Глаза у детей и взрослых

Игорь Азнаурян:

Сегодня у нас первая передача из цикла, довольно значительного цикла, который будет посвящен проблемам глазных болезней, офтальмологии и вообще всему тому разнообразному, что есть в этой интереснейшей и замечательной отрасли. Смотрите наши эфиры на телеканале Mediametrics в YouTube, в Telegram и слушайте нас на радио. Мы решили построить весь этот цикл следующим образом: сегодня мы расскажем, что творится в отрасли, вообще в мире, в нашей стране, чем живет современная офтальмология, какие в ней есть выдающиеся достижения на сегодняшний день, какие есть проблемы и каким образом ориентироваться в огромном поле предложений, которые мы сегодня видим на этом рынке медицинских услуг в области офтальмологии. Позвольте представить вам нашу сегодняшнюю гостью: Елена Александровна Кудряшова — детский офтальмолог, практикующий врач, практикующий хирург. Мы с ней знакомы довольно давно, и должен вам сказать, что это один из лучших детских офтальмологов сегодня в Российской Федерации. Надеюсь, что разговор с ней будет вам интересен. Я, ваш покорный слуга, Игорь Эрикович Азнаурян — доктор медицинских наук, профессор, руководитель сети детских глазных клиник.

Елена Александровна, наш первый пункт: обзор ситуации в современной мировой офтальмологии. Как вам кажется, Елена Александровна, в чем на самом деле основные, реперные моменты в современной мировой офтальмологии, которые на сегодняшний день недостаточно хорошо представлены на российском рынке офтальмологических услуг, о чём нам рассказать нашим радиослушателям? Обозначим перспективы тех или иных интересных достижений в мировой офтальмологии, которые уже вошли в медицинскую практику и мы могли бы привезти в Россию. Что можно создать сегодня на российском рынке, что делается в контексте тех болезней, которые еще вчера казались неизлечимыми?

Давайте начнем с того, что в мировой практике на сегодняшний день представлено такого, чего нет у нас в Российской Федерации?

Елена Кудряшова:

Игорь Эрикович, я считаю, что мировая офтальмология очень активно двигается вперед, очень много происходит международных исследований. Причем, не только когда институты или больницы занимаются какой-то узкой проблемой, а объединяются целые страны, объединяются мировые ученые и мировые головы, для того чтобы решить важные проблемы, глобальные для всех. Я считаю, что в России мы сильно отстаем в плане профилактики ретинопатии недоношенных, например. Созданы целые ассоциации, которые целенаправленно занимаются именно этим, очень много людей-волонтеров, которые всю душу вкладывают, чтобы спасать детей с ретинопатией недоношенных не только в развитых странах, но и в странах, которые еще развиваются.

Игорь Азнаурян:

Да, да. В частности, есть интереснейшие американские программы, которые они реализуют в Африке, например, именно в плане ретинопатии. Но, если сравнивать, например, с развивающимися странами, такими как Бразилия, Аргентина, Индия та же самая, я бы не сказал, что у нас сильное отставание. Если сравнивать с Соединенными Штатами или с Западной Европой, то да, конечно.

Основная проблема ретинопатии в нашей стране состоит в том, что не всегда в перинатальных центрах, где рождаются дети с ретинопатией, есть понимание у неонатологов, педиатров, которые занимаются новорожденными, каким образом вести таких детей, чтобы у них не развивалась ретинопатия. Ведь основной посыл к ее развитию, ее причина — это высокое содержание кислорода в кувезе: сколько дней можно подавать, в каком количестве, как дозировать и так далее. В свое время по программе «Материнство и детство», которая реализовалась нынешним президентом Российской Федерации еще в прошлую его каденцию, помнится, в нашей стране создали огромное количество перинатальных центров. Было закуплено замечательное оборудование, которое оборудование позволяет автоматически дозировать кислород, чтобы не развивалась ретинопатия. Таким образом, проблема у нас прежде всего, наверное, в образовательном аспекте, нежели в недостаточном оснащении. Мне кажется, что именно в плане постдипломного медицинского образования врачей лежит основной посыл к решению проблемы. Кстати говоря, она в достаточной степени у нас на сегодняшний день решена. Если мы будем сравнивать историю, которая была лет 10 назад и сейчас, то это небо и земля. Хотя проблема, безусловно, я с вами согласен, остается.

Здесь можно будет поговорить еще на очень интересные темы, связанные с лечением посредством генной терапии. Великолепные, интереснейшие разработки, которые связаны с лечением наследственных детерминированных глазных болезней, в частности, у детей, всевозможные амаврозы Лебера, пигментные ретиниты, Штаргардты и так далее. В частности, американцы уже провели через FDA, у них вошло в медицинский стандарт лечение амавроза Лебера — тяжелейшего заболевания, от которого дети слепнут безвозвратно. Таких пациентов не очень много, но они есть.

Елена Кудряшова:

Там 1 ребенок на 81 тысячу, насколько я знаю.

Игорь Азнаурян:

Да, но тем не менее, особенно, учитывая тяжесть заболевания, что это не просто косметический дефект или видно, но не очень хорошо. Просто люди слепнут и ничего сделать с этим невозможно. Может быть, мы поговорим о способе лечения? Давайте, расскажем нашим радиослушателям, в чем суть этого метода и что он дает, каким образом он работает?

Елена Кудряшова:

Ученые придумали потрясающий метод, на мой взгляд, настоящее волшебство с помощью обезвреженного вируса. Вообще, что такое амавроз Лебера? Это генное заболевание, когда у ребенка есть поломанный ген RPE65, из-за чего клетки сетчатки, чувствительные рецепторы гибнут и не восстанавливаются. Постепенно гибнут все клетки и ребенок перестает видеть. Причем, все происходит в раннем возрасте, то есть маленькие дети уже практически слепые. Придумали, как доставлять к клеткам сетчатки ген здоровый, правильный, который, встраиваясь в клетки сетчатки, помогает клеткам восстанавливаться. Мы таким образом можем не только затормозить прогрессирование заболевания, но и можем восстановить утерянные функции. Последние опубликованные исследования показывают, что у детей от 4 до 30 лет взрослых, у которых была, максимум, светочувствительность, то есть они видели просто свет-тень, через 3 месяца они уже могли ориентироваться, уже могли пройти, например, по лабиринту, который для них специально был создан с препятствием, перешагнуть через что-то, обойти что-то. По стандартным таблицам проверки зрения они уже могли видеть оптотипы. Для них это был просто колоссальный прорыв ― по сути, слепой человек становился видящим.

Игорь Азнаурян:

Да, я считаю, что это просто сказка. Раньше даже фантазии не хватило ни у одного из фантастов придумать какой-нибудь роман на эту тему или фантастический рассказ в свое время о том, что возможно вот так вмешиваться в наследственный код человека и менять в нём поломку. Всё, что сегодня происходит в биотехнологиях, в генетике, в синтетической и молекулярной биологии в мире, конечно же, очень и очень интересно и просто фантастично! В нашей стране мы имеем определенное отставание в этом смысле. Оно — наша беда, и, если мы посмотрим назад, в нашу историю, то мы увидим там причины нашего сегодняшнего отставания.

Я хочу рассказать нашим уважаемым и дорогим радиослушателям, что в 1930-е годы генетика в Советском Союзе очень интенсивно и быстро развивалась. Причем, развивалась во всех направлениях, как касательно объектов животного мира, так и растительного. Проводились колоссальнейшие исследования, мы были одной из первых стран в исследованиях, в частности, исследования Вавилова в этой области. К величайшему сожалению, тогда руководители страны, в лице того же Иосифа Виссарионовича Сталина и иже с ним, почему-то, ни с того, ни с сего, плохо разбираясь в биологии, посчитали, что это буржуазная лженаука, и просто камня на камне не оставили от проведённой работы: пересажали всех людей, а потом расстреляли. Вообще, сами по себе эти исследования, связанные с геномом, с ДНК — очень сложные исследования, они требуют очень высокого IQ у ученых, и весь цвет ученых был истреблен, к величайшему сожалению. Помимо того, были истреблены также и все результаты их наработок, всё заглохло лет на 20-25, в то время как во всем остальном мире интенсивно развивалось.

Теперь мы сильно отстали, к сожалению. Когда очнулись – поняли, что стоит делать, ввели в школьные программы, программы вузов, которые занимаются естественными науками, тогда начали появляться новые головы, которые в этом направлении начали работать. Конечно, было уже очень поздно, кроме того, еще все помножилось на закрытость Советского Союза. Ученые не могли активно друг с другом контактировать, работать, мы не могли привозить технологии извне. В итоге получилось то, что получилось — мы сильно отстали в области генетики. Сейчас пытаемся догонять, но, слишком тяжело с разбега догонять ушедший поезд. Но, не страшно. Давайте, внесем некий позитив: все-таки, у нас будет в ближайшее время возможность сделать так, чтобы все эти технологии появились в России, мы обязательно это сделаем. Надеюсь, что в ближайшие 3–4 года у нас начнется уже применение этих технологий и наши пациенты, те, которые были обречены на слепоту, прозреют.

Давайте мы сейчас с вами поговорим о другом аспекте. В мире есть разнообразные вещи, что-то, чего нет у нас, но и у нас есть и то, что есть у нас и нет нигде в мире, наши западные коллеги учатся у нас, как нужно лечить те или иные глазные болезни.

Елена Кудряшова:

Да, это гораздо приятнее. Я хотела бы акцентировать на лечении косоглазия. На Западе достаточно активно развиваются хирургические методики, хотя, только-только, в последние годы они стали задумываться о том, что хирургия косоглазия достаточно травматичная, и стали стараться делать более изящно. Однако, они никогда совершенно не задумывались о консервативном лечении косоглазия, всегда относились к косоглазию как к косметической проблеме. В итоге и результаты достаточно низкие. Только в России постепенно, планомерно плеоптическое, ортоптическое, то есть консервативное…

Игорь Азнаурян:

Давайте, мы не будем уходить в профессиональные термины. То есть мы говорим о том, что косоглазие является дефектом не косметическим, а дефектом, который сопряжен с серьезными функциональными изменениями. В частности, это касается остроты зрения и способности восприятия пространства, объема, способности воспринимать 3D-формат. Что у нас хорошего в этом ключе? Кстати говоря, что касается хирургии, думаю, что это тоже аспект, который довольно хорошо представлен у нас в стране и сильно отличается в лучшую сторону от того, что делают на Западе. Мы с вами бывали на разных конференциях, смотрим, что они предлагают, они слушают нас, и мы, сопоставляя, понимаем, что мы значительно дальше пошли в эффективности наших действий.

Елена Кудряшова:

Главное, что они тоже это понимают. Они приезжают: и в прошлом году была, и в следующем году состоится конференция уже у нас в Москве, чтобы международные коллеги тоже получали наш опыт, учились тому, что мы умеем делать. Что уникально именно в России — у нас комплексный подход. У нас есть, так называемый, strobe care — грубо говоря, система лечения косоглазия «под ключ», наверное, так можно сказать. То есть с самого начала и до конца: начиная с восстановления зрительных функций, восстановления остроты зрения, которое страдает при косоглазии, восстановления ровного положения глаз, и заканчивая высшими функциями – восприятие объема и 3D-формата. Мы все умеем делать с начала и до конца, для них это еще фантастика.

Игорь Азнаурян:

Да, это правда. Самое интересное, что мы смогли индивидуализировать хирургию. При нарушениях движений глаз можно смоделировать ситуацию, можно создать такую модель, которая позволяет рассчитать, как проводить операцию у конкретного человека, исходя из его параметров. Ведь у каждого человека свое лицо, свои глаза, они по размерам и по форме отличаются. Эти факторы влияют на исход операции. То же самое касается и лечебных методик, в частности, мы таким пациентам и зрение хорошо поднимаем, и 3D-формат восстанавливаем. В общем, как вы здорово сказали, лечение косоглазия «под ключ».

Пойдем дальше. Я думаю, что в российской офтальмологии не только вопросы, связанные с косоглазием. В детской офтальмологии это и лечение нистагма, и лечение тяжелых форм амблиопии. Интересно то, что мы уже внедрили из того, что сделано в мире. Мы года два, по-моему, назад внедрили систему лечения близорукости?

Елена Кудряшова:

Низкими дозами атропина? Да, года два только, как пришла эта методика в Россию. Причем, мы были первыми, кто о ней заявил, потому что до сих пор люди продолжали лечить близорукость по старинке, закапывая щипучие бесполезные капли.

Игорь Азнаурян:

До сих пор и лечатся, кстати.

Елена Кудряшова:

К сожалению, да, хотя стараемся громко объявлять о новом методе, чтобы и пациенты получали качественное лечение, и доктора могли грамотно вести своих пациентов.

Игорь Азнаурян:

Здесь хочется сказать нашим радиослушателям для информации, что цель нашей передачи и состоит в том, чтобы доводить до вас те новые методики, которые на сегодняшний день есть. В дальнейших наших встречах мы будем рассказывать вам об отдельно взятых патологиях. В частности, есть прорывные методики в близорукости, как мы сказали, есть в косоглазии, в нистагме, в лечении всевозможных наследственных болезней и так далее. Всё должно быть вам доступно, потому что, я абсолютно согласен с Еленой Александровной, во многих наших медицинских центрах многие доктора еще используют способы лечения, морально устаревшие в силу своей недостаточной эффективности.

Елена Кудряшова:

Уже даже доказано, что некоторые способы лечения близорукости не эффективны, такие как склеропластика, от которой уже во всем мире отказались.

Игорь Азнаурян:

Сейчас мы уже затронули вопрос о том, что есть различные научные исследования, которые оказали сильное влияние на развитие нашей отрасли. Давайте поговорим, каким образом они происходили. Расскажем нашим радиослушателям о вехах в истории развития офтальмологии, не только детской офтальмологии, но и в целом. Мы уже начали говорить о старых методах, говорим о том, что они морально устарели, но когда-то они были очень прогрессивными, верно? Революционным шагом, наверное, были моменты, которые сдвинули отрасль, привели ее к качественному скачку. Как по-вашему, какие события, произошедшие в XX веке, значительно повлияли на развитие отрасли?

Елена Кудряшова:

Я считаю, что на развитие отрасли в первую очередь повлияли не столько события, сколько великие ученые. Одним из них был академик С. Федоров, когда российская офтальмология совершила просто грандиозный скачок. Появилась микроинвазивная хирургия, когда люди с катарактой начали прозревать и получали вторую жизнь. Весь мир пошел за нами, за Россией, увидели, как можно это делать. Появилась витреоретинальная хирургия, когда совершают достаточно сложные вмешательства на сетчатке и внутри глаза через маленькие проколы. Витреоретинальная хирургия дошла до 27G, это проколы глазного яблока, которые даже не требуют ушивания. Появилась лазерная коррекция зрения, не только у взрослых, но и у детей.

Вообще, сейчас происходит скачок именно детской офтальмологии. Мы сейчас находимся в самое интересное время, когда детская офтальмология очень активно развивается и очень активно двигается вперед. Например, еще 5 лет назад никто даже не задумывался о том, что можно делать лазерную коррекцию зрения детям с гиперметропией. Мы сейчас не будем говорить про близорукость, понятно, что близорукость – отдельное заболевание, которое требует стабилизации, там никто ни в коем случае не спешит делать быстро лазерную коррекцию. Но лазерная коррекция детям с «плюсом», с гиперметропией, была раньше невозможна, а сейчас это не только решение косметической проблемы, которая снимает очки и дает детям возможность чувствовать себя комфортно, но она делается по медицинским показаниям. С помощью лазерное коррекции мы можем и косоглазие исправить, и зрение улучшить, и еще очень много других факторов.

Игорь Азнаурян:

Да, я согласен. Если сравнивать бум в офтальмологии, который проходил в конце 1970-х и начале 1980-х годов и в нашей стране, и в мире в связи с внедрением новых хирургических технологий, то в детской офтальмологии бум происходит сейчас. Они совершенно сравнимы по своим масштабам, как по клиническим, медицинским, организационным, так и масштабам здравоохранения и промышленным. Также развиваются технологии, появляется специфическое новое оборудование. В лазерной технологии лечения детей современные аппараты дают возможности, мы с вами работаем на MEL 90, который дает возможность проводить операции у детей в условиях медикаментозного сна, что важно, потому что иначе детям не проведешь операцию — это, конечно, очень здорово. Если сравнивать с тем, что произошло тогда и сейчас, то детская офтальмология в своем скачке отстает. На Западе та же самая история, те же самые генные терапии и прочие биотехнологические методы, которые больше касаются детской патологии, потому что они развиваются в детском возрасте.

Мы начали говорить о противопоставлении лечения болезней глаз у взрослых и лечения болезней глаз у детей. Противопоставимы ли они на самом деле, и, если да, то в чем причины противопоставления и что должны знать наши радиослушатели по этому поводу?

Елена Кудряшова:

В первую очередь радиослушатели должны понимать, что детский офтальмолог — это отдельная специфика, что детей нужно лечить именно у специализированного детского офтальмолога в детской клинике. Взрослый офтальмолог привык бороться совсем с другими заболеваниями, с последствиями детских заболеваний. Вообще, очень многие заболевания родом из детства. Если вовремя их не заметить, если вовремя не принять меры, то потом они представляют собой очень серьезные проблемы. Взрослые офтальмологи не умеют их выявлять.

Игорь Азнаурян:

Почему, Елена Александровна, как по-вашему? Вы – детский офтальмолог. Скажите, пожалуйста, почему вы можете выявить болезни глаз у взрослых, а взрослый офтальмолог, как вы утверждаете, недостаточно хорошо разбирается в болезнях глаз детей?

Елена Кудряшова:

Есть специфика детских заболеваний, возрастная специфика. Любой интересующийся офтальмолог в состоянии освоить, узнать и научиться это делать. Но, когда человек работает все время со взрослыми и у него мало детского приема, он этого не делает в отсутствие времени и других интересов. Детские офтальмологи учатся по специальным программам в специальных офтальмологических центрах.

Игорь Азнаурян:

То есть, вы считаете, это вопрос образовательный?

Елена Кудряшова:

Конечно.

Игорь Азнаурян:

То, с чего мы с вами начали передачу. Я со своей стороны хочу сказать, каким образом решается этот вопрос в странах, где уже прошли этап понимания того, что детская и взрослая офтальмология — не совсем одинаковые сферы. Доктора, которые работают на рынке детских офтальмологических услуг, детской офтальмологической помощи должны иметь дополнительное образование. Как этот вопрос решается? Все получают одинаковое офтальмологическое образование после института, вуза, университета, и далее, если человек, став офтальмологом, хочет работать с детьми, то он проходит дополнительную резидентуру от 6 месяцев до года, в зависимости от полученных допусков. Делают это всё профессиональные ассоциации, не Минздрав регулирует, а делают профессиональные ассоциации. Я считаю, что это очень правильный подход.

Елена Кудряшова:

В нашей стране пока такого нет, к сожалению. В нашей стране законодательно офтальмологи еще не делятся на взрослого и детского офтальмолога, поэтому взрослый офтальмолог имеет полное право принимать детей. Из-за этого иногда получается достаточно некачественное…

Игорь Азнаурян:

Я не готов согласиться с тем, что надо делить офтальмологов на взрослых и детских. Офтальмолог – он и в Африке офтальмолог. Например, не все же офтальмологи витреоретинальные хирурги. Для того чтобы стать витреоретинальным хирургом, нужно пройти специальную подготовку. Не все офтальмологи – лазерные хирурги, для того чтобы стать лазерным хирургом, нужно пройти соответствующее квалификационное образование. Не все офтальмологи вообще хирурги, катарактальные, глаукоматозные и прочие — тоже нужно пройти определенную подготовку. В этом смысле я считаю, что не все офтальмологи — детские офтальмологи. Для того чтобы работать в детстве, равно как и работать в лазерной хирургии, равно как и работать еще где-то в различных узконаправленных сегментах офтальмологии, следует пройти определенное образование, которое должно быть утверждено. Делать это должны профессиональные ассоциации, конечно, а никакой не Минздрав, потому что иначе мы опять погрязнем в очередной бюрократии, которая не даст прогрессивного результата. Кто может лучше профессионального сообщества оценить, что и как нужно делать в своей отрасли? Минздрав должен, безусловно, будучи государственным департаментом, контролировать все, должен издавать соответствующие нормативные акты, но, опять же, в тесной связи с профессиональным сообществом. Иначе нам удачи не видать.

Елена Кудряшова:

К счастью, я знаю, что у нас уже создаются такие ассоциации. В частности, вы, Игорь Эрикович, создали Ассоциацию детских офтальмологов и страбизмологов. Даже не только детских, а просто офтальмологов и страбизмологов. Не могли бы нам чуть подробнее рассказать об этом? Потому что это очень важный момент, я думаю, что ваша природная скромность может помешать вам об этом рассказать.

Игорь Азнаурян:

Спасибо большое на добром слове! Это вряд ли интересно нашим радиослушателям, но, раз вы затронули эту тему, я скажу. Что вам нужно искать, дорогие радиослушатели? Если есть проблема, неважно какая, с вашими глазами, глазами ваших близких, родных, взрослых, детей ― всегда нужно искать докторов, которые специализированно работают в том или ином сегменте отрасли. На сегодняшний день такая возможность есть. Если есть катаракта, предположим, у вашей бабушки, матери, отца, кого-то еще – значит, вам нужен катарактальный хирург. Как выбирать среди катарактальных хирургов? Нужно посмотреть статистику хирурга, если она есть в доступе: сколько он сделал операций, какими хирургическими методиками он владеет. Конечно, это можно найти в интернете, можно и сарафанным радио, хотя лучше, услышав рекомендацию, все равно войти в интернет, посмотреть. Здесь я хочу еще предупредить: когда вы смотрите в интернете о том или ином докторе, имейте в виду, что в нашем интернете есть недобропорядочные дельцы, которые специально пишут отзывы хорошие, плохие. Нужно фильтровать отзывы, которые написаны специально, от реальных отзывов, будь они хорошие или плохие. Также имеют значение рекомендации профессиональных сообществ. Мы организовали Ассоциацию офтальмологов и страбизмологов; это часть офтальмологов, которая занимается нарушением движений глаз — всевозможными нистагмами, косоглазием, парезами, глазодвигательными параличами и так далее. Это отдельное направление в офтальмологии. Мы создали такую ассоциацию, у нас происходят и обучающие процессы, и международные конференции будут с привлечением самых первых лиц отрасли, и так далее.

Поговорим с вами о том, какие есть риски для ребенка, если его начинает лечить офтальмолог без специальной аттестации или специального образования в области детской офтальмологии. Какие конкретно риски в этом есть? Не конкретно по патологиям, а в общем какой риск? Человек знает общую офтальмологию, не знает детство и начинает лечить ребенка. Привели к нему, сказали: лечите.

Елена Кудряшова:

Он применяет к ребенку те подходы и методики, которые применимы у взрослых, даже банальная очковая коррекция. Очки у ребенка и у взрослого совершенно разные. Простой пример. Если у человека разные глаза, большая разница между глазами, например, на одном глазу -8, на другом глазу +3. Бывает такое, я большую разницу сказала. Взрослый офтальмолог, увидев такую разницу, испугается и не станет давать достаточную очковую коррекцию, потому что взрослый её не перенесет. В итоге, ребенок будет ходить в недостаточных очках и его глаза не будут развиваться. Он получит в итоге амблиопию, то есть недостаточно сформированные зрительные функции, которые во взрослом возрасте будет очень-очень сложно поправить и лечить. Сейчас уже появляются методики, мы умеем лечить взрослых, умеем поднимать им зрение, но это довольно серьезный процесс. Мы в этом плане тоже активно развиваемся, у нас появляются новые интересные методики, которых еще 10 лет назад не было. Сейчас уже и взрослым мы можем сказать, что не безнадежно, зачастую мы можем поднять зрение. Однако, этого можно было избежать: правильно подобранные для ребенка очки помогли бы избежать проблемы совсем.

Игорь Азнаурян:

Я бы здесь сказал еще и разных подходах в лечении, всевозможных шаманских штучках со всякими многочисленными светелками, или дырчатыми очками, или черничными таблетками и прочие всякие мифы, которые стоят денег. Люди тратят не только деньги ― они тратят драгоценное время, когда уже восстановить зрение в последующем становится гораздо сложнее. У меня была пациентка, мать которой была уверена в том, что после первого интимного контакта косоглазие у ее дочери пройдет. Я вам говорю на полном серьезе! Ее в этом убедили доктора, кстати. Это, конечно, катастрофа.

Конечно, хотелось бы, чтобы все доктора были одинаковы, к этому мы стремимся и в наших образовательных процессах, и в наших всевозможных обучающих вебинарах, конференциях и так далее. Но, как известно, двух одинаковых людей не бывает, двух одинаковых специалистов тоже не бывает, даже среди специалистов самого высокого класса кто-то хорош в одном, кто-то хорош в другом. В этой связи расскажем нашим слушателям о том, на кого сегодня можно ориентироваться в детской офтальмологии у нас в стране. Только не говорите обо мне, давайте, расскажем о наших коллегах. Страна нас большая, в связи с тем, что она так растянута, расскажем о специалистах в разных регионах. К сожалению, в области детской офтальмологии их не очень много, но, тем не менее, они есть, да?

Елена Кудряшова:

Да. Например, в Санкт-Петербурге очень хорошо развивает детскую офтальмологию и, в частности, лечение косоглазия Попова Наталья. В Сибирском филиале МНТК тоже здорово, пишут очень много научных работ, очень активно работают, ездят на международные конференции — Игорь Плисов представляет детскую офтальмологию.

Игорь Азнаурян:

Ольга Жукова на юге у нас, в Саратове, очень хороший профессор. Постепенно наша отрасль поднимается, в ней появляются новые яркие личности, и мы с вами надеемся, что все у нас будет хорошо.

Я бы хотел сказать о том, дорогие радиослушатели, что у нас будет дальше, анонсировать следующую передачу. Она будет посвящена одной из глазных патологий, она встречается и у взрослых, и у детей, называется нистагм. Это тяжелейшее заболевание, которое связано с тем, что глаза не могут фиксировать, не могут производить следящие движения, находятся в постоянном колебании. Эта болезнь считалась до недавнего времени практически неизлечимой, и до сих пор многие доктора в разных регионах говорят о том, что нистагм вылечить невозможно, вы с ним будете жить всю жизнь. К величайшему счастью сегодня такая возможность есть, и мы расскажем вам, каким образом можно лечить. Мы расскажем вам об этой патологии вообще, расскажем, откуда она берется, почему возникает эта очень интересная, сложная патология и как сделать так, чтобы ее вылечить. Я думаю, что, помимо экспертов, мы будем приглашать, может быть, родителей или самих пациентов, которым проведено лечение, они будут вам рассказывать о своих ощущениях. Думаю, так будет во всех остальных наших передачах, а сегодня у нас была общая передача, мы в общем поговорили об отрасли. В будущем, когда мы будем говорить уже по тем или иным нозологиям, тем или иным патологиям, болезням, мы перейдем именно на такой формат.

Елена Александровна, большое вам спасибо! Напомню, гостьей нашей передачи была Елена Александровна Кудряшова — детский офтальмолог, практикующий доктор, хирург.

Елена Кудряшова:

Спасибо большое!