Искусственный интеллект в медицине

Камиль Бахтияров:

Здравствуйте, дорогие друзья! В эфире канал Mediametrics и программа «Медицина народного доверия с доктором Бахтияровым». Сегодня у меня праздник, потому что мне удалось пригласить в студию знаменитого человека, который стоял у истоков цифровой медицины, это Борис Зингерман, он является руководителем цифрового направления лаборатории «Инвитро» и директор ассоциации искусственного интеллекта в медицине, которая называется «Национальная база медицинских знаний». Вы не медик, но занимаетесь медициной, почему медициной и как Вы пришли к этим идеям?

Борис Зингерман:

Как всегда, случайно. Я по образованию математик и меня интересовало программирование. Практически сразу после окончания мехмата совершенно неожиданно я пошел работать в рифт с Минздравом Российской Федерации, которым тогда руководил Сурен Ашотович Гаспарян – основатель компьютеризации. Это человек, который создал кафедру во Втором медицинском – информатизации здравоохранения, и он руководил республиканским вычислительным центром, где кипела жизнь вокруг компьютеров в медицине.

Камиль Бахтияров:

Фактически сразу после окончания института Вы окунулись в медицину?

Борис Зингерман:

Не могу сказать, что это было прицельное решение, так получилось, и меня затянуло. После этого я долго работал в вопросах, связанных с цифровизацией службы крови, это был первый проект, в котором я участвовал. Сначала была Минздравовская учетная система, потом, когда появились персональные компьютеры, мы первые стали ставить системы на станции переливания крови, поскольку это наиболее производственная часть медицины, которую сразу очень хотелось автоматизировать. Мы первые вводили штрих-кодирование, я являюсь автором ГОСТа по маркировке компонентов крови. С этой темой в 1988 году я оказался в гематологическом научном центре, дальше уже начались истории с медицинскими информационными системами, которые я внедрял. Так получилось, что на моих глазах прошла вся компьютеризация от самых примитивных компьютеров до нынешнего состояния.

Камиль Бахтияров:

Что такое цифровая медицина? Мы говорим цифровая медицина, искусственный интеллект, иногда пациенты просят меня прокомментировать анализы, это является цифровой медициной?

Борис Зингерман:

Когда Вы комментируете анализы, это цифровая медицина только в той части, что пациенты анализы получили из нашей лаборатории по электронной почте. Это действительно цифровая медицина, к которой долгие годы шли, и многие государственные медицинские организации до сих пор не дошли до этого. Такая примитивная история, как быстро получить результаты своих анализов по электронной почте, далеко не везде сегодня доступна. Но когда пациенты приходят с распечатанными анализами и просят прокомментировать, это уже не цифровая медицина, это уже человеческая медицина. В этом сегменте возникает новое направление – искусственный интеллект, который может дать интерпретацию анализов. Я знаю лабораторные системы, которые делают такую интерпретацию. Кроме распечатки бланка анализов, в котором стоят цифры, идет информация о том, что бы это могло значить для пациента. Причем очень важно, чтобы интерпретация была понятна врачу, но очень важно сделать ее понятной и пациенту, чтобы пациент понимал, что ему сказали. Тут уже и цифровая медицина, и искусственный интеллект. Это новое направление, оно сейчас только начинается, в нем не очень большие успехи, но они есть.

Камиль Бахтияров:

Нет ли здесь опасности, что пациент, прочитав, скажет: «У меня вот эта патология», – учитывая, что наши пациенты очень любят лечиться по интернету, читать сомнительные источники? Сейчас идет борьба с блогерами, которые не имеют нужной квалификации. Я знаю таких блогеров в своей специальности, которые рекламируют БАДы, витамины, и люди покупают за бешеные деньги. Куда мы движемся с этой интерпретацией?

Борис Зингерман:

Нас всех пугают доктором Гуглом, есть много анекдотов: если вы получили диагноз в Гугле, то второе мнение получаете в Яндексе. Проблема в другом, человеку нужна медицинская информация. Если врачи не дают человеку достаточный объем медицинской информации, то он ее начинает искать там, где это возможно. Проблема на сегодняшний день состоит в том, мы перед началом говорили про доктора, который отлично оперирует, но не любит разговаривать с пациентами, это большая проблема медицины в целом, и нашей медицины особенно. За рубежом больше разговаривают с пациентом, у нас разговор с пациентом считается не медицинским делом, пустой тратой времени. Одна из сегодняшних задач медицины – дать пациенту нужную информацию, проверенную, качественную от своего доктора.

В этом плане я пытаюсь продвигать проекты, связанные с тем, чтобы донести до пациента нужную качественную информацию в нужное время, предоставленную его врачом. Вы не успеваете поговорить с пациентом, понятно, что иногда трудно объяснить все детали его проблемы, назначенного лечения и диагноза. Вы дали пациенту заключение, а дальше в соответствии с тем, что там написано, искусственный интеллект еще добавит туда пару научных, медицинских, качественных ссылок. Тогда в первую очередь он прочитает те ссылки, которые вы ему дали. Потом пойдет в Гугл и будет читать про уринотерапию, про БАДы, этого не избежать, но начнет с того, что вы ему дали.

Камиль Бахтияров:

На своих приемах я обычно пациентам стараюсь сам все объяснять, я им не даю ссылок. Очень часто люди приходят за вторым мнением и говорят: «Как Вы думаете, мне нужно оперироваться или не нужно, я планирую беременность, у меня большая миома?» Я им не говорю, что Вам надо посмотреть UpToDate.

Борис Зингерман:

В UpToDate есть специальный отдел образовательной информации для пациентов. То есть это специально подготовленные тексты, которые вы можете послать своим пациентам.

Камиль Бахтияров:

Но мне кажется, что пациент приходит к врачу не для того, чтобы доктор послал его в UpToDate. Человеческое общение не заменит никакие ресурсы. Несмотря на ту цифровизацию, которая на нас надвигается, профессия врача не исчезнете. Другой момент, какие он будет использовать «игрушечки». Меня всегда излишняя цифровизация пугает.

Борис Зингерман:

Я с Вами полностью согласен, но и Вы со мной согласитесь, что не все врачи успевают достаточно много рассказать своим пациентам.

Камиль Бахтияров:

Это вне всяких сомнений, учитывая то время, которое дается на первичный прием. Все знают, и об этом говорит наше Правительство и Президент, что не хватает врачей первичного звена. В отдаленных регионах нашей страны, когда сидит огромная очередь, один фельдшер на несколько поселков, какая там цифровая медицина, тут бы успеть с пациентом поговорить и выписать ему нужные лекарства.

Борис Зингерман:

Когда хороший врач может поговорить с пациентом, это решение проблемы. Когда пациент идет к доктору Гуглу, когда ему негде поговорить с хорошим врачом, мы пытаемся сейчас придумать, как закрыть эту нишу.

Камиль Бахтияров:

Не все наши медицинские кадры одинаково компьютерно грамотные. Как попытаться обучить наших докторов?

Борис Зингерман:

Нет проблемы компьютерной неграмотности у врачей, потому что все врачи отлично пользуются в личной жизни мобильными телефонами, домашними компьютерами, планшетами. Почему-то когда они приходят на работу и нужно пользоваться рабочими медицинскими системами, у них это вызывает ужас. Во-первых, это новое и не хочется. Во-вторых, может быть, системы недостаточно хорошо сделаны. Главное, раньше ее не было, а теперь внедрили медицинскую информационную систему, и из 15 минут приема ты 9 минут должен заполнять карту на компьютере. Я на выступлении руководителей здравоохранения в одном из регионов слышал, что мы добились очень большой оптимизации, и теперь врач на заполнение карты в компьютере тратит всего 9 минут. Из 12 или 15 минут на приеме он тратит 9 минут на заполнение карты. Хотя проблема – это не компьютерная безграмотность врачей, а некачественное построение информационной системы, может быть, излишний объем информации. До того, как врачи стали жаловаться на неудобные компьютеры, они жаловались на излишество писанины.

Камиль Бахтияров:

Они и сейчас жалуются. Количество документов, которое приходится врачам заполнять, катастрофическое. Люди делают операцию в течение 40 минут и час оформляют медицинскую карту, потому что есть пункт 1, пункт 2, пункт 3, пункт 4. Как известно, история болезни пишется для прокурора, ее нельзя не заполнить, причем по определенным стандартам. У меня была такая ситуация, когда энное количество времени я руководил одной из московских частных клиник. Ко мне пришла очень симпатичная доктор, ей было немного за 50, хорошо выглядящая, доктор офтальмолог. У меня была вакантная должность офтальмолога, я ее собеседовал, мы обо всем поговорили, договорились о зарплате, ее все устраивало, и я говорю: «Завтра Вам нужно будет подойти и начать обучаться в программе». Она сказала: «У Вас что, карты не пишутся от руки?» Я говорю: «Вы знаете, у нас программа». Был такой ужас в ее глазах, и она сказала: «Вы знаете, я, наверное, не смогу работать у Вас». Это было 6 лет назад.

Борис Зингерман:

Эта проблема, с одной стороны, несколько преувеличена, с другой стороны, она активно изживается. Я много лет проработал в гематологическом научном центре, и у нас каждый год проходил большой выпуск молодых ординаторов, которых мы обучали и выпускали дальше в жизнь. Вы не поверите, насколько они были компьютерно грамотны, они без компьютера не могли и шагу ступить, с невероятной скоростью работали на клавиатуре, для них это уже не была проблема.

Камиль Бахтияров:

Люди другого поколения. Даже когда я провожу семинарские занятия, то иногда студенты информацию проверяют, насколько я ее квалифицированно излагаю. Они залезают в свои планшеты, смотрят и проверяют, правильно ли я классификацию назвал по тому или иному заболеванию. Вы стояли у истоков такого проекта, как электронная медицинская карта. Насколько это сейчас у нас внедрено?

Борис Зингерман:

Я являюсь автором ГОСТа электронной истории болезни, которая вышла в 2006 году и действовала до 2008 года. Интересно, что в 2006 году этот термин был в ходу. Термин «электронная медицинская карта» мы с группой товарищей, в том числе с Г.С. Лебедевым, пытались ввести, когда встал вопрос о том, как нам переводить принятые за рубежом термины. Появился термин «электронная медицинская карта». Этот термин был привязан к той электронной информации, которая собирается в одной медицинской организации. Когда мы говорили об электронной медицинской карте, то, что мы собрали в рамках одной медицинской организации, очень хочется интегрировать и соединить с той информацией, которая есть об этом пациенте в других медицинских организациях. И появился термин «интегрированная электронная медицинская карта» – это тот архив, то хранилище, которое может собираться на региональном уровне, на федеральном уровне, в котором объединяется информация о здоровье пациента из разных медицинских источников. Мне кажется, что это очень важное направление, в котором мы движемся, может быть не так быстро, как хотелось бы. Но на сегодня уже во многих регионах есть проекты интегрированной электронной медицинской карты.

Камиль Бахтияров:

Насколько я знаю, это стоит больших денег. Финляндия вложила 5 миллиардов евро, чтобы сделать такую карту. Доктор может из любого уголка мира, даже в свой отпуск, если пациент обращается, войти в карту и сказать: доза такая-то, симптомы более выражены, дозу поднять. Когда мы к этому придем?

Борис Зингерман:

Мы движемся в эту сторону разными путями. Вы привели пример Финляндии, но самая продвинутая в этом направлении Эстония. В Эстонии полностью реализован проект единой электронной медицинской карты. Я беседовал с эстонскими врачами на предмет того, как они получают доступ к информации своих пациентов, поскольку вопрос защиты информации, доступа.

На сегодняшний день доступ к этой системе врач получает через свою пластиковую карточку, которая является одновременно паспортом и профессиональным удостоверением. То есть авторизовавшись в компьютере по этой карте, он получает доступ ко всем медицинским картам всех пациентов. Я спрашивал: «А как Вы объясняете, что это Ваш пациент?» Отвечали: «Я никак не объясняю, я имею доступ ко всем картам всех пациентов и дальше моя медицинская ответственность, что я использую эти карты только в этих целях».

Камиль Бахтияров:

Вы представляете, какой должен быть уровень медицинской ответственности.

Борис Зингерман:

Чтобы медицинская ответственность не дремала, у этой системы есть обратная сторона: каждый пациент видит, кто к его карте обращался. Если он считает, что кто-то обратился необоснованно, он может эту тему обжаловать, и будет разбирательство, у врача будут серьезные неприятности. Хотя я спрашивал у врачей, которые в Эстонии работают, были ли такие случаи, они говорят: «Нет, мы не знаем».

Камиль Бахтияров:

Все-таки существует высокий моральный облик врача.

Борис Зингерман:

С одной стороны, да. С другой стороны, существует пациентский контроль в этой части. Я думаю, что этот пациентский контроль подпитывает высокие моральные качества.

Камиль Бахтияров:

Совместными усилиями врачебное и пациентское сообщество добиваются честных отношений.

Борис Зингерман:

В нашей стране одна из ключевых проблем интегрированной электронной медицинской карты – это большие сложности определения, кто имеет право доступа, а кто не имеет право доступа. У нас сегодня приоритет защиты этих данных, по сравнению с приоритетом доступности данных для врачей в ключевом месте. Сегодня почему-то в нашей идеологии гораздо важнее защитить эту информацию от необоснованного доступа, чем предоставить доступ тогда, когда это нужно. В Эстонии немножко другой подход. Мы в России считаем, что гораздо важнее иметь доступ к этой информации, и мы здесь ориентируемся на его ответственность в этом вопросе. Хорошо было бы также смотреть на эту историю у нас, потому что сегодня проблемы доступа очень сложные. Поскольку они решаются с самого верха, то в постановлении Правительства про единую государственную информационную систему в здравоохранении уже четко определено, что вы, как врач, работая со своим пациентом, сможете получить доступ к его информации, только если пациент сам предоставил вам этот доступ. На сегодняшний день даже не готовы механизмы предоставления доступа, они в работе. Поэтому все наши усилия по интеграции электронной медицинской карты на федеральном уровне спотыкаются об эту проблему.

Регионы сами пытаются определить, в какой ситуации врач имеет доступ. Я, например, знаю региональный питерский приказ по организации доступа. Там есть несколько простых алгоритмов. Если пациент записан к вам на прием, это является поводом для того, чтобы вы могли посмотреть всю его медицинскую документацию, или если в клинике открыт медицинский случай в отношении этого пациента, то врачи клиники могут обратиться. Но это локальное питерское решение, и они над ним долго бились. В его основу положены идеи, которые в свое время мы заложили в проекте стандарта интегрированной электронной медицинской карты, которую мы рассматривали на экспертном совете Минздрава, но он так и остался пока проектом. Эти идеи растаскивают для региональных систем, мне это тоже кажется важным и интересным.

Во всем мире есть и третий пласт электронной медицинской карты, это персональная электронная медицинская карта, Personal Health Record (PHR) называется в других странах. Поскольку все в мире приходят к мысли о том, что государство еще не скоро соберет всю нашу информацию, то для пациентов, которые максимально ответственны или имеют серьезную проблему, должны существовать механизмы, с помощью которых они могут собрать свою медицинскую информацию для себя самостоятельно. 10 лет назад мы запустили такой проект, который назывался «Медархив». Такой независимый инструмент, с помощью которого пациент мог собирать свою медицинскую информацию из разных источников. Мы в него очень верили, но оказалось, что пациенты еще недостаточно ответственны. Здесь ставка на тех пациентов, для которых это проблема. Люди не всегда хотят заниматься своим здоровьем, а уж своей медицинской информацией подавно. Если понимает, что для него это проблема, начинает собирать, начинает этим заниматься, и мы должны дать ему этот инструмент. Тема карты очень важная и интересная, но она в работе.

Камиль Бахтияров:

Наша страна большая, цифровая медицина активно внедряется в Питере, в Москве, других больших городах, а что делать людям, которые проживают в населенных пунктах с населением 25 000-30 000? Ведь есть такие города, в которых нет узких специалистов, нет уролога, как внедрение цифровой и телемедицины может здесь помочь?

Борис Зингерман:

Телемедицина может провести консультацию любого московского академика в стойбище оленеводов на Чукотке. Мы это с уверенностью говорим последние 30 лет. С одной стороны, это правда, потому что технических препятствий нет никаких. В стойбище чукотских оленеводов есть мобильная связь, есть мобильный интернет и теоретически есть возможность достучаться до московского академика или, например, из ФАПа, который находится посреди стойбищ. Проблема организационная, состоящая в том, что мы должны выстроить организацию доступа, финансовые потоки. Мы должны обеспечить, чтобы московский академик, когда ему звонит чукотский оленевод, снял трубку телефона или ответил на вызов в очень дорогой и качественной видео-конференц системе, которая может быть построена.

Пару лет назад я выступал на конференции, которая проходила сразу же после выхода закона о телемедицине, я высказал крамольную мысль, что телемедицина будет развиваться в больших городах, среди молодого образованного населения, у которого тоже вокруг все есть. То есть вместо того, чтобы пройти 10 шагов до медицинского центра, который у него под боком, этим людям гораздо проще войти в приложение, обеспечить дистанционный мониторинг, связь с врачом, с работой и с домом, когда захочется. Телемедицина в этом месте будет работать в первую очередь. Если она запустится в этом месте, то может быть когда-то она дойдет до отдаленных регионов. Это честный ответ, в отличие от правильного. Телемедицинские проекты уже сейчас развиваются в больших городах, в регионах, где и так неплохо с медициной.

Люди живут, не выпуская телефона из рук. Телефон им что-то подсказывает в отношении их здоровья: мониторинга здоровья, рекомендации по здоровому образу жизни, лечению. Например, напоминание о приеме таблеток. Я даже по себе знаю, когда телефон мне напоминал, что мне надо померять давление. Это инструменты, которые надо внедрять, которыми надо пользоваться. Я думаю, что направление дистанционного мониторинга пациентов в процессе послеоперационного лечения будет важно. Вы выписываете пациента, на второй день он уходит домой с мыслью: а куда я подамся, есть что? Если в этот момент вы ему предложите абонемент дистанционного консультирования, того доктора, который вел его в клинике, на месяц, чтобы он, как страховой полис, имел возможность задать доктору вопрос, который его волнует, пациент будет покупать даже за деньги такой абонемент.

Телемедицинский продукт, который мы сейчас запускаем, называется «медицинский мессенджер». Это платформа, на которой ваша клиника может продать своим пациентам абонемент дистанционного консультирования врача, который его лечил, оперировал, ведет. Например, диабетик, пациент ходит к своему доктору раз в 2 месяца, а в промежутке он может задать вопрос. Если еще в эту систему добавить специального бота или интеллектуального агента, который будет мониторить глюкозу и давление, приверженность к лечению, генерировать для врача экстренное уведомление в ситуации, когда надо обратить внимание, то есть система не будет каждый раз отвлекать врача, когда пациент померял дома давление, но она сгенерирует экстренно уведомление в ситуации, когда несколько раз измеренное давление показало, что врачу надо обратить на это внимание.

Камиль Бахтияров:

Я думаю, что найдется полк пациентов, которые будут платить за свое спокойствие.

Борис Зингерман:

Мы это отработали на пациентах, которые вызывали врачей на дом.

Камиль Бахтияров:

Может быть, не всегда нужно доктора на дом вызывать, а можно дистанционно посмотреть.

Борис Зингерман:

Можно, но если даже вызвали доктора на дом, очень хочется иметь неделю возможности переспросить что-то о назначенном лечении. Мы этот продукт назвали «гарантийное обеспечение амбулаторного визита». Пациент побывал у врача, по международной статистике известно, что он запомнил 30% или 40% того, что сказал доктор, а еще многое доктор не успел сказать. Когда пациент выходит за дверь, у него встает неразрешимый вопрос: таблетку, которую доктор прописал, ее до еды пить или после? Спросить не у кого, и тут он идет к доктору Гуглу и выясняет, что надо пить не эту таблетку, а совсем другую. Если бы в этот момент он мог задать вопрос своему доктору через специальный мессенджер и через 2 часа получить ответ: после еды, записать стаканом воды и бананы можно.

Камиль Бахтияров:

Отличная идея. Я тоже с таким сталкивался, все равно общение с доктором, даже приход на профилактический осмотр, это всегда волнение, а вдруг что-то найдут. Особенно пациенты, которых ты оперировал, была непростая проблема, и ты говоришь: «Вам надо периодически приходить консультироваться, смотреться».

Борис Зингерман:

Такая же ситуация с ведением беременности.

Камиль Бахтияров:

Для ведения беременности вообще идеальная идея, потому что беременные всегда забывают. Хотелось бы поговорить о роли цифровой медицины и цифровизации в медицинском образовании. Известно, что в нашей стране не очень большое количество людей знают английский язык и могут воспользоваться тем же самым UpToDate. Какие пути совершенствования медицинского образования, что может предоставить цифровая медицина?

Борис Зингерман:

Тут никакого принципиального отличия медицины от других отраслей жизни нет. Это дистанционные образовательные курсы, хорошо отработанная схема. Технически она отработана, но проблема в чем? Должны быть хорошие дистанционные образовательные курсы, которыми врач может воспользоваться, которые может найти, прослушать, пройти обучение, пройти тест после такого курса. Технически все решено, но кто-то должен сесть и сделать эти курсы.

Камиль Бахтияров:

Курсов много, я сам лично пишу такие курсы. Проблема в том, как оценить тот контент, который дает тот или иной специалист. Многие подобные частные структуры, которые продают эти курсы и дают образовательные документы государственного образца, не совсем хорошо выбирают лекторов. Есть и по нашей специальности профессора, которых я с удовольствием послушаю, приду на семинар. Любой из нас, кто живет в своей специальности, не может знать всего. Появляются новые препараты, новые технологии, кто-то в чем-то разбирается лучше. Но рынок медицинских дистанционных курсов огромный, не все имеют образовательную лицензию, но тот контент, который они дают, не всегда соответствует.

Борис Зингерман:

Здесь, как в любой другой проблеме, должна быть система оценки качества. Сейчас внедряется система оценки качества медицинских услуг, и настало время системы оценки качества медицинских образовательных услуг, причем как для врачей, так и для пациентов. Есть французская и швейцарская система, которая лицензирует медицинские сайты. На том же UpToDate, на некоторых российских сайтах стоит значок, что прошли лицензирование швейцарско-французской оценочной системы. Информация, которая там представлена, соответствует 10 критериям, которые были проверены. Но вопросы системы качества медицинского образования – это вопросы не цифровой медицины. Технически мы готовы обеспечить, а кто обеспечит медицинский контроль, это к вам вопрос.

Камиль Бахтияров:

Понятно, что и преподаватели ВУЗов должны в этом участвовать. С другой стороны, сталкиваешься с ситуацией, когда преподаватели не всегда совершенствуются. Иногда студенты жалуются: «Мы были на такой-то кафедре, там преподаватели относятся к нам равнодушно, они отчитали свой семинар и побежали в частную клинику принимать». Сейчас студенты притязательные, им нужна новая информация, и не только в форме семинаров, а в форме игры, соревновательный дух должен быть. Я постоянно с этим сталкиваюсь, постоянно думаю, как сделать так, чтобы студентам было интересно.

Борис Зингерман:

Это педагогический талант. В этой ситуации, поскольку у нас нет построенной системы оценки, хорошо было бы попробовать систему типа лайков, то есть оценки тех или иных материалов сообщества, как представители сообщества этот образовательный ресурс оценивают. Очень хорошая тема, но ее тоже надо организовать. Если какая-то медицинская ассоциация за это взялась и регистрировала и лицензировала экспертов, которые могут такие профессиональные лайки ставить тем или иным образовательным ресурсам, от уважаемости к этой ассоциации зависело бы и уважение к тем оценкам, которые она ставит.

Камиль Бахтияров:

Вы являетесь членом попечительского совета Национальной ассоциации заслуженных врачей, которые тоже занимаются цифровой медициной.

Борис Зингерман:

В отношении Национальной ассоциации заслуженных врачей для нас очень важно, что эта ассоциация в рамках консилиума Народного доверия, который был год назад, выступила инициатором и организатором нашей новой ассоциации искусственного интеллекта в медицине. Именно ассоциация заслуженных врачей выступила инициатором того, чтобы тема искусственного интеллекта в медицине была выдвинута на передний план. Уже год существует наша ассоциация искусственного интеллекта, мы все время оглядываемся на «Заслуженных врачей». Наша ассоциация называется «Национальная база медицинских знаний», а медицинские знания где находятся? В тех же самых «Заслуженных врачах». Сегодня нам важны проекты внедрения искусственного интеллекта.

Мне часто задают вопрос, где искусственный интеллект в системе здравоохранения будет развиваться в первую очередь? Ответ очень простой – там, где врачей не хватает. Там, где не хватает живых реальных врачей, мы должны их заменить искусственным интеллектом, в основу которого положены знания тех заслуженных врачей, которые выступили инициаторами этого проекта. Потому что там, где не хватает живых врачей, их надо заменять консервированными знаниями.

Камиль Бахтияров:

Хоть как-то заменить, чтобы наши уважаемые жители России получали квалифицированную медицинскую помощь. Борис, есть ли у Вас мечта личная или профессиональная?

Борис Зингерман:

Фразе «у меня есть мечта» из выступления Мартина Лютера Кинга на днях исполнилось 50 лет. Я ее использовал в презентации, когда мы выпускали профессиональную электронную медицинскую карту – проект, в рамках которого пациенты могли собрать свою личную медицинскую информацию. Тогда это казалось мечтой, сегодня это реалии нашей жизни. Просто это то, над чем нужно повседневно и качественно работать, мне кажется, что мы этого добьемся. Сегодня эта мечта переходит в разряд исполнения, и мы видим, что исполнение не за горами. Моя профессиональная мечта близка к исполнению, а личные мечты не предмет обсуждения.

Камиль Бахтияров:

Я хочу Вас поблагодарить за то, что нашли время выступить в нашей передаче и высказать свое авторитетное мнение. Большое Вам спасибо! Нашим телезрителям и слушателям я хочу пожелать здоровья, всего хорошего. До новых встреч!