Проект «Медицинский класс»
Организация здравоохранения
Татьяна Моисеева:
Канал Mediadoctor, программа «Здоровое детство» и ее ведущие, я, Татьяна Моисеева, и Мария Рулик. Сегодня у нас в студии гость – врач-педиатр Овчинникова Светлана Юрьевна, заведующая отделением медицинской профилактики Государственного бюджетного учреждения «Детская городская поликлиника № 12». Сегодня тема нашей передачи: «Медицинские классы в московских школах».
Мы изучили статистику, и по данным Всероссийского центра изучения общественного мнения 90 % старшеклассников считают, что обучение в школе не позволяет им развивать и реализовывать свои способности. 85 % утверждают, что школа не дает реальных ориентиров для жизненного определения. 90 % говорят о том, что в школе они не получают возможность для профориентации. Также они не имеют права выбора самим как преподавателей, так и предметов, которые они хотели бы более углубленно изучать, и которые им, возможно, в дальнейшем понадобятся для профессии. С 2006 года начался переход большей части российских школ на, так называемое, профильное обучение. В некоторых школах в рамках эксперимента такое образование уже введено, такое обучение, сегодня мы разберемся, что такое профильные классы. С них и начнем.
Расскажите нам, пожалуйста, с чего все начиналось?
Мария Рулик:
Именно у вас с чего начиналось, потому что в предыдущие годы многие школы имели свои профильные классы, но чаще всего это были профили, делящиеся на точные науки, математические, допустим, физические, гуманитарные науки и языковые предпочтения, лингвистические. Были биохимические. Но, медицинские классы – это новое. Расскажите, для вас как начиналось, с чего начиналось?
Светлана Овчинникова:
Так как я заведую отделением профилактики, мы занимаемся тем, что ведем профилактическую работу в школах, в детских садах. Это и вакцинация, и диспансеризация в том числе. С ребятами мы проводили тематические беседы, лекции, семинары. В какой-то момент одной из наших подопечных школ удалось закупить современное оборудование, так называемый, медицинский класс. В его состав входит большая лаборатория. Школа пригласила меня сотрудничать с ними и помочь ребятам погрузиться в медицину более глубоко именно как от врача-педиатра.
Мария Рулик:
Подскажите, пожалуйста, с какого возраста начинается погружение, назовем так? То есть медицинские классы с какого возраста?
Светлана Овчинникова:
Мои ребята, мои классы – это 10 и 11 класс, старшие классы. В прошлом году мы начали, уже второй год у нас идет проект, мы начали с 10 классом. В текущем году у меня один 10 класс и один 11 класс.
Мария Рулик:
Подскажите, пожалуйста, вы же сотрудничаете с кем-то еще, общаетесь, кто тоже ведет медицинские классы: а раньше начинать – нет?
Светлана Овчинникова:
Нет, почему? Я знаю, что в других школах начинают с 8 класса, с 8-9 класса. Кто-то рекомендует вообще начать еще более раннее. Я считаю, что не стоит. 8-9, в принципе, да.
Мария Рулик:
Вы считаете, что 8-9 – уже возможен выбор профессии, ориентирование?
Светлана Овчинникова:
Да, дети начинают хотя бы немного понимать, что это такое и нужно ли им. 10-11 – уже более.
Татьяна Моисеева:
Как дети попадают в такие классы? Они сами принимают решение или родители?
Мария Рулик:
Нужно сдать экзамены, проверяют их знания?
Светлана Овчинникова:
Больше конкурсный отбор.
Татьяна Моисеева:
Они сдают предметы, тесты?
Светлана Овчинникова:
Насчет тестов я вам не скажу, это больше вопрос к школе, но то, что они хорошо учатся по биологии и по химии, у них высокие средние баллы ― да, это есть. Решение о том, в каком классе учиться, они принимают совместно с мамами и с папами.
Мария Рулик:
Есть ли особенности обучения в таком классе? Вы сказали, что, в других школах начинают с 8 класса. Но, химия начинается только в 8 классе. Знания по биологии и химии требуются в дальнейшем и для поступления. Какие еще предметы преподаются в медицинском классе?
Светлана Овчинникова:
Относительно моих детей, да, углубленное обучение именно по биологии и по химии. Также у них есть латинский язык, занятия в МЦКО ― специальном московском центре качества образования. К ним приезжают преподаватели из МЦКО, также в лабораториях с ними проводят определенные занятия. Они посещают «Субботы московского школьника», ездят в медицинские университеты на лекции и практику, тоже получают определенное образование.
Татьяна Моисеева:
Раньше, во всяком случае, когда я поступала в институт, то одним из основных вступительных экзаменов был русский язык, а биология была последним предметом, завершающим этапом. Чтобы дойти до биологии, которую те, кто собирался в медицинский институт, углубленно изучали, надо было сдать русский. Как сейчас у них с русским языком?
Светлана Овчинникова:
С русским – замечательно! Более того, и математику они тоже сдают как профильный экзамен.
Мария Рулик:
А почему? Потому что некоторые из них выберут не медицину, а биохимию?
Светлана Овчинникова:
Возможно, да.
Мария Рулик:
В биоинженерии, например, требуется. Ты говоришь, последним сдавала биологию. Сейчас ЕГЭ, ты ничего первым и последним не сдаешь. Ты по факту имеешь количество баллов. Русский является обязательным для всех.
Татьяна Моисеева:
Нет, я имею в виду, что потом, при поступлении в институт не всегда принимают только голый ЕГЭ.
Мария Рулик:
Медицинские только ЕГЭ, насколько я знаю.
Светлана Овчинникова:
ЕГЭ и плюс еще у моих детей есть возможность в 11 классе сдать предпрофильный экзамен, за который они получат дополнительные баллы.
Мария Рулик:
Только дополнительные баллы, а сдаешь ты ЕГЭ. Никакого дополнительного экзамена.
Светлана Овчинникова:
Да.
Татьяна Моисеева:
То есть дополнительных экзаменов в медицинский институт не существует?
Мария Рулик:
А в медицинский, вы сказали, у них есть бонус для поступления? Помимо того, что они получат более расширенные знания, они могут сдать предпрофильный экзамен, который добавит 5 баллов. А другие льготы есть? Допустим, они могут участвовать в олимпиадах. Сейчас очень популярно – поступать по итогам олимпиад.
Светлана Овчинникова:
Есть такое. Дети активно участвуют в олимпиадах. Более того, они готовят свои проекты, защищают их. Сейчас у меня одна девочка готовит проект ЭКГ: как изменяется ЭКГ у ребенка, если он, например, пьет кофе или не пьет кофе. На двух мальчиках она ставит эксперимент.
Татьяна Моисеева:
То есть одному сказали пить кофе, а другому кофе не пить?
Светлана Овчинникова:
Да.
Татьяна Моисеева:
Раньше были медицинские лицеи – тоже, как раз, 10–11 класс. При университетах были классы, где готовили детей. Сейчас то же самое или в средних образовательных школах такие классы появились как дополнение?
Светлана Овчинникова:
Я думаю, что, скорее всего, классы появились, потому что у ребят сейчас очень много возможностей. Преподаватели тоже не все проходят, чтобы заниматься с этими детьми. У них всех либо первая, либо высшая квалификационная категория, они тоже проходят определенный отбор, приходят лучшие преподаватели для детей.
Татьяна Моисеева:
Много детей в классе?
Светлана Овчинникова:
В одном 25, в другом 30.
Мария Рулик:
Вы сказали, что школа, с которой вы сотрудничали, получила оборудование для медкласса. Получила или имела возможность приобрести. Что такое медкласс? Вы говорите, лаборатория, а я слышала о том, что это всевозможные тренажеры, манекены, симуляторы. Это имелось ввиду?
Светлана Овчинникова:
Это имелось ввиду. Там не только медицинские принадлежности, не совсем медицинские, с моей точки зрения. Дети могут выращивать всевозможные культуры, у них есть специальные биологические аспекты. У них есть химическое оборудование, они там и дистиллируют воду, и фильтруют ее, смотрят ее загрязненность и так далее.
Мария Рулик:
Экспериментальная часть для химии.
Светлана Овчинникова:
Да. Есть наше, уже медицинское оборудование. У нас есть всевозможные муляжи. У нас есть наш любимый Гришенька, наш муляж-тренажер, которому мы регулярно делаем сердечно-легочную реанимацию, и он нам подсказывает, как мы ее сделали: правильно или неправильно, сломали ли ему ребро.
Мария Рулик:
Как часто Гришенька умирает?
Светлана Овчинникова:
Мы стараемся, чтобы ничего с ним не случилось, чтобы он жил вечно. Ребята с удовольствием проходят это занятие.
Татьяна Моисеева:
Наверное, это одно из самых веселых занятий. Веселых в каком плане? Потому что активная деятельность. Ты чувствуешь себя, как полноправный врач.
Светлана Овчинникова:
У нас не только Гришенька. У нас есть также манекены для промывания желудка. Есть всевозможные накладки, чтобы имитировать ту или иную рану, чтобы потом ее перевязывать. У нас есть тренажер для удаления инородного тела из дыхательных путей. Измеряем давление. Даже есть аппарат ЭКГ, достаточно большой.
Мария Рулик:
Это входит в оборудование медкласса? Может быть, нас слушает кто-то из директоров школ, и надо, чтобы они понимали, что это дает очень большие возможности именно для погружения чисто в медицинскую, даже не только в медицинскую тематику, но и если вы воспитываете будущих биохимиков, будущих биоинженеров, то тоже неплохо. Химическая лаборатория – это очень здорово! Занимает отдельный класс? Выделяется ли отдельно территория?
Светлана Овчинникова:
Да, отдельная территория, где это все охраняется, находится под камерами, в том числе. Всё достаточно дорогостоящее.
Мария Рулик:
Из тех детей, которые начали с вами работать в 10 классе, сейчас они в 11 классе усиленно готовятся к сдаче ЕГЭ и готовятся к поступлению и уже выбрали вузы. Сколько из них хотят быть медиками?
Светлана Овчинникова:
Разделилось пополам. Не все хотят быть именно медиками, именно врачами. Остальные выбрали либо биогенную инженерию, либо врачами не человеческими, а ветеринарами.
Татьяна Моисеева:
Кстати, да, интересный вопрос. Те, кто хотят быть ветеринарами, им тоже полезны медицинские классы, как у вас?
Светлана Овчинникова:
Дети с удовольствием с нами занимаются.
Мария Рулик:
А экзамены в академии?
Светлана Овчинникова:
Точно такие же.
Мария Рулик:
Только льготы, возможно, они не могут получить, возможность сдать предпрофильный экзамен, который добавит им 5 баллов.
Светлана Овчинникова:
Это да. Но они могут участвовать в олимпиадах, проект защитить, и это тоже им добавит.
Татьяна Моисеева:
Экзамены такие же, биология и химия?
Светлана Овчинникова:
Да.
Мария Рулик:
Мы поговорили о том, кто преподает в медицинских классах, что работают с детьми и медики. Дети имеют возможность и доступы в медицинские вузы, послушать лекции, участвовать в практиках, как вы сказали, по субботам проходят занятия. А кто-нибудь работает с педагогами, которые с ними занимаются? Допустим, повышают их квалификацию, или их заранее отбирают уже с высокой квалификацией?
Светлана Овчинникова:
Знаю точно, что их заранее отбирают. Возможно, они, действительно, на МЦКО еще ездят, там обучаются дополнительно. Конкретно я с ними не занимаюсь. Бывает так, что у педагогов есть вопросы, они ко мне подходят, и мы что-то можем обговорить, обсудить, но, чтобы прицельно заниматься с педагогами – такого у меня нет.
Мария Рулик:
Подскажите, есть учебный план для занятий с детьми? Он расписан уже, существует? Или вы методом проб и ошибок работаете?
Светлана Овчинникова:
Прошлый год, наверное, был больше такой. Я нащупывала, как, что, а на данный момент да, у нас есть план, мы его согласовали с директором.
Татьяна Моисеева:
Есть ли у детей возможность, например, позже попасть в такой класс? В 10 классе думали, что нет, не хотим, а в 11 вдруг захотели?
Светлана Овчинникова:
Я думаю, что да.
Татьяна Моисеева:
То есть они могут догнать программу?
Светлана Овчинникова:
Да.
Мария Рулик:
Про учебу более-менее понятно. Есть учебный план, есть различные педагоги. А практика? Есть ли у детей возможность получить реальные практические навыки – работа в больнице, волонтерство в больницах, чтобы познакомиться, увидеть изнутри ситуацию? Для не врача профессия врача немного идеализирована, выглядит красиво: спасать жизни, нести ответственность, ты чуть-чуть ближе к Богу, возможно. Идеализированная картинка. Когда дети не имеют под боком родителей-врачей или родственников-врачей, они не совсем представляют, насколько это тяжелый труд, не все так чисто и красиво. На самом деле, иногда страшно. Очень многие, раньше, по крайней мере, сдувались при поступлении, или в процессе обучения, когда надо было лягушку порезать, – все, у девочки пропадало желание быть врачом, у нее инфаркт и обморок. То есть ситуации, чтобы сразу поближе познакомиться и понять: «это мое, я смогу через это перешагнуть, привыкнуть» или «нет, идеализированный образ – одно, а поставить вакцину кому-то или внутривенный укол – совершенно другое, не могу, руки трясутся». Есть у них возможность даже просто увидеть, получить опыт?
Светлана Овчинникова:
В прошлом году такого момента у нас не было. Я им устраивала экскурсии в нашей больнице, была возможность. Молодежный совет Департамента здравоохранения нам предоставил, оказал помощь. В нынешнем году мы договариваемся с волонтерами, чтобы они взяли ребят под свое крыло, и чтобы те могли, действительно, помогать. Мы говорим сейчас о ряде больниц как взрослого профиля, так и детского. После того как детей примут в ряды волонтёров, они пройдут определенное обучение волонтерской деятельности и смогут активно в нём участвовать.
Мария Рулик:
Но доступа к пациенту у них нет?
Светлана Овчинникова:
Думаю, пока нет.
Мария Рулик:
А посмотреть операцию?
Светлана Овчинникова:
Посмотреть можно.
Мария Рулик:
Действительно, одно из самых кровожадных зрелищ, как ты сказала.
Татьяна Моисеева:
Нет, я бы не сказала. Наверное, не операции. В свое время я помню, на наших именно мальчишек производила впечатление гнойная хирургия кисти и все, что с ней связано. Когда к тебе приходит человек и у него в руке дырка, например, видны все натянутые нервы, сосуды и так далее. А так дырка. Это впечатляло, а всякие операции – не особо. Их ты более-менее представляешь.
Мария Рулик:
Когда я готовилась к передаче, я прочитала несколько мнений, кто работает с детьми в медицинских классах. Среди них был мужчина, не помню фамилию, но, насколько я понимаю, он сейчас нейрохирург. Он занимался в медицинском, тогда не медицинский класс, а при институте, 10-11 класс. Когда он первый раз попал на такую операцию, посмотреть, он упал в обморок, он один-единственный. Рассказывает: «Девочки стояли нормально, а я один вдоль стеночки, и там где-то прилег». Когда все вышли, к нему подошел хирург и сказал: «Даже не думай, что ты не готов или ты не такой. Это даже хорошо, что ты так отреагировал. Ничего страшного». Он говорит: «А сейчас я нейрохирург, и в обмороки уже не падаю». То есть опыт тоже важен, не обязательно, что ты посмотрел, и нет, все, это не твое, надо отказываться. Но, познакомить детей надо, чтобы они понимали и видели другую сторону, внутреннюю сторону. Тоже с волонтерами пойти, в детские больницах, понять, может быть. Насколько я понимаю, взрослых и детских врачей готовят разные университеты?
Татьяна Моисеева:
Нет, может быть один институт, разные факультеты.
Мария Рулик:
Сразу надо выбрать?
Татьяна Моисеева:
Да, ты поступаешь на конкретный факультет.
Светлана Овчинникова:
Но, в принципе, потом можно перейти.
Татьяна Моисеева:
Все зависит от проходного балла. Если ты набрала минимальное количество баллов – ты проходишь, но на один факультет ты можешь пройти, а на факультет, где выше проходной балл, ты уже не проходишь.
Мария Рулик:
Нет, подожди, учиться надо сразу на детского врача?
Татьяна Моисеева:
Нет, ты в дальнейшем можешь, будет шанс после окончания института выбрать ординатуру по другой специальности. Но, кто отучился на лечебном факультете, у кого были преимущественно взрослые, сложно уйти в педиатрию. У них очень мало циклов по детству, они очень узкие, короткие и они практически не углубляются. А педиатры, педиатрические факультеты, практически полноценно рассматривают и взрослых. Либо можно подстраховаться и выбрать факультет, после которого у тебя будет больше возможностей, ты получишь больше знаний. Я не могу сказать, что педиатрия сложнее, она вообще, в корне другая, чем лечебное дело.
Мария Рулик:
Ты педиатрию заканчивала?
Татьяна Моисеева:
Да, педиатрический факультет.
Мария Рулик:
У меня вопрос, скорее, для родителей, нежели для детей. Ваши дети еще не поступали, то есть вы только в конце учебного года узнаете, насколько помогло обучение. Но, ваш взгляд, как вы считаете? Сейчас очень популярно и многие пользуются тем, что нанимают детям репетитора, который подготовит их конкретно к ЕГЭ. Некоторые даже уходят в экстернаты, чтобы не тратить время, а в течение года усиленно готовиться к предметам, которые конкретно будут нужны для поступления. Для медицины ― биология, химия и русский язык готовятся конкретно для поступления. Медицинский класс предполагает и погружение в профессию, и более расширенные знания, участие в проектах, их занятость достаточно обширна, но у детей сокращается время на подготовку именно к ЕГЭ. Что лучше? Что выбрать?
Светлана Овчинникова:
Я считаю, что, однозначно, учеба в медицинском классе. Почему? Потому что как их учат в медицинском классе той же биологии, насколько индивидуальный подход, не просто банальные тесты. Педагог сама придумывает их, сама разрабатывает, она очень трепетно подходит к делу, и не только она, что, я думаю, никакие репетиторы так не смогут.
Мария Рулик:
Но, ЕГЭ-то все равно сдается по общим требованиям.
Светлана Овчинникова:
Все правильно, по общим. Но она всё учитывает. Ребятам настолько всё интересно, они погружаются, они очень много занимаются.
Татьяна Моисеева:
А помимо биологии, химии история и другие предметы, математика идут в таком же объеме, как предусматривается?
Светлана Овчинникова:
Несколько меньше. Больше внимания идет именно на биологию и химию. Больше часов.
Татьяна Моисеева:
Департамент образования не говорит о том, что, допустим, должно быть столько-то часов истории?
Мария Рулик:
Есть. Для профильных классов меняется разбивка часов. Но их общий уровень образования стараются сохранить.
Светлана Овчинникова:
Не страдает абсолютно.
Мария Рулик:
Для тех, кто будет поступать, допустим, на экономический факультет, истории станет больше, а биологии будет меньше. Но, без истории невозможно, мне кажется, прожить, очень сложно. Вы считаете, что у них достаточно подготовки?
Светлана Овчинникова:
Считаю, что да.
Мария Рулик:
Вы говорите, что педагоги интересно преподают и индивидуальные подходы. Но, тестирование, ЕГЭ ― это тест на наличие знаний, на умение правильно отвечать, правильно заполнять, нужные галочки ставить. На это хватает у детей времени, или они почти все ориентированы на то, что, допустим, доберут свои баллы по олимпиадам? Как вы чувствуете по своим 11-классникам?
Светлана Овчинникова:
Я чувствую, что хватает. У нас с ребятами на занятиях тоже и теория, и практика. Я тоже им стараюсь давать интересные заметки, чтобы они у себя где-то на подкорке оставляли. Я надеюсь, что мои дети все поступят.
Мария Рулик:
Сейчас уже начались олимпиады, ваши дети участвуют?
Светлана Овчинникова:
Участвуют. Про результаты пока ничего не могу сказать.
Мария Рулик:
Но, ощущение у детей какое?
Светлана Овчинникова:
Они идут к победе. Они однозначно у меня молодцы!
Татьяна Моисеева:
Им нравится сам весь процесс? Они не боятся участвовать?
Светлана Овчинникова:
Они вообще ничего не боятся.
Мария Рулик:
Да, видно, что вы за своих ребят болеете. Очень здорово! Мы желаем им удачи!
Светлана Овчинникова:
Спасибо!
Мария Рулик:
Хотелось бы еще обсудить сам процесс обучения. Мы поговорили, в общем, о том, что делают: биология, химия, про классы, про ваши тренажеры и так далее. Вы что преподаете? Какие вы ведете занятия? Во что вы погружаете своих будущих врачей?
Светлана Овчинникова:
Мы с ребятами проходим, если так можно сказать, системы. Дыхательная системы, сердечно-легочная и так далее. Я по минимуму с ними всё прохожу. Мы вспоминаем, где что находится, где сердце, где легкие, грубо говоря, как что функционирует. Исходя из того, какую систему мы проходим – сердечная система, сердечно-сосудистая – мы учимся измерять давление, пульс. Аускультация у нас тоже имеется ввиду, слушаем фонендоскопом. То же самое, допустим, когда проходим дыхательную систему, делаем аускультацию легких, я также им ставлю. Они слушают, какие могут быть шумы, патологические или в нормальном виде. В том числе, например, извлечение инородного тела из дыхательных путей. На тренажерах они тоже отрабатывают.
Мария Рулик:
Они потом на родных дома не пытаются пробовать?
Светлана Овчинникова:
Пока никто никого не спасал еще. Слушать – да. Давление у них всегда вызывало восторг. Послушать. Причем, не автоматическое.
Татьяна Моисеева:
Естественно. Когда – раз, провал, а потом – раз, снова появилось.
Светлана Овчинникова:
Да, вызывает восторг.
Татьяна Моисеева:
Для врача это все такое обыденное и ежедневное. А для детей теперь такие возможности! Представляешь, как здорово!
Мария Рулик:
Даже не дети. 11 класс – это, по-моему, 18 лет. 17-18. Для них это уже практические навыки, они уже понимают. Не только по картинкам выучить, тебе рассказали, как, но и посмотреть, как в реальности работает, еще и дома применить можешь. На младших братьях и сестрах можно.
Светлана Овчинникова:
Померить давление бабушке.
Мария Рулик:
Мне бы, например, не помешало, с моим кашлем я бы с удовольствием сейчас воспользовалась услугами ребенка, который меня дома бы слушал, и выслушал бы.
Татьяна Моисеева:
Купи дочери фонендоскоп, она будет тебя слушать.
Мария Рулик:
Ей рано. Тут 10-11 класс, мой ребенок в 8-м. Хоть и биохимический класс, и с мечтой стать врачом, но ей надо сначала всему научиться: какие скрипы, шумы. Нет? Я очень далека от медицины, и мне кажется, когда речь идет о детях 16-17-18 лет, которые уже имеют навыки, которые определились и собираются этим заниматься ― для меня это что-то запредельное.
Скажите, пожалуйста, как часто бывают случаи, что ребенок позже определяется? Татьяна спрашивала, можно ли в 11 поступить, а у меня другой вопрос: а если ты понял, что не твое? Можно ли уйти? Или даже не уйти, а может быть, имеет смысл доучиться и выбрать другое? Определённые навыки ты будешь иметь, с тобой работают прекрасные педагоги, и те же биология и химия у тебя точно на высоте, математику, русский, вы сказали, тоже никто не упустил. Можно выбрать другое направление. Или учёба настолько занимает время, что, действительно, детям лучше перевестись, поняв, что нет? Были ли у вас случай? У вас уже второй класс.
Светлана Овчинникова:
Такого еще пока не было. Никто не уходил.
Мария Рулик:
А кто-то выбирал совсем другое направление?
Светлана Овчинникова:
Нет, все равно медицинский профиль.
Мария Рулик:
Биоинженерия.
Светлана Овчинникова:
Чтобы не с людьми работать. Особенно, случилось на тот момент, когда была активная работа с Гришей, с промыванием желудка на манекенах.
Мария Рулик:
В этот момент некоторые дети поняли, что…
Светлана Овчинникова:
…что-то, да, пошло не так, и дети сказали: «Это не мое».
Татьяна Моисеева:
У кого-то брезгливость, например.
Светлана Овчинникова:
Да, в том числе.
Татьяна Моисеева:
Конечно, хорошее дело – волонтерство и поход по больницам, по разным отделениям. Например, ещё в школе речь о взрослых пациентах у меня даже не шла, я точно знала, что буду лечить маленьких, новорожденных.
Мария Рулик:
Не все так быстро определяются. Я часто слышала, что люди, которые поступали в медицинский, до 3-4 курса не могли сказать точно направление, которое они выберут.
Татьяна Моисеева:
Как правило, педиатрия или взрослые – уже знаешь, потому что кардинально разные сферы, даже специфика пациентов. Общаться с бабушками – это одно, с ребенком 3 лет – совсем другое, новорожденный вообще молчит.
Мария Рулик:
У вас есть дети, которые уже точно знают, что они хотят? Конечно, они могут передумать…
Светлана Овчинникова:
Есть.
Мария Рулик:
А какие направления?
Татьяна Моисеева:
Хирургия, небось все, да?
Светлана Овчинникова:
Это выбирают мальчишки. У меня есть три девочки-неонатолога, есть акушеры-гинекологи.
Мария Рулик:
А кто-нибудь говорит «Я буду нейрохирургом»?
Светлана Овчинникова:
Нет, такого еще не было.
Мария Рулик:
Моя дочка тоже первое, что заявила, что она хочет в хирургию. Мы все вздохнули и сказали: «Подумай еще раз».
Татьяна Моисеева:
Когда я училась, из нашего курса, двух потоков, многие хотели быть хирургами, наверное, до IV курса. I, II, III курсы, когда только пришли, желающих стать хирургами было процентов 70 из всех. Хирург-женщина – тоже было круто: «Я хирург». Остальные: 25 %, наверное, планировали пойти в акушеры-гинекологи и еще педиатров оставалось чуть-чуть. А по факту потом хирургами стали, я бы сказала, не так много, единицы. В акушерство ушли многие, действительно. Все остальные работают с детьми либо со взрослыми, но – терапия, кардиология. В хирургии не так много осталось.
Мария Рулик:
Хирургия мне кажется очень сложной, и физически в том числе. Отстоять операцию. Речь даже не о эмоциональной устойчивости, а мы говорим про физический труд. Это сложно, мне кажется. Не знаю, нейрохирурги-женщины бывают?
Светлана Овчинникова:
Бывают. Но больше мужчин.
Татьяна Моисеева:
Конечно, меньше. Но в нейрохирургии не обязательно длительные операции, зависит от направленности. Анестезиологов-реаниматологов, например, тоже очень много. Как анестезиолог-реаниматолог я могу сказать, что тоже непростая работа. Я работала в стационаре, где был родблок, это нескончаемый поток работы.
Мария Рулик:
И физический труд, и эмоционально очень сложно. А вы говорите, почему-то гинекологию и акушерство выбирают только девочки. Мне кажется, гинекологи-акушеры мужчины – это прекрасно.
Светлана Овчинникова:
Может, они стесняются пока сказать.
Мария Рулик:
А среди 10-классников? Пока они только щупают, ваши новые, новоприбывшие.
Светлана Овчинникова:
Новоприбывшие ходят с большими глазами, испуганные. Они пока еще ко мне присматриваются, не поймут, чего от меня ждать. Хотя, у нас уже контакт более-менее наладился.
Мария Рулик:
Еще такой вопрос хотела: ваше отношение? Мы проговорили и что происходит, и про ваших детей, и что вы видите в них; а ваше личное отношение к медицинским классам? Как вы считаете, насколько это важно, не слишком ли много сейчас, не слишком ли рано определяться? Мы говорим не про 10-11, сейчас стало модно начинать с 8 класса.
Светлана Овчинникова:
Нет, мне кажется, это вообще супер! В этой школе есть и медицинский класс, есть и военные классы, есть и педагогические классы.
Мария Рулик:
Инженерные сейчас, кстати, тоже стали популярными.
Светлана Овчинникова:
Когда моя дочь заканчивала школу, такой возможности у нее не было.
Татьяна Моисеева:
Про какую школу мы говорим?
Светлана Овчинникова:
Школа №1636. Южный административный округ, Орехово-Борисово Южное.
Татьяна Моисеева:
А в Северных, в Северо-Западных? Где еще есть такие школы?
Мария Рулик:
Их очень много. Ты можешь зайти.
Светлана Овчинникова:
Говорят, порядка 60 школ, но я, честно говоря, не могу подсказать.
Мария Рулик:
Их очень много. Я готовилась к эфиру, ввела запрос, их целый список. В каждом районе есть. Главное, что если вы учитесь в одной школе, а медицинский класс открылся в другой школе, то вы имеете полное право подать документы, сдать то, что от вас требуется. Есть разные варианты: кто-то принимает по аттестации, кто-то по своим входным экзаменам, кто-то требует тестирования. Вся информация доступна, есть на сайтах школ. Вы можете заранее с ней ознакомиться. Вы можете заранее подготовить ребенка к сдаче данного экзамена, назовем так, или проходного испытания. Имеете полное право поступить в другую школу.
Татьяна Моисеева:
Я почему спросила? Потому что изначально, когда мы начинали разговор, у нас началось все с того, что дети для зачисления в специализированный класс должны сдать, или пройти отбор, конкурс, написать работу, тесты – неважно, что это будет. А если ребенок очень хочет, но не написал тест? По какой-то причине туда не попал. С какой целью делается отбор? Он делается с целью, чтобы понять, что ребенок, допустим, не потянет, ему сложновато будет учиться? У него нет базы химии или биологии, где-то есть пробелы. Или так делается потому что желающих очень много, а возможности взять всех нет? Я почему спросила, насколько школ этих много. Может быть, многие хотят попасть, но не могут.
Светлана Овчинникова:
Я думаю, что по большей части именно потому, что не потянут, учиться достаточно сложно. Я думаю, что с этим связано.
Мария Рулик:
Вы сказали, 25 и 30 детей в классе? 25 человек, и если из них, допустим, 2-3 человека будут ниже уровня. Ориентир будет на этих 23 или 20 человек?
Татьяна Моисеева:
Остальные будут подтягиваться. У меня довольно много знакомых, которые не поступили в медицинский институт в свое время с первого раза, мои ровесники. Кто-то поступил с 4-го, даже с 5-го раза. Сейчас кто-то из них уже закончил ординатуру, кто-то заканчивает, и работают врачами, прекрасные доктора. Я к тому, что, наверное, сложно заранее сказать, кто потянет мединститут, а кто не потянет. Если это твое призвание, то почему нет? Пробовать еще и еще раз.
Светлана Овчинникова:
Однозначно.
Мария Рулик:
Экзамен – всегда некий нестабильный элемент и произойти может все что угодно. Сбой может произойти с любым человеком. Сейчас у наших детей, 11-классников, есть шансы. Они могут 2 года подряд сдавать ЕГЭ, и им будет засчитано, и они могут выбрать лучшие баллы за 2 года и подать свои документы еще раз, соответственно, попасть. Возможно, не все дети из медицинских классов поступят в медицинский.
Светлана Овчинникова:
А из обыкновенных классов поступят в медицинский.
Мария Рулик:
Опять-таки, возможно, те, кто закончит медицинский вуз, не все станут врачами.
Татьяна Моисеева:
Безусловно. Половина их его и не закончит, кто туда поступит.
Мария Рулик:
Да, кто-то не закончит, кто-то уйдет. Но, такие медицинские классы помимо тех знаний, которые даются, возможности получить дополнительные баллы, возможности посещать сразу медицинские вузы, слушать лекции, смотреть операции, общаться и так далее, помимо всего этого дают возможность соприкоснуться и погрузиться в профессию, чтобы понять ее изнутри. У меня есть такая проблема. У меня ребенок решил стать врачом в семье не врачей. Никто ее не отговаривает, все только за нее. Да, вперед, молодец, давай, пробуй! Но я очень хочу, чтобы она увидела это изнутри. Для нее, наверное, медицинский класс – лучший вариант, чтобы посмотреть и понять, с чем ты будешь иметь дело всю свою жизнь. Может, в ней тоже проснется брезгливость и она выберет биоинженерию. Может быть, пообщавшись с людьми, она выберет животных и скажет, что нет уж, я не очень хочу лечить людей, я хочу зверюшку. Или, допустим, она сейчас говорит, что хочет лечить детей, а взрослых нет, но, может быть, пообщавшись с детьми и их родителями, она скажет: «Дети, конечно, прелесть. Но, родителей можно?» Класс даст ей возможность понять, может ли она быть врачом в том понимании, в котором вы знаете профессию, а не в том понимании, которую мы видим на картинке и в кино, в сериалах.
Татьяна Моисеева:
Как же мы все отучились? Единицы.
Светлана Овчинникова:
Да, мы учились, это одно, но то, что сейчас делается для детей…
Татьяна Моисеева:
У нас же не было. Я вообще после театральной школы пошла в медицинский институт.
Светлана Овчинникова:
У нас не было, но сейчас есть для детей, мне кажется, это здорово! Не только именно медицинский класс, но и другого профиля.
Татьяна Моисеева:
Сейчас такое ощущение, что дети взрослеют намного раньше. Все им дается, чтобы они побыстрее…
Мария Рулик:
У нас закончилось время. Мы хотим сказать вам огромное спасибо, пожелать удачи вашим выпускникам!
Светлана Овчинникова:
Спасибо большое!