Микроэлементы и беременность. Часть 2

Диетология

Дмитрий Еделев:

Сегодня у нас вторая часть разговора с Анатолием Викторовичем Скальным доктором медицинских наук, профессором, академиком.

Анатолий Викторович, сегодня мы с Вами продолжим говорить о микроэлементах при беременности. Мы с Вами остановились на первом триместре. Если можно, чуть-чуть снова коснёмся этого периода, когда только образуются основные органы, затем перейдем ко 2 – 3-му, и по возможности, как будем успевать, перейдем к кормлению. Потому что период кормления так же важен, как период внутриутробного развития ребенка.

Анатолий Скальный:

Спасибо, я постараюсь быть компактнее. По данным Кохрейновской базы (есть такая авторитетная база данных доказательной медицины, все сведения которой принимаются на веру нами, врачами и учеными), говорят о том, что, если женщина начинает следить за питанием, за 3 минимум, а лучше за 6-8 месяцев до начала беременности, и принимает рекомендованные врачом мульвитаминные, витаминоминеральные или монопрепараты, микроэлементы, витамины, аминокислоты, то на десятки процентов у нее реже частота различных заболеваний, типичных осложнений при беременности, дети рождаются умнее, меньше рождается маловесных детей, меньше рождается детей с различными дефектами. На ранних стадиях очень важен дефицит многих витаминов, фолиевой кислоты, В12, цинка, йода, холина. Дефицит этих элементов может приводить к поражению нервной трубки, поражениям закладки органов еще на стадии эмбриона, когда еще плода нет. Очень часто эти грубые дефициты приводят к тому, что происходит самопроизвольный аборт или замирающая беременность. Во всяком случае, природа не любит дефицитов, она противится дефициту. Она мудрая, и знает, что, если дефицитарна мать и дефицитарен ребенок, или интоксикации имеют место, то ничего хорошего, в конце концов, не получится, во всяком случае, проблемы гарантированы.

О каждом элементе, о каждом витамине, о каждой аминокислоте можно говорить очень много, но общие правила следующие. Элементы можно разделить на несколько групп. Есть элементы, дефицит которых нарастает от 1-го до 3-го триместра, например, железо, марганец. Есть наоборот, дефицит содержания которых в организме падает - медь, селен, например. С медью немножко другая зависимость, хотя в плоде сверхзапасание меди в последнем триместре увеличивается. Некоторые показатели, например, дефицит железа в 1-ом триместре беременности женщины можно компенсировать 20 мг железа, то к концу беременности нужно 50 мг в течение 4-6 недель, чтобы покрыть возможный дефицит. Практически, то же самое касается любого элемента, я даже не хочу перечислять: кальций, магний, макро-, микроэлементы, цинк, селен. Но есть некоторые нюансы. Они заключаются в том, что, как правило, по стандарту обследования таких пациентов пока практика та, в которой исследуются какие-то отдельные показатели. Например, пошла мода на определение витамина D, хотя есть масса работ, показывающих: если есть дефицит кальция, то будет Вам дефицит витамина D, и наоборот. То есть, надо обследовать комплексно. Есть дефицит витамина А – будет дефицит цинка, есть дефицит витамина Е - будет дефицит селена, и наоборот. Бессмысленно делать подобный анализ сейчас, в эпоху, когда существуют методы многоэлементного анализа, многокомпонентного анализа, масс-спектрометрии, которая позволяет определить и вещества, и их метаболиты. Надо переходить на них. Можно сказать: «Да, мы сделали все, мы не допустили избытка свинца или дефицита магния, но все равно эклампсия или преэклампсия возникла», потому что очень много элементов вызывает то же самое.

Общие правила следующие. Между организмом матери и организмом ребенка, практически, прямая корреляция по всем питательным веществам. Если растет содержание токсичных элементов: кадмий, свинец, ртуть, мышьяк и многие другие, и при этом наблюдается дефицит, а он всегда будет наблюдаться, потому что элементы конкурируют друг с другом, то у нас будут все осложнения, с которыми сталкивается врач, с которыми сталкиваются потом родители. У женщин могут быть эклампсии, преэклампсии, поздний токсикоз беременных, анемия; у детей - преждевременное рождение, на ранних этапах дефицита это возможности самопроизвольного аборта или затруднение с вынашиванием. Я от многих специалистов слышу, они говорят: «Сейчас много детей рождаются с дефицитом массы тела, с субоптимальными массами тела, с субоптимальными размерами тела». Я говорю в данном случае при дефицитах, важна вторая часть.

С другой стороны, надо определять спектры или профиль всех жизненно важных и всех токсичных элементов, или всех жизненно важных витаминов (они нужны для нашего развития), аминокислот, иначе мы можем ошибиться. С технической стороны фокус в том, что сейчас можно сделать стоимость что 1-го показателя, что 20-ти почти равной. Поэтому нужно переоснащать лабораторную службу медицинских учреждений и клиник, где есть клиническая лаборатория, не закупать технологическое старье. Может, прибор и новый, красивый, и недавно собран, но он идеологически уже не соответствует требованиям нашего времени. В результате, как говорится: «Глаза не видят, сердце не болит». Мы не переживаем по поводу того, есть или нет проблемы, мы их не видим.

Анализ на содержание микроэлементов должен быть комплексным, так как все элементы и витамины находятся во взаимосвязи между собой.

Несколько лет назад мы провели исследование в одном из роддомов города Москвы. Установили, что 9 из 10 маловесных детей, которые рождаются с весом около килограмма, плюс-минус, имеют большой дефицит селена, каких-то других элементов, в первую очередь мы заметили по селену, по цинку. Высокие дефициты. Если их не исправлять парентерально, или другими средствами через маму, не давать, то мы этих детей либо потеряем, либо получим не настолько здоровых детей, хотя врачи рассказывают: мы выхаживаем, у нас получается. Нам каждая жизнь дорога, не только проценты показателей, и, если мы можем с помощью достаточно простых способов это сделать, то мы должны делать. Если мы не знаем, что есть такая проблема, значит, у нас и нет препаратов, мы не закупаем препараты. Мы не регистрируем препараты, не регистрируем средства парентерального питания, потому что мы не знаем, что эта проблема у нас существует, мы ее не диагностируем. Но, к сожалению, эта проблема существует. Часто врачи отправляют маму во время беременности на определение содержания цинка. Она отправляется в одну из известных лабораторий, сдает кровь на моноанализ, ничего нет. Но человек ведь не цинковый мальчик рождается, это же гармония, баланс, очень многие параметры надо учитывать. Я сейчас базируюсь на данных общепринятой Кохрейновской базы. В общем, если у есть дефицит магния, мы его вовремя не компенсировали, то мы будем иметь проблемы с различными спазмами икроножных мышц, как минимум.

Дмитрий Еделев:

С развитием мышечной, сердечно-сосудистой системы.

Анатолий Скальный:

Мама страдает, и ребенок страдает. Если мы восполним дефицит цинка, не допустим дефицит цинка, будем давать цинк детям во внутриутробном периоде развития и потом с кормлением, то, как правило, эти дети имеют лучше показатели когнитивной функции, лучшие показатели развития, и мальчики, рождаются мальчиками. Кроме того, у них нет многих соматических заболеваний, в первую очередь связанных с дефектами иммунной системы, потому что цинк, как известно, существенно влияет на неё. Если, например, мы видим – содержание цинка нормальное, но мы не определяли содержание кадмия, то при избытке кадмия, который является антагонистом цинка, мы получим то же самое. Мы видим вроде как содержание цинка в норме, но относительно кадмия и других антагонистов цинка, он находится в дефиците – другая опасность.

Дмитрий Еделев:

То есть, моно определение одного вещества бессмысленно. Если нет понимания содержания другого вещества, который его блокирует, то вполне возможно, что кажущееся внешне достаточное количество на самом деле является дефицитом?

Анатолий Скальный:

По результату анализа у тебя норма, а если ты возьмешь соотношение, то получишь дефицит. Мы сделали большую работу и опубликовали два года тому назад в монографии журнала издательства Springer, очень весомое издательство. Мы показали, что, если мы просто определяем содержание селена у беременных, то мы видим достоверность тех или иных отклонений, их десятки, отклонение будет в пределах 0,05 - 0,01, на той выборке, которую мы имели. Но, как только мы берем соотношение селена к ртути, то вся достоверность вываливается за 0,0001 – 0,00001, достоверность резко возрастает именно за счет того, что не только абсолютное содержание селена, но и его отношение к ртути имеет огромное значение для развития, для здоровья матери.

Дмитрий Еделев:

Я правильно понимаю, что соотношение селена к ртути в промышленных городах, в мегаполисах – это один из важнейших показателей?

Анатолий Скальный:

Не только в мегаполисах, а там, где есть мусоросжигательные заводы, где часто горит тайга, у нас много территорий где горят леса. Основная миссия ртути - это природная миссия за счет пожаров, например. Люди сжигают траву, сухостои, существуют теплоэлектроцентрали, люди топят бурым углем. Ртуть попадает в атмосферу и к нам через дыхательные пути. Кстати, очень важно что, например, если с пищей отравиться марганцем или хромом практически невозможно, потому что их усвоение 1-3-4 %, то ингаляционно, с атмосферным воздухом усвоение 90-95 %. Результат какой? Результат очень нехороший может быть. Если, например, мы перешли с антидетонирующего соединения свинца, мы добавляем органически связанный марганец, то мы получаем в атмосфере наших городов достаточно высокое содержание марганца, который усваивается очень хорошо. Почему существует болезнь сварщиков, manganese, профессиональное заболевание? Они же дышат аэрозолем, в котором повышенное содержание марганца. Точно так же жители города, особенно города, где есть сталеплавильное производство, где есть машинообработка, или же идет процесс легирования стали, в основном, если связно с металлом, то можно получить избыток. Но есть другая сторона, что и дефицит марганца – очень плохо, потому что он влияет на нейротрансмиссию, на дофамин и так далее.

Сейчас у нас президентом поставлена задача увеличить продолжительность жизни. Я верю, что это можно сделать, потому что к нам приходят пациенты, у которых в 91 год появилась жалоба на то, что ему трудно дышать, других, как правило, отклонений-то особых нет. Те, кому 70-80 лет, полумарафоны бегают. У меня недавно был гость из Соединенных Штатов Америки, известный профессор, человек бегает Нью-Йоркский марафон в 60 с лишним лет, ему нормально. Ради интереса прошел обследование в нашей лаборатории, никаких у него проблем нет, потому он и бегает марафон, он может его пробежать. Так же и с беременностью. Тут же мы говорим о резервометрии, о ресурсах, когда не хватает жизненно важного вещества или накапливается в небольших количествах. Когда мы обрабатываем различные изделия, металлы, происходит коррозия, в городе сколько коррозии, сколько тонн металла коррозирует в день именно в виде пыли? Кажется, что вроде бы немного, но это металл в чистом виде, в природе в чистом виде он не попадает в организм, он становится опасным. Самая большая опасность металлов, которые я перечислил, – кадмий, ртуть, свинец, мышьяк, – в том, что они нарушают сигнальное воздействие, их называют гормональными дизрапторами.

Дмитрий Еделев:

Скажите по-русски, профессор.

Анатолий Скальный:

Разрывает нормальные сигналы между репродуктивной, эндокринной системой. Казалось бы, не так уж и много, но этот металл попадает в организм в чистом виде с вдыхаемым воздухом или с пищей, в основном, с воздухом и с водой, это наиболее опасно. Мы, конечно, получаем проблему, о которой просто не догадываемся. Почему? Например, оказывается, ожирение во многих популяциях связано с тем, что у людей повышенное содержание ртути, точно так же ожирение связано с избытком кадмия. Ожирение не потому, что они слишком много едят, у них неправильно метаболизируются те или иные вещества.

Я хочу резюмировать: надо определять баланс. В ХХI веке, для того чтобы жить долго, нужно определять баланс между основными жизненно важными элементами. Под элементами я имею ввиду не только химические элементы, но и микронутриенты, нутриенты. С другой стороны, надо определять содержание наиболее распространенных поллютантов – загрязнителей. Есть еще один важный аспект: ключевым вопросом при усвоении микронутриентов и полидетоксикации поллютантов является количество потребляемого белка. Любой акушер-гинеколог знает, или должен знать: чтобы избежать проблем с развитием плода и со здоровьем беременной, надо следить, чтобы у нее была высокопротеиновая диета, малоуглеводная, чтобы было много пищевых волокон, и при этом минеральных веществ, плотность потребляемой пищи должна быть выше, не объем, а плотность. Еще одну вещь мы часто забываем, что у беременных повышается объем циркулирующей крови, поэтому концентрация многих элементов, естественно, становится ниже, и поэтому видим более низкие показатели железа или других элементов, и меньше этих элементов доходит до ребенка.

В ХХI веке, для того чтобы жить долго, нужно определять баланс между основными жизненно важными элементами.

Дмитрий Еделев:

Анатолий Викторович, Вы озвучили такую мудрую мысль, что должен поддерживаться баланс. Расскажите, каким образом контролировать поддержание баланса во время беременности? Как часто необходим контроль, и что необходимо контролировать? Мы коснулись того, что mono элемент - бессмысленный и бесполезный, а из большого числа элементов что нужно контролировать? Это практический совет и для врачей, и для пациентов.

Анатолий Скальный:

Надо контролировать содержание белка. Когда? В момент, когда Вы подумали, о том, что Вы хотите зачать ребенка? Вы уже планируете, но Вы еще ничего не сделали. У меня есть пациенты, которым я говорю: «Подождите полгода, Вы не готовы, у Вас количество каких-то осложнений. Вы же столько ждали, Вы же готовитесь, Вы же осознанно подходите к этому. Подождите 3-4 месяца, восстановитесь и тогда, пожалуйста: на старт, внимание, марш».

Дмитрий Еделев:

Что является критерием?

Анатолий Скальный:

К нам часто приходят люди, которые особых проблем не имеют, есть отдельные жалобы, но сказать, что это больные с большой буквы – конечно, не скажешь. Приходят в 38-42-45, даже молодёжь, юноши, не важно. При беременности самое важное – контролировать содержание белка. Есть простейшие методы, тот же биохимический анализ крови, который свидетельствует о состоянии углеводного обмена, отражает липидный обмен, белковый обмен. Это раз. Банальный, стандартный набор. Второе, если про беременность: фолиевая кислота, витамин В12 и набор жизненно важных микроэлементов. Мы, например, рекомендуем определять 25 химических элементов – наиболее важных токсических и жизненно важных элементов, а также набор аминокислот, как не заменимых, так и заменимых, наиболее часто встречающихся. Это тот набор, который говорит о том, сбалансировано ли Ваше питание, сбалансирован ли Ваш организм по отношению к среде, в которой Вы находитесь – в психоэмоциональной среде, в среде физической и так далее.

Как прообраз протокола ведения здорового человека, за полгода минимум, а лучше за 3-6, лучше за 6, чем за 3, лучше за 9 месяцев, чем за 6, пройти первый, сейчас модное слово, чекап – проверку, диспансеризацию. Пройти диспансеризацию, понять, где у Вас слабые места, что можно сделать. До планируемого зачатия сделать еще раз повторный анализ в течение полугода или 6-8 месяцев, а потом где-то в середине беременности во 2-ом триместре можно сделать еще раз. Потому что то, с чем Вы пришли во 2-ой триместр, это то на чём Вы будете рожать, на чем Вы будете кормить и так далее. Невозможно моментально восполнить дефицит, невозможно моментально избавиться от токсических веществ. Кстати, откуда берутся токсические вещества, кроме того, что мы их вдыхаем? Организм женщины перестраивается перед рождением ребенка и, например, идет потеря мышечной массы, а мышцы – это депо, и если в этом депо были токсины, то мы их получаем в кровь. В костной ткани идет перестройка, она более пластичная, подвижный пул кальция и других остеотропных элементов увеличивается. Если там был стронций, то он будет в крови, его будет больше.

Дмитрий Еделев:

Стронций – это вещество, которое накапливается в костях.

Анатолий Скальный:

Свинец и кадмий тоже накапливаются в костях. Но, очень интересно, что у среднестатистического новорожденного ребенка в период от новорожденности до 5 лет идет возрастание, потом снижается относительное содержание токсичных металлов. Казалось бы: как, откуда, зачем? В период бурного роста социальных элементов не хватает, токсичные проявляются. Мы менее защищены, у нас еще не созрели системы детоксикации, человеческий организм не умеет этого делать, поэтому: чем меньше токсинов – тем лучше, чем больше жизненно важных вещей – тем лучше. А что мы видим? Что у нас падает пищевая плотность продуктов, значит, у нас большинство людей находится в зоне риска. Многие люди как думают: купил поливитаминный препарат – все проблемы решил. Но тут же не все равномерно снижается или повышается, поливитаминный препарат – не панацея, его недостаточно для детоксикации. Он может очень отдаленно восполнять Ваши потребности, тем более, что большинство препаратов закуплены и апробированы не на нашей популяции, произведены не у нас, не для нашего населения и не для наших условий.

Дмитрий Еделев:

Не для нашей воды, не для нашей почвы.

Анатолий Скальный:

Не для нашего менталитета и так далее. Если мы будем гадать на кофейной гуще, можем допустить фатальную ошибку. Сейчас жизнь человеческая стоит дорого; и ребенок стоит дорого, и мать стоит дорого, мы все стоим дорого. Наша ценность резко возросла и для государства, и для нас лично. Мы можем себе многие вещи позволить, но в первую очередь нужно позволить себе оценивать и поддерживать баланс, потому что в самых начальных этапах это банально, тут даже уже не медицина - лайфстайл. Ну, ешь больше продуктов, богатых цинком или железом, чуть-чуть больше красного мяса, или принимай какие-то простейшие препараты.

По поводу витаминно-минерального комплекса. Конечно, фирмы рекламируют витаминно-минеральные комплексы, которые всё должны решать, но очень много моно проблем. У меня нет проблем по 10-6 витаминам и по 5 микроэлементам, у меня дефицит селена, у меня дефицит цинка и больше ничего. Зачем мне принимать избыток меди в витаминно-минеральном комплексе, который антагонист цинка? Зачем мне принимать цинк, если у меня дефицит меди, потому что цинк способствует выведению меди, это показывает доказательная медицина, это известные вещи. Поэтому, давайте так: раз мы так себя любим, раз мы столько платим за процедуру ЭКО, государство столько тратит на перинатальные центры, – в 100 раз дешевле пропагандировать в массах здоровый подход к здоровой жизни, пропагандировать новые технологии. Я имею в виду технические, аналитические технологии. Не закупать позавчерашнее оборудование. В перинатальных центрах есть все с точки зрения акушерства и гинекологии, но вот дополнения, которые должны стоять на входе, которые должны помогать персонализировано вести беременную – я уверен, что их нет, я это знаю, мы это видим. Вернее, это есть, но это ХХ век, но мы уже 20 лет ХХI века прожили.

Дмитрий Еделев:

Уважаемый профессор, Вы говорите о том, что до того, как появится ребенок, организм нужно «убрать», вычистить, привести в порядок? И, к сожалению, во многих случаях, это не делается?

Анатолий Скальный:

Да. Это не делается не только юношами, у которых, как мы считаем, в голове ничего нет, но у них и токсинов нет. У них еще маленькие экспозиции, даже если они курили, то курили они год, а не 20-30 лет, как более взрослые люди. Но, опять же, человек пришёл – мы должны просчитать, оценить. Есть термин «прецизионная медицина», сейчас придумывают всякие 4П, 5П. Это прецизионная, предиктивная, предсказательная, превентивная, предупредительная, персонализированная – все это П, как угодно назовите, но мы видим вал проблем. Сколько стоит родившийся с диагнозом ребенок для государства? Сколько стоит, если мы недооценили, недосмотрели, не сделали? Сколько мы тратим потом на то, чтобы попытаться отыграть ситуацию, которая возникает очень часто? Самое обидное, что она возникает на голом месте, там, где можно было её избежать.

Дмитрий Еделев:

Уважаемый Анатолий Викторович, моя глубокая уверенность, я здесь полностью Вас поддерживаю, что избежать проще, чем потом лечить - это первое. Второе, методы диагностики крайне просты и недороги для потребителя. Да, это высокотехнологичные методы, да, это сложное оборудование, сложное программное обеспечение, но, тем не менее, это уже доступные методы. Мы с Вами сказали, что это нужно сделать. Как часто это делать? В период беременности - начало, серединка и конец.

Анатолий Скальный:

Мы берем до беременности желательно за 6-9 месяцев, крайний срок за 3 месяца, во 2-м триместре, потом мы берем после рождения ребенка, где-то на 3-ем месяце. Это у мамы. Поскольку корреляция между ребенком и мамой очень высокая, то берем у мамы. Например, если брать пуповинную кровь, то корреляция по большинству тех компонентов, о которых мы говорим, очень высокая, что можно не ошибиться. Но есть нюансы, например, в пуповинной крови больше железа, чем в крови матери почему-то.

Дмитрий Еделев:

Она немного другой формы.

Анатолий Скальный:

Да-да-да. Есть природа, и она предусматривает разные защитные прокладочки для организма. Это раз. Далее, если мы уже выросли, в год ребенку можно пройти обследование, причем я говорю о неинвазивном, можно взять анализ волос.

Дмитрий Еделев:

А маму? В третий месяц, больше не смотрим?

Анатолий Скальный:

Нет, третий месяц после рождения ребенка. Во время беременности 2-ой триместр, потом мы смотрим 3-ий месяц после рождения ребенка, чтобы подстраховать маму на предмет, чтобы у нее не развились дефициты из-за кормления.

Дмитрий Еделев:

То есть, в третьем триместре мы не смотрим?

Анатолий Скальный:

Нет, не нужно, нет необходимости. Дальше уже по достижении года ребенком можно сделать повторный анализ маме, можно уже и ребенка посмотреть. Почему? В 1 год, 1,5-2 часто возникает задержка психического развития, ретроградное развитие, возникают проблемы. То ли на фоне вакцинации, я не буду здесь обсуждать разные версии. Есть некоторые критические уровни, которые надо перешагнуть в развитии. Я бы сделал обследование по достижению года уже и у ребенка. Потом уже, я считаю, для человека без хронических заболеваний будет достаточно 1 раз в 3 года для ребенка, 1 раз в 5 лет для взрослого. Если есть какие-то заболевания или жалобы, то я рекомендовал бы делать обследование, например, при обращении и через полгода, чтобы увидеть, что сработало и что клинически стало лучше, и как это коррелирует с изменением лабораторных показателей. Это ценнейшая информация для самого пациента, он будет знать, как реагирует его уникальный организм.

Часто люди говорят: «Зачем повторный анализ? У меня все прошло». Мы не знаем, и ты не знаешь за счет чего прошло, мы не уверены. Мы давали препарат, а может быть, сработало не это, а может быть, то. Часто люди пользуются разными методами лечения. Но, поскольку ребенок один и мама одна, у нее особенности ее обмена, то очень часто повторяются одни и те же проблемы. Поэтому надо хотя бы раз знать, на что ты реагируешь очень хорошо, и на что тебе нужно приложить больше усилий для исправления. Если мы, например, прошли курс коррекции 4 месяца, принимали монопрепараты цинка, витамины. Многие врачи-клиницисты смотрят: «Это ерунда». Как ерунда? Это нужно! Да, это не мегатерапия, 4 месяца принимаешь банальное вещество в количествах, похожих на пищевые, то есть соответствующих питанию; как бы двойное питание, двойную порцию получаешь чего-то. Но этого оказывается достаточно, чтобы рос интеллект, чтобы страховать физическое развитие. Но это надо довести до конца, а главное, увидеть результат. Например, у многих пациентов после первого пробного курса отклонение исчезает навсегда, то есть, то были вторичные проявления. А есть отклонения, которые упорно не хотят исправляться до конца. Это значит, что там можно искать и генетический дефект. Почему такое? Мы все делаем, мы даем человеку. Например, люди принимают препараты цинка: у детей эффективность очень высокая за 3-6 месяцев, а у некоторых взрослых надо ждать 2-3 года не для временного улучшения, а для излечения.

Можно говорить о многом. Все это называется персонализация, превенция, предупреждение, предикция – мы видим вперед, что может быть. Мы же знаем, что будет беременность, мы знаем, что риск дефицита возрастает. Мы же знаем это, зачем играть в русскую рулетку?

Лучше накормить маму, и она своим молоком предупредит развитие всех возможных дефицитов, чем давать искусственные заменители.

Дмитрий Еделев:

Уважаемый профессор, хочу задать вопрос про искусственное вскармливание. Мы с Вами сказали, что 3-ий семестр мы пропускаем, необходимости нет, но на 3-ем месяце грудного вскармливания маму нужно посмотреть, чем она кормит ребенка и насколько у нее изменился микроэлементный статус.

Анатолий Скальный:

Мы заметили, у приходящих к нам детей в 5-8 лет мы обнаруживаем грубый дефицит. Мы же ведем анкету, у нас есть опросный лист. Это дети, которых мама кормила грудным молоком месяц, 2 недели, 2 месяца. У детей, которых кормили хотя бы больше полугода, (я не говорю, что надо кормить 3 года) эти дефициты встречаются намного реже. Дети с хроническими или глубокими дефицитами, выявленные в 5-8 лет, в большей части это дети, которые не получили с материнским молоком нужные компоненты. Почему? Потому что, например, в коровьем молоке мало меди, зато много железа и так далее. Это не материнское молоко, это все-таки другое, в соевом молоке еще что-то. Это не учитывает Вашу индивидуальность, это, все-таки, другой вид животного. Как не стандартизуй, все-таки, 100-процентно не стандартизуешь. У нас была работа, я всегда ее вспоминаю, работа доктора Лукояновой из Центра здоровья детей, которая показала, что лучше накормить маму, и она своим молоком предупредит развитие всех возможных дефицитов, чем давать искусственные заменители. Иногда лучше даже донорское молоко, это все равно немножко другое. Самое лучшее – кормить и следить за мамой. Кстати, мамы, у которых во время беременности есть дефицит, как раз это мамы, которые не могут разработать грудь, проблемы с лактацией, у них трещины, различные осложнения. Им невесело, а хочется, чтобы беременность приносила только радость, и кормление ребенка – только эстетика, радость, счастье, и все лучшее, что можно ожидать от великого акта рождения человека.

Дмитрий Еделев:

Поэтому я и задал вопрос, Анатолий Викторович. Как посмотреть ребенка на искусственном вскармливании? Есть ли необходимость дополнительно обследовать неинвазивно?

Анатолий Скальный:

Если есть хроническое заболевание, хроническое состояние - то волосы. Если острое – надо брать мочу, кровь и так далее. Если мы видим дефицит кальция, мы уже предполагаем, что там будут проблемы с витамином D. Если мы видим дефицит цинка – мы знаем, что будут проблемы с витамином А. Мы можем дальше комбинировать, не обязательно дополнительно обследуя. Если мы и дадим цинк, даже не давая витамин А - мы повысим КПД, коэффициент полезного действия этого витамина А в тех количествах, которые есть, и наоборот. Эту синергию надо использовать. Это мощный инструмент, и опытные врачи знают, что дали вроде бы, казалось, ерунду – микстуру с цитралью, бабушкины рецепты, но они оказывают прекрасные эффекты, лучше, чем многие патентованные, дорогие средства.

Дмитрий Еделев:

То есть, ребенка нужно обследовать до года? Если в обычных условиях – в год, то во сколько лучше всего посмотреть?

Анатолий Скальный:

Если маму где-то в 3 месяца, то ребенка в год. Если искусственное вскармливание, то ребенка в 6-8 месяцев. Если все идет нормально, кормит грудью, то до года его обследовать не обязательно. Зачем?

Дмитрий Еделев:

Я сейчас аккуратно подойду к очень тяжелому заболеванию, нарастающему в настоящее время. Если Вы видите, что ребенок начал замыкаться, если он уходит в себя, есть ли необходимость его обследовать?

Анатолий Скальный:

Я считаю, что если мы будем делать в год, до 1,5 лет диспансеризацию – русское слово, или чекап – по-модному, по-западному, то мы можем резко снизить количество детей с коммуникативными расстройствами, с расстройствами аутистического спектра. Почему? Потому что мы дадим им силы. В патогенезе этих расстройств (я этим занимаюсь уже 7-ой год, именно этой группой заболеваний), уже много раз доказано, имеет большое значение, если не ведущее, те самые дисбалансы, о которых мы говорили. Они могли быть врожденными, но организм ребенка компенсирует многие из них до года. Он рождается с сверхзапасом, происходит сверхзапасание в 3-ем триместре всех вещей, но этот сверхзапас к году заканчивается, риски дефицитов возрастают. А если он искусственник, а если у него еще какие-то заболевания желудочно-кишечного тракта, при которых у него плохое усвоение, а если он еще аллергик, то этот риск возрастает многократно. Если ребенок обратился даже в 3 года, я практически уверен, что мы быстро добьемся очень качественного результата только за счет оптимизации питания. Будем говорить это питание: микроэлементы, витамины, поливитамины, полиненасыщенные жирные кислоты - это нутриенты в большей степени, нежели фармагенты. Мы можем не доводить дело до психиатрии.

Дмитрий Еделев:

Я правильно понимаю, уважаемый профессор: если появляются хотя бы какие-то признаки аутизма, не надо до болезни доводить?

Анатолий Скальный:

Что-то пошло не так, не надо до болезни доводить. Я просто уже не знаю, как сказать. До двух. «Ну ладно, у нас дедушка тоже не говорил до 2-ух лет». В 3 года не говорит: «Да ладно, подождем ещё год». Потом мы теряем время на исправление простым способом, и затем-то должны потом сложнейшими препаратами пытаться отыграть ситуацию. Еще и возникает замкнутый круг, что родители отказываются от интенсивного лечения; они не видят выхода, и не видят объяснения. Зачем устраивать эти испытания, испытания на прочность семьи, мамы, ребенка? Это все очень серьезно.

Если бы у меня была такая возможность, если бы я был президентом или человеком, который может принять решение не по единичному случаю, а по крупному, то я сделал бы скрининговые программы государственными, потому что, в конце концов, платит государство, или теряет государство. Человек не работает, человек находится в депрессии, человек в отчаянии, человек по 10 раз ездит на курсы лечения. Это тяжело, это несправедливо, это можно было бы исправить. Я пропагандирую это в Ассоциации Заслуженных врачей России, в Ассоциации стратегической сессии, в Агентстве стратегических инициатив. Везде, где могу, об этом говорю: тысячекратно дешевле своевременно проведенное обследование, нежели потом. Я нашел такую цифру, что в США для государства один ребенок с расстройством аутистического спектра обходится 20,3 миллиона долларов. Понятно, да? Ему же нужен специальный курс, специальные программы. Все равно он хороший, мы должны всех детей любить и поддерживать, но мы могли бы этого избежать, мы могли дать ему хорошее более легким путем. Чем больше я работаю в этой сфере, тем больше вижу, что именно это надо поставить во главу угла.

Дмитрий Еделев:

Уважаемый, Анатолий Викторович, у Вас есть полминуты, чтобы сказать что-то родителям.

Анатолий Скальный:

Я хочу сказать родителям: прислушайтесь к своим инстинктам! Слушайте не только сердцем, слушайте спинным мозгом. Если видите изменения, что-то пошло не так, что-то Вам не понравилось – не убаюкивайте себя! Лучше подуть на холодное, лучше перебдеть, чем недобдеть в таком важном вопросе, как развитие ребенка. Ребенок развивается очень быстро, и очень часто счет идет на часы и дни, когда мы бы могли обойтись легким испугом и не доводить дело до трагедии.

Дмитрий Еделев:

Спасибо большое! Уважаемые зрители, уважаемые слушатели, хочу напомнить, что в нашей студии был Анатолий Викторович Скальный – доктор медицинских наук, профессор, академик. Спасибо, уважаемый Анатолий Викторович!