, так же, как и у нас, когда мы проконтактируем с вирусом гриппа, у нас уже конкретно к этому штамму развивается резистентность. Видимо, бактерии тоже берут с нас пример и вызывают резистентность.

Сергей Лифанов: Безусловно, они приспосабливаются, это есть.

Георгий Степанов: Тогда у меня такой вопрос. Вы, в принципе, отчасти ответили на него, но не могу не спросить. В принципе, что лучше применять – антибиотик или бактериофаг? Второй вопрос, туда же идет, больше на второй прошу ответить: в чем преимущество применения бактериофагов перед применением антибиотиков?

Сергей Лифанов: Очень дискуссионный вопрос. Мы можем просто сказать плюсы за антибиотик, сказать плюсы за бактериофаги, есть там и минусы.

Если глобально, то чем хороши бактериофаги, почему они сейчас становятся популярны над антибиотиками? В общем, теоретически и практически, они не несут отрицательного эффекта на иммунную систему, не несут отрицательный эффект на свою собственную флору, здоровую флору. Они заточенные, как правило; если инженерно произведенный бактериофаг, соответственно, своя флора не страдает. Соответственно, это достаточно более благоприятно. Сейчас везде за рубежом стараются, особенно госпитальные инфекции, лечить именно бактериофагами. Госпитальные – это та инфекция, которая развивается стационарно, в больнице, той флоры, которая уже прошла школу антибиотиков, всяких антисептиков бактерицидных, соответственно, у них потрясающая устойчивость вообще к лечению. Здесь, как раз, и была беда: если человек заболел в стационаре бактериальной инфекцией, то ни один антибиотик его поймать не может. Тогда нам на помощь приходят бактериофаги, когда мгновенно, практически в течение 2 – 3 дней этого человека ставят на ноги, который умирал от именно госпитальной инфекции. Да, есть такие данные, причем, бактериофаги, сказали, что это какое-то чудо. Но к нему, к этому волшебству, нужно очень аккуратно относиться.

Георгий Степанов: Хорошо. Теперь преимущества антибиотиков, коротко.

Сергей Лифанов: Антибиотики – уже исторически сложившаяся, управляемая система. Мы понимаем, сколько нужно дать, какую дозу, какой мы получаем эффект. Отсюда, как раз, при определенной инфекции носа, горла, ангины, у нас распространенный мазок на инфекцию, на флору, когда мы можем по результату определить чувствительность к антибиотику и можем сказать, что этот антибиотик будет более эффективен на данный момент, соответственно, будет лучшее избавление, кортикация.

Георгий Степанов: Все-таки у меня вопрос. Условно говоря, если перевести, скажем так, бактериофаг – это своеобразный всадник без головы, мы его не можем проконтролировать, в определенной степени. Он несется и убивает бактерии. Плюс, условно говоря, чтобы подобрать правильно бактериофаг, мы должны посеять то, что у нас есть в носоглотке и подождать рост и посмотреть, как отреагируют на бактериофаги. А антибиотик мы можем по этому плану…

Сергей Лифанов: Эмпирически это называется, то есть мы знаем, какая инфекция, мы диагностировали, мы видим ангину, мы знаем возбудитель, мы можем дать целенаправленно антибиотик, безусловно, да. Чем хороши антибиотики, мы можем их применять сразу, даже без получения подтверждения по мазку. Да, безусловно, это самое основное. Как правило, если мы говорим о повторных инфекциях, мы как раз берем мазок, чтобы знать то, с чем имеем дело, это тоже ясно.

Георгий Степанов: Последний вопрос из, скажем так, из кухонных рецептов.  Очень многие любят лечить горло, ухо и носоглотку компрессами, вы сказали, грудное молоко с медом, а еще есть компрессы с творогом и сверху утеплить и всё. Как вы относитесь к этому виду лечения?

Сергей Лифанов: Я потрясающе отношусь к этому лечению, я знаю, что это очень вкусно звучит – мед, творог, всё такие народные средства. Но это в большей степени психологическая помощь родителям, что они, якобы, реально оказывают положительное воздействие на ребенка. «Всё, что могу». Не сходить к ЛОР-врачу, педиатру, аллергологу-иммунологу, если в этом есть необходимость, а сделать то, что народ привык делать. Это самое безопасное, самое безвредное, что может человек предпринять. В моей практике были случаи, когда использовали керосин для лечения ангины. Да, это страшные вещи. Использовали тертый чеснок в виде компресса, получали хороший химический ожог, и много-много таких вещей, которые совершенно не соответствуют и даже пугают.

Георгий Степанов: Время нашей передачи подошло к концу. Я хочу поблагодарить нашего гостя – Сергея Георгиевича Лифанова, врача-аллерголога, иммунолога детской городской поликлиники №125. Я от нас обоих пожелаю следующее: доверяйте врачам, слушайтесь врачей, а интернет оставьте для будущих сказок. Будьте здоровы, до свидания.