Почему психотерапия - это про взросление?

 

Виктория Читлова:

Снова здравствуйте, дорогие друзья. С вами передача «Пси-лекторий», я, ее ведущая, Виктория Читлова, врач-психиатр, психотерапевт. Сегодняшний эфир я проведу совместно с главным редактором канала «Mediametrics» Олегом Олеговичем Дружбинским.

Олег Дружбинский:

Добрый вечер. Я перехвачу немного инициативу, пользуясь правом главного редактора, и сразу задам вопрос: почему такое непростое название сегодняшнего эфира? В нем есть два слова, для меня довольно странно звучащие вместе, – «Психотерапия и взросление». Почему люди ходят к психотерапевту? Что их вообще подвинуло к этому?

Виктория Читлова:

Мы сегодня об этом поговорим, и смысл походов пациентов или клиентов к психотерапевту прежде всего для того, чтобы справиться с какими-нибудь проблемами, это на поверхности.

Олег Дружбинский:

Какие бывают проблемы, давайте их перечислим. Я немного далек от этого, и более того, я даже немножко побаиваюсь психотерапии, психиатрии и других страшных слов. Какие проблемы, почему люди с ними идут?

Виктория Читлова:

Чаще всего пациенты или клиенты идут к психотерапевту с проблемами во взаимоотношениях, а если мы говорим о психотерапии медицинской, то здесь речь идет о проблемах уже патологических, например, расстройства, страхи, депрессии, невротические состояния, стрессы, панические атаки.

Олег Дружбинский:

То есть их другие врачи направляют?

Виктория Читлова:

Да, например, психосоматические расстройства, там надо разбираться с мыслями человека, чего он боится, чего опасается, то есть нужно разбираться. Когда мы имеем дело с психосоматикой, то нераспознанный стресс, мыслительный компонент реализуется у него в организме в виде функциональных нарушений.

Олег Дружбинский:

Давайте поясним, что такое психосоматика.

Виктория Читлова:

Когда человек в стрессе из-за чего-либо, функции его организма тоже могут меняться. Классический пример, медвежья болезнь – это при остром стрессе, когда у человека хронический стресс, у него могут возникнуть истинные психосоматические расстройства, например, псориаз на коже, повышение артериального давления, симптомы, похожие на бронхиальную астму, то, что сейчас принято называть паническим расстройством, а раньше называлось вегетососудистой дистонией. Вот примерно то, с чем приходят к психотерапевту.

Олег Дружбинский:

То есть у человека есть некие проблемы, ему кто-то подсказал, что эти проблемы можно решить у психотерапевта.

Виктория Читлова:

Верно, либо он сам к этому пришел, читая литературу, интересуясь, желая себе помочь. Еще к психотерапевту ходят для того, чтобы получить новые инструменты мышления, чтобы жить эффективнее, то есть научиться чему-то, чтобы жилось с большей пользой, более счастливо.

Олег Дружбинский:

Это уже коучинг.

Виктория Читлова:

Почему, грамотная психотерапия тоже этим занимается. Мне бы хотелось от общих слов поскорее перейти к делу. Третий важный пункт, то, за чем можно прийти к психотерапевту, и это не лежит на поверхности, люди об этом чаще всего не знают, – это достижение зрелости собственной психики, то есть грамотная психотерапия учит человека мыслить и действовать так, как действует зрелый человек.

Олег Дружбинский:

Но ведь каждый человек считает себя достаточно зрелым, ведь каждый подросток уже считает, что ого-го, я пожил.

Виктория Читлова:

У этого термина есть определенные характеристики, послушав которые Вы можете легко определить насколько Вы в полной мере соответствуете этому психологическому понятию. К зрелой психике относится тот человек, который критичен к себе, у него развитая логика, у него хорошо прокачано прогнозирование как краткосрочное, так и долгосрочное, и он, суммарно обладая всем этим, приобретает пластичность, которая очень необходима для того, чтобы человек адаптировался в любой ситуации.

Олег Дружбинский:

Пластичность – это достаточно размытое понятие. Каждый из нас считает себя достаточно хорошо ориентирующимся, но получается, что взрослый – это сломленный ребенок.

Виктория Читлова:

Достаточно анекдотичная конструкция, но что-то в этом есть. Давайте, чтобы никого не утомлять, представим себе детскую песочницу, на ней я бы хотела в метафорическом, умозрительном виде преподнести Вам три этапа развития психики. Представим себе 1,5-годовалого ребенка, который играет в песочнице. Он увидел у ребенка рядом с собой новую яркую лопатку. Что будет делать такой ребенок, когда ему захотелось такую же?

Олег Дружбинский:

Отнимет у него, пойдет и начнет забирать.

Виктория Читлова:

Верно. Может ударить ребенка, отнять, совершенно не учитывая нюансы взаимоотношений: знакомый, незнакомый, кто там вокруг, что будет потом. Обозначим эту модель как психику инфантильную. Представим себе подростка в такой же песочнице, модель та же: подросток увидел какую-то вещь в этой песочнице у своего сверстника, что и как он будет делать?

Олег Дружбинский:

Я думаю, что он сделает похитрее, допустим, он увидит радиоуправляемую машину, подойдет к владельцу машинки: «Ой, смотри, там тебя в окне зовут», – тот пока отвернется, он хвать машинку и убежит.

Виктория Читлова:

Очень близко к тому, что я говорю, но здесь уже мы видим элементы оценки ситуации и прогнозирования: кто перед тобой, что за машинка, хочу или не хочу, как мне сделать так, чтобы поскорее ее заполучить. А теперь представим зрелого, взрослого человека в той же песочнице, желающего получить некую вещь от своего сверстника, как он будет действовать?

Олег Дружбинский:

Наверное, вступит с ним в беседу, скажет: «Послушай, мне очень нравится книга», – начнет о ней беседовать, потом скажет: «Может, ты ее продаешь или давай на что-нибудь поменяем, или давай я тебе сделаю какое-то предложение, от которого ты не сможешь отказаться», – или еще какие-то слова постарается подобрать, и в конце концов скажет: «Ну ладно, я пойду и куплю ее в другом месте».

Виктория Читлова:

Совершенно верно, об этом и речь, то есть человек оценивает очень много параметров. Он, в отличие от первых двух этапов развития психики, гораздо лучше ориентируется как в себе, так и в своем окружении, он может оценить множество параметров, по которым в итоге он запрограммирует, спланирует свое действие и осуществит его. То есть он оценит ситуацию, характеристики личности этого человека, оценит эту вещь, нужна она ему или нет, как он ее может достать прямым, косвенным путем, сколько ему нужно денег, какие люди могут оказаться ресурсными, как он может хоть как-то заполучить эту вещь. Мозг более развитого человека будет искать эффективные пути с учетом более густого диапазона обстоятельств, если сравнить с ребенком или подростком.

Олег Дружбинский:

Бывает, что человек остановился на одном этапе и на нем всю жизнь живет? Ему понравилась цветная лопатка, он сразу идет ее забирать? То есть бывает такое, что человек вообще не развивается? Ведь он отбирал лопатку, ему дали по голове один раз, второй, третий, пятый, и за то, что он хотел украсть машинку, он тоже получил, для него это не действует?

Виктория Читлова:

Здесь ответ двоякий. Как правило, личность развивается нелинейно. Например, перед нами биологически взрослый человек, по своему биологическому возрасту ему 45. В бизнесе он успешный предприниматель, то есть навыками многофакторной оценки, анализа, пластичности, изучения деталей обладает внутри своей дисциплины, а если мы возьмем его отношения с женщинами, мы можем заметить, что у него может зафиксироваться этап его развития на более ранних уровнях.

Олег Дружбинский:

Здесь он мудрец, а здесь ребенок.

Виктория Читлова:

Верно, но для того, чтобы я рассказала что делать с таким гипотетическим клиентом, мне нужно чуть более детально рассказать про то, что происходит с мышлением на каждом конкретном этапе.

Олег Дружбинский:

Это довольно долгая история, я хочу уточнить, чтобы проще и быстрее для людей неподготовленных и не читавших книги мировой психологии: человек здесь повзрослел, стал доктором физико-математических наук, глубоко уважаемым человеком в научной среде, а вот здесь он ведет себя, как ребенок, вест половником прямо из кастрюли. Ему совершенно все равно, и он не умеет общаться с женщинам, стал совершенно диким, то есть он где-то развился, а где-то нет, и это ему мешает. И Вы хотите, чтобы он подровнялся, то есть когда Вы занимаетесь с ним психотерапией, Вы хотите, чтобы он повзрослел по всем секторам.

Виктория Читлова:

Безусловно, хочу. Гармоничная психика – это когда в разных сферах своей жизни человек действует конструктивно, а по-русски говоря, он умеет адаптироваться в разных ситуациях, у него навык творческий, креативить в ситуации, отходить от одной стандартной модели изменяется в сторону более широкого диапазона.

Олег Дружбинский:

Вы убедительно это все расскажете, но я с трудом представляю себе вероятность перевоспитания 45-летнего взрослого мужчины. Как его перевоспитать?

Виктория Читлова:

Для начала у него должно быть представление – раз, что это возможно, и второе – у него должно быть желание это сделать. Давайте я лучше расскажу что происходит с той частью психики, которая недостаточно развилась.

Олег Дружбинский:

Дело в родителях?

Виктория Читлова:

Совершенно верно.

Олег Дружбинский:

То есть родители это направление оставили инфантильным?

Виктория Читлова:

Здесь несколько факторов, прежде всего это травматичное прошлое. Наш гипотетический клиент пережил болезненное расставание в юности, когда у него еще не доставало представлений о мире, о людях, о женщинах, о себе самом, и тогда произошел блок. Мозг очень любит короткие пути. Он сказал: «Ага, вот в этой сфере не очень получается, здесь тебе некомфортно было». И, как правило, мозг в этих случаях думает по шаблону, а по шаблону думать – это и есть начало тревожного или депрессивного расстройства. Например, человек видит приятного вида девушку, у него есть травматический опыт, представьте, что это соединение нейронов в голове, и мозг ему сразу подсовывает вариант: «Помнишь как было неприятно?» И он в отношения не вступает, или, вступив, пугается, сжимается, ведет себя противоречиво, инфантильно. У него травматический опыт несознательно, подчеркиваю это слово, то есть он еще сам для себя не осознает, как мозг ему толкает одну и ту же идею. Это определяет в большей мере мышление человека травмированного, примерно равно инфантильного в этом конкретном ключе. Наша задача, как психотерапевтов, распознать эту травму, дать увидеть самому клиенту, понять, как это было устроено, где она проявляется, в каких сферах, чтобы человек сам мог это идентифицировать и говорить: «О, вот сейчас ситуация, у меня сейчас пойдет цикл моих повторяющихся мыслей, я должен поступить по-иному».

Олег Дружбинский:

А зачем по-иному? Ведь каждый раз Вы говорите, что сформировался некий блок, представим себе картину: юноша, девушка, им 15-16 лет, первая любовь, юноша отвергнут, он переживает, или девушка отвергнута. Это очень больно, обидно, гормоны бушуют, тяжело переживается это отвержение. Формируется блок, что нельзя доверять, нельзя падать в этот омут с головой, надо стараться держаться на дистанции и вообще не влипать – сформировался блок. Приходит этот человек к психотерапевту и говорит: «Все хорошо, но мне кажется, что было бы неплохо мне повеселее жить». Психотерапевт разбирается, говорит: «Давайте блок снимем», – но человеку же больно будет.

Виктория Читлова:

Человеку будет неприятно.

Олег Дружбинский:

Я прогнозирую, если он опять влюбится и опять у него что-то не случится, будет снова больно.

Виктория Читлова:

Для этого психотерапия существует, моделируя человека, мы помогаем ему эту травму рассмотреть через лупу, признаться себе в чем-то, в чем он не хотел себе признаваться, и со знанием дела, то есть зная про себя, что оно вот так, пытаться намеренно сделать иначе.

Олег Дружбинский:

Значит, взросление – это самого себя не обманывать.

Виктория Читлова:

Вы очень верно сказали, что когда он попадает в этот блок, он выбирает путь не делать то, что его травмировало – это называется избегание. По сути, избегание – это неполучение новой информации. Если я не попробую с новой девушкой общаться, я не узнаю еще что-то, что могло бы помочь мне избавиться от этой травмы. Задача психотерапевта в том, чтобы человек чуть-чуть, маленькими шагами, как на фитнесе мы берем постепенно разный вес, позволить себе узнавать то, что было блокировано за счет травмы.

Олег Дружбинский:

То есть начиная с детства, человек себе выстраивает такие блоки по разным направлениям. Здесь мне не очень хорошо, я не люблю компании, например, мне отлично сидеть в интернете, никто меня не видит, я никого не вижу, поэтому так модно сейчас объявлять себя интровертом, человеком, который ни с кем не общается.

Виктория Читлова:

Практически как хикикомори, японские подростки, которые сидят дома, а родители им под дверь носят еду.

Олег Дружбинский:

Это становится мощным трендом, ведь это некая блокировка, которую человек на разных этапах своего взросления или даже не взросления, а просто юность, понаставил, себя заблокировал и в этом всем сидит.

Виктория Читлова:

То, о чем Вы говорите, это уже патология, когда человек кромешно избегает – это уже либо депрессия, либо тревожное расстройство, либо все вместе с психосоматикой, рядом положенные вещи.

Олег Дружбинский:

Итак, еще раз пройдемся по этапам, где эти ступеньки лестницы, по которым человек взрослеет.

Виктория Читлова:

Это целая история. Давайте рассмотрим, как мыслит человек с преобладанием инфантильных черт у себя в голове. Давайте представим две коробочки: черную и белую – это база перфекционистского мышления. Когда я рассказываю эту модель своим клиентам, нередко они говорят: «О, это про меня». Это отсылка снова к нашей модели в песочнице. Итак, младенец или ребенок полуторагодовалый, у него в голове информация распределяется очень категорично: либо в плохое – это черная коробочка, либо в хорошее – это в белую коробочку. Причем юной, нежной психике выгодно, чтобы как можно большая информация попала именно в черную коробочку, потому что это защитит ребенка, это нужно ему для выживания, чем больше молодой мозг накопит информации о потенциальных опасностях, тем больше человек научится ориентироваться, чтобы выжить.

Олег Дружбинский:

Мальчик в песочнице не дал красивую лопатку – плохой мальчик.

Виктория Читлова:

Верно, но здесь еще какая вещь: мозг ребенка еще не до конца развит с биологической точки зрения, там есть особенности в скорости передачи нервного импульса, особой обмотки в нейрончиках, миелинизация называется, мозг еще зеленый, сырой, на сленге выражаясь, и он не может делать все те сложные конструкции, которые нам нужны в будущем. Я сейчас говорю про мозг ребенка, но эту модель можно перенести на человека, биологически достигшего 30-летнего возраста, но застопорившегося в какой-то вехе своей жизни или в большинстве из них.

Олег Дружбинский:

То есть этот же человек, несмотря на то, что он кандидат математических наук, ему что-то не дали, значит этот человек идет в черную коробку.

Виктория Читлова:

Верно, этот человек будет избегать. Тут еще важная вещь: юная психика не замечает мир вокруг, но очень в этом мире нуждается. Вспоминаем ребенка: ребенок очень нуждается в действиях родителей, которые обеспечивают его питанием, безопасностью, выживанием, всем на свете, но он не знает кто эти люди, он понятия не имеет кто эти люди. Инфантильная психика, если возьмем 30-40-50-летнего человека, направлена на то, чтобы окружающие обслуживали тревожность и потребности этого человека, а сам он эти потребности либо недостаточно распознает, либо не решает вовсе, не хочет избегания, то есть либо в черную коробочку, либо в белую, когда удовлетворено кем-то, когда погладили по головке.

Очень часто инфантильная психика демонстративная: я проявлю себя, как прекрасный человек, хорошо выскажусь, с табуретки выступлю на собрании директоров, но при этом у меня внутри будет куча противоречий, тревог, травм и скачущей самооценки, блоков, которые мы уже выше обсудили, нерешенных тревожных ситуаций, где человек за счет механизма избегания не будет их никак решать, изменять, учиться, понимать что-то новое. Такая модель психики максимально близка к развитию тревожных депрессивных и психосоматических расстройств. По сути, человек одной ногой в этом, он очень стрессоуязвим.

Олег Дружбинский:

Представим себе девушку, которой что-то не купили в магазине, она сразу в слезах, в обиде.

Виктория Читлова:

Или ее не похвалило начальство. Человек недостаточно может сам себя успокоить, есть понятие толерантность к неопределенности, поскольку есть черная и белая коробочка, все, что попадает между ними, вызывает тревогу, то есть неопределенность – это одно и то же.

Олег Дружбинский:

Меня любят или не любят?

Виктория Читлова:

Да, но здесь мы уже немножко в другую сферу заползли, давайте обсудим, как выглядит чуть более зрелая подростковая психика. Что характерно для всех подростков? Есть шаблонные слова на букву «м», подростки склонны к категоричности и максимализму. Если взять модель наших двух коробочек, то они будут одинаковые: я либо все запихну в черную коробочку, либо в белую. Это те самые офисные работники, которые вовремя приходят на работу, следуют общепринятым социальным, конвенциональным рамкам, те самые исполнительные работники, которые годами и десятилетиями сидят на одном и том же месте и не развиваются. Да, они что-то поняли про себя и про мир, наклассифицировали вокруг, как это примерно устроено, но дальше снова блок, пластичности, которая нам нужна, чтобы человек лучше адаптировался и был максимально стрессоустойчивым, ему еще не достает.

Олег Дружбинский:

Под словом пластичность я хотел бы для себя уяснить, что Вы понимаете.

Виктория Читлова:

Это и есть зрелость. Есть понятие ригидности, когда человек, как по шаблонам, в разных ситуациях действует одними и теми же либо ограниченным количеством вариантов, способами.

Олег Дружбинский:

Упорствует в своей глупости.

Виктория Читлова:

Диапазон реагирования у него ограничен, но это не есть адаптивность. То есть ситуация меняется, внутренние нюансы тоже разные, а человек вот здесь поступил, как папа делал, вот здесь поступил, как он привык за счет бывшей травмы, вот здесь что-то наизбегал, вот здесь, как он выучился на коучинговой сессии, но это не значит, что это оптимально для него, это не значит, что это его развивает. В случае, когда ситуация будет такой, к которой он не подготовлен, то есть промежуток между коробочками, ситуация неопределенности, где он не будет иметь тех деревянных инструментов, которыми он раньше пользовался, он попадает в стресс, а если он хронический, он попадает в невроз, депрессию, тревожное расстройство или психосоматическое. То есть снова эта модель уязвимая.

Олег Дружбинский:

У него депрессия, он не встает с дивана, чешется от псориаза.

Виктория Читлова:

И избегает, он скатывается, регрессирует на предыдущий уровень и снова запихивает всю информацию в черную коробочку.

Олег Дружбинский:

Взрослеть – это прекрасно, взрослый человек легко адаптируется к изменяющейся обстановке, он всегда может просчитать последствия своих действий, ведь глупость – это просто короткий горизонт прогнозов, то есть если ты подальше можешь просчитать, то ты окажешься в выигрыше. Вопрос, который меня давно беспокоит: а может быть, части человечества это взросление просто не по мозгам?

Виктория Читлова:

Мы вернулись снова к тому вопросу почему либо происходит остановка в развитии, либо не происходит развитие дальше. Мы уже обсудили травматический опыт, который может стать блоком, здесь еще важно отметить воспитание, которое человек получил, то есть модели поведения, модели того, как родители справлялись с трудностями в жизни, что становится лекалом для человека – мы это усваиваем бессознательно, без критики, без понимания извне, без осознания эти механизмы впитываем, сами того не замечая.

Олег Дружбинский:

То есть человек, как обезьянка, повторяет за родителями некую систему или поведение в стрессовой ситуациях, драться, бить бутылку об стенку.

Виктория Читлова:

Будет разница, если вы родились в индийской глухой деревне, где фанерные домики, где родители вынуждены просить подаяние, чтобы пропитание получить, чему примерно будут учить такие родители, либо вы родились в семье британских наследственных графов.

Олег Дружбинский:

В семье профессоров на Воробьевых горах, давайте будем более патриотичны.

Виктория Читлова:

Вы там родились.

Олег Дружбинский:

Да, в семье, где не бьют ребенка.

Виктория Читлова:

Безусловно, разница будет, но еще один фактор, который может повлиять на возможности развития человека, – это генетические предпосылки, которые будут отвечать за работу нейронов в голове.

Олег Дружбинский:

Но тогда и запроса не будет на взросление у этого человека. Он к Вам, как к психотерапевту, и не придет. Может, и не надо? Пускай придут те, кому надо.

Виктория Читлова:

Поэтому наш мир такой разнообразный и существует в том самом виде, который имеется. Иначе, если бы мы все были как мифические атланты умны, сильны и сообразительны, мы бы вымерли, друг друга попереубивав.

Олег Дружбинский:

Что бы мы делали, если бы все были Стивы Джобсы. Есть такой вопрос, который меня в разговоре про взросление немного смущает. Что с той юношеской непосредственностью, с теми идеалами, которыми мы живы, я имею в виду детские представления о прекрасном, ведь повзрослев, мы становимся серьезными или изображаем из себя поживших философов, а радости никакой нет, мы её теряем. Что с этим?

Виктория Читлова:

Тут нужно еще обсудить что человек приобретает, каково его мышление, когда он взрослеет в том самом виде, о котором мы сегодня говорим. Помните те черные, белые коробочки? Мышление человека учится, если он взрослеет, понимать более детально как себя, так и мир вокруг, и основным инструментом, которым мы, как психотерапевты, помогаем овладеть нашим клиентам, является навык осознанности. Есть такое греческое слово, звучащее, как метакогниция. Мета по-гречески – это «надо», когниция – это мышление, мыслительные функции. В дословном переводе этот термин означает «я думаю о том, как я думаю». Зрелой психика становится тогда, и процесс взросления ускоряется тогда, когда личность начинает замечать, как она мыслит, что вокруг происходит, как личности реагируют и можно ли это оптимизировать. То есть если взять два предыдущих варианта, детский, подростковой, там нет этого достаточного самоосознания.

Олег Дружбинский:

Подождите, самокритика ведь есть в подростковом возрасте, дети или подростки постоянно себя критикуют.

Виктория Читлова:

Безусловно, без этого не произошло бы развитие из предыдущего этапа в этот, мы говорим о том, что на каком-то этапе это застопорилось, так что остался не весь диапазон, который можно было бы использовать в разных ситуациях реагирования.

Олег Дружбинский:

Если подростку легко и привычно впадать в приступ самоедства, самого себя клевать, то взрослый человек может себе задать вопрос: «А что это я себя клюю? Может быть, я тут вовсе даже и хорош».

Виктория Читлова:

Да, он постоянно учится и на своих ошибках, и на ошибках всех окружающих, делает выводы порой из неочевидных вещей, то есть он развивает свои нейронные сети. Представим, что в нашей троичной модели юная инфантильная психика, в ней количество соединений между нейронами в разных отделах головного мозга невелико, на подростковом этапе становится гуще, и в зрелом, в том конструктивном, психологически здоровом, стрессоустойчивом варианте психики, о которой мы говорим, нейронная сеть постоянно становится гуще и гуще.