Онкострахование - новинка страхового рынка

Организация здравоохранения

Дарья Волянская: Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире канал «Медиаметрикс», программа «Инвестиции в медицину». В студии Олег Дружбинский и Дарья Волянская. У нас сегодня в гостях Катаргин Сергей Михайлович, генеральный директор «Независимые страховые консультанты» и основатель проекта. Здравствуйте.

Сергей Катаргин: Здравствуйте.

 

Дарья Волянская: Спасибо большое, что Вы к нам пришли, Сергей. У меня сразу первый вопрос. Когда я готовилась к интервью, прочитала огромное количество статей про онкострахование. Как я поняла, эта услуга появилась не так давно в нашей стране, набирает популярность сейчас с огромной силой. Но Вы перед эфиром сказали, что уже 10 лет этим занимаетесь. Скажите, какой у нас прогресс в этом, потому что как-то не слышно в массовом информационном поле про онкострахование.

Сергей Катаргин: 10 лет я занимаюсь медицинским страхованием, а страхованием от онкологии я занялся года 4 назад. Все началось с одной страховой компании, которой сейчас нету, это «Общество страхования жизни России» – первая компания, которая предлагала онкологическое страхование. И мы с ней начали сотрудничать, пытались продвигать их продукты, и с того момента началось развитие этого вида страхования в России. Потом уже другие страховые компании начали внедрять страховые продукты страхования от онкологии. И мы начали расширять линейку. Мы выступаем, как брокеры, агрегируем программы разных страховых компаний и являемся профессиональным посредником, помогаем клиентам определиться, какую программу выбрать.

 

Дарья Волянская: Давайте сразу разберемся в понятийном аппарате. Страховой случай при онкостраховании – это онкозаболевание, которое диагностируется в период действия полиса, или выявляется? Как это происходит?

Сергей Катаргин: Страховой случай – это постановка диагноза злокачественное новообразование, причем на страхование любая страховая компания принимает только здоровых людей, то есть уже с заболеванием невозможно страховаться. Мы не делаем медицинское обследование перед заключением договора, но каким образом страховщики себя обезопашивают, это у каждой страховой компании есть некий период ожидания, период, в момент которого, если выявляется заболевание, это не является страховым случаем.

Любая страховая компания принимает только здоровых людей, то есть уже с заболеванием невозможно страховаться

Дарья Волянская: Подождите, это только онкология или другие заболевания тоже не являются основанием для выдачи полиса и страхования? Какие еще заболевания относятся? ВИЧ, СПИД – с такими тоже не будете выдавать полисы?

Сергей Катаргин: ВИЧ, СПИД в исключении вообще во всех страховых программах.

 

Олег Дружбинский: Я хочу перейти конкретно к деньгам, потому что Вы все-таки больше финансист, чем медик.

Сергей Катаргин: Давайте поговорим про деньги или про цифры. По официальным данным, число россиян, столкнувшихся с онкологией в 2013 году, составило более полумиллиона человек. Из них, по тем же официальным данным, практически половина не смогла победить болезнь. С чем это может быть связано, что на первых стадиях онкологических заболеваний довольно высок процент излечения, порядка 90% людей выздоравливают. На следующих стадиях 75%, 55% и так далее.

И теперь перейдем к деньгам, которые человеку нужны, если вдруг у него обнаружена какая-то из стадий. Когда человек застраховался, он уже внимательнее следит за своим здоровьем, он примерно понимает, что лучше выловить на первой стадии. Вот цифры, которые человеку придется потратить в случае обнаружения или какого-то диагноза из стадий онкологии. Хирургическое вмешательство в среднем до 150 000 рублей, лучевая терапия 45 000, 50 000 рублей за курс. Химиотерапия до 300 000 рублей, в зависимости от препаратов и продолжительности приема. Эти цифры подбираются к миллиону рублей, если мы здесь выходим на какую-то цифру, которой человек должен располагать в любой момент времени. Но чем дольше идет лечение, тем больше нужна сумма денег.

На какую сумму люди страхуются, давайте мы пока об этом поговорим. Принципиально существует 2 типа программ – это программы с единовременной выплатой застрахованному, там размер страховой суммы может варьироваться от 500 000 рублей до 3 миллионов рублей, и стоимость полиса, она является процентом от этой страховой суммы. То есть на полмиллиона рублей – это в районе 6 000 рублей стоит полис.

 

Олег Дружбинский: Ежегодный платеж?

Сергей Катаргин: Да. На полтора миллиона – это где-то 14 000-15 000 рублей. Это просто выплатной полис, который застрахованные получают деньги, и все.

 

Олег Дружбинский: И этими деньгами уже распоряжаются самостоятельно?

Сергей Катаргин: Да. И второй вариант, и это львиная доля всех программ, – это полисы с организацией лечения, с оплатой лечения, причем оплата лечения за рубежом. Такие полисы стоят от 5000 до 20 000, 30 000 рублей в год.

 

Олег Дружбинский: Рублей или долларов?

Сергей Катаргин: Рублей. Средний полис по рынку стоит где-то 10 000 рублей в год.

Средний полис по рынку стоит где-то 10 000 рублей в год

Олег Дружбинский: Это только онкология?

Сергей Катаргин: Да, только онкология. Некоторые программы позволяют включить туда риск аортокоронарного шунтирования, замены сердечных клапанов, операции на головном мозге, в том числе и доброкачественные опухоли, и трансплантацию органов. И по таким полисам страховые суммы составляют, если на 10 000 рублей, 250 000 долларов годовая страховая сумма. Причем пожизненно страховая сумма, она, как правило, удваивается страховщиком, то есть 500 000 – пожизненная страховая сумма. Что это значит? Что если в течение года у застрахованного выявляется заболевание, его лечат на 250 000 долларов.

 

Олег Дружбинский: И лечат за границей?

Сергей Катаргин: Да, отправляют, причем включены и расходы на визовую поддержку, транспортные расходы, сопровождение родственника некоторые страховые программы позволяют оплату. Некоторые программы позволяют получить выплату, уже когда улетел за границу застрахованный, ему 100 евро в день дают просто так на карманные расходы, учитывая, что там он тоже полностью обеспечен. И на 250 000 долларов его лечат. Но в среднем кейс мы видим от наших партнеров, это ассистентские компании, которые организуют все за рубежом, в среднем кейс по Израилю, любят летать в Израиль лечиться. 50 000, 70 000, 80 000 долларов средний кейс. Это с перелетом, с операцией, с курсом химиотерапии, с курсом радиотерапии. Что самое интересное, когда застрахованный вылечивается, возвращается обратно, его не снимают со страхования. Если он продолжает оплачивать полис, то все рецидивы страховая компания берет на себя.

Когда застрахованный вылечивается, его не снимают со страхования. Если он продолжает оплачивать полис, то все рецидивы страховая компания берет на себя

Дарья Волянская: На сегодняшний день есть несколько способов получения страховки, и это зависит от договора. У Вас, в основном, клиенты юридические лица?

Сергей Катаргин: Нет, у нас портал онкострахование.РФ, он нацелен на физических лиц.

 

Дарья Волянская: Первый способ – это когда страховая компания предлагает оплату лечения только в пределах суммы, которая оговорена в договоре, в полисе и зачастую в строго определенной клинике, а другие компании гарантируют перечисление средств на личный счет. И пациент, клиент может сам определять, на что их потратить. Какая модель выгоднее?

Олег Дружбинский: Проще говоря, те, кто у Вас застраховался, или пускай их повезут в Израиль, или самому искать в Израиле решение?

Сергей Катаргин: Зачастую проблема в том, что рядовые граждане не знают, как найти качественное лечение, подобрать доктора, организовать поездку.

 

Олег Дружбинский: В состоянии стресса это не очень удобно.

Сергей Катаргин: Ну конечно, не очень комфортно всем этим заниматься. И тут на первый план выходит сервисная составляющая. Если мы говорим о категории граждан, которые невыездные, это серьезный процент населения, то тут выплатные программы с помощью маршрутизации по российским клиникам, есть и такие программы. Программа того же ВТБ-страхования позволяет получить выплату, а потом специалисты компании помогают получить квоту и лечение уже в российских клиниках. А деньги, которые получает застрахованный, можно потратить на поддержание уровня семьи, потому что если это кормилец, то мы говорим о серьезной просадке в семейном бюджете, или же на более оперативную и высококачественную диагностику. Существует проблема в том, что самая передовая технология – ПЭТ КТ в среднем стоит 50 000 рублей, но не каждый рядовой россиянин может позволить себе потратить 50 000 рублей на диагностику. Я общаюсь с представителями компаний, которые пытаются ПЭТ-технологии популяризировать, они сталкиваются с проблемой, что люди не готовы покупать ее, потому что это дорого стоит. И вот эти деньги, которые получает застрахованный от страховой компании, помогут более качественно диагностировать. И абсолютно верно подметили, что на первых стадиях хорошо лечится, а уже на поздних стадиях плохо лечится.

 

Олег Дружбинский: И намного более расходно получается.

Сергей Катаргин: Да, и расходно получается. Динамика в России самая удручающая в этом разрезе. Половина диагнозов выявляется на 3, 4 стадии. В Европе этот показатель всего 20%.

 

Дарья Волянская: А есть льготные опции при заключении договора и получении страхового полиса, чтобы уменьшить стоимость полиса? Специальные предложения, бонусы?

Сергей Катаргин: Бывает, что делают семейные полисы, тогда можно получить семейную скидку на объем.

 

Дарья Волянская: Если организации приобретают полис для всех сотрудников?

Сергей Катаргин: Корпоративные условия более выгодные. Там исключается период ожидания, то есть договор может действовать с первого дня от момента заключения, без каких-либо ограничений.

Корпоративные условия более выгодные

Дарья Волянская: На страховку влияет пол, возраст, вредные привычки?

Сергей Катаргин: Некоторые страховщики применяют прогрессивную систему при оценке, тарификации. Но могу сказать, что сейчас среди страховщиков серьезная конкуренция, которая подталкивает страховщиков к тому, чтобы как можно упростить заключение договора и градирование по полу, возрасту.

 

Дарья Волянская: Какой минимальный и максимальный возраст для заключения договора о страховании?

Сергей Катаргин: У разных страховщиков по-разному, но от нуля до 64 лет.

 

Олег Дружбинский: По разный прогнозам мы ожидаем ближайшие несколько лет наступление телемедицины. Это термин, который достаточно давно обсуждается в медицинских кругах. Для тех, кто не очень в курсе, объясню: это дистанционное предоставление медицинских услуг, в том числе и за деньги. Если мы себе представим небольшой городок в Архангельской области с довольно низким уровнем медицинского обслуживания, небольшую поликлинику, в которую пришел 55-летний мужчина и жалуется на боли в теле. Раньше терапевт, который там работает, мог его послушать, дать таблетку анальгина и сказать: «Принимай, боль будет снята», а через несколько лет этот мужчина уезжал на кладбище.

Что мы сейчас можем увидеть, буквально через несколько лет? Есть дистанционная консультация этого терапевта из небольшой поликлиники, он связывается с областным центром, беседует с больным и ставит более точный диагноз, допустим, это онкологическое заболевание. И теперь этот пациент знает, что происходит, и он хочет себя спасти. Точно так же он может получить консультацию в случае более сложной тематической проблематики не только в областном центре, но и в Москве, в профильном онкологическом учреждении.  Этот пациент, как любой нормальный человек, начнет аккумулировать все возможные средства для спасения своей жизни. Сначала он захочет по ОМС получать какие-то медицинские услуги. Но ведь одна из серьезных проблем, которая стоит в том числе и в онкологии, это скорость и сроки анализов. Есть очередь, ты записался на 2 месяца на КТ или на МРТ. Но для тебя эти 2 месяца могут оказаться критичными, надо было делать это сразу, а не ждать в очереди, пока тебе это оплатят по ОМС. Все это некая прелюдия, но может произойти неожиданный взрыв рынка, востребованности услуг, в том числе люди еще не очень понимают, что такое обязательное медицинское страхование. Вот Вы занимаетесь добровольным страхованием, правильно я формулирую?

Сергей Катаргин: В принципе, да, но онкострахование лежит немножко в стороне от добровольного медицинского страхования. Добровольное медицинское страхование – это оплата лечения, которое происходит на территории России в конкретных клиниках по конкретным программам.

Добровольное медицинское страхование – это оплата лечения, которое происходит на территории России в конкретных клиниках по конкретным программам

Олег Дружбинский: Чтобы мы понимали, ОМС – это государство гарантирует лечение, а ДМС – это когда человек сам доплачивает и за это получает дополнительные услуги.

Сергей Катаргин: Либо сам покупает полис страхования в страховой компании, либо корпорация покупает для него, и он с помощью полиса ходит в клиники, которые есть в программе. В моем понимании ДМС – это просто более высокий сервис ОМС. Например, ДМС страдает тем, что не покрывает риски онкологии. Если у застрахованного по ДМС выявляется онкология, то застрахованного просто снимают со страхования, и он остается с онкологией один на один, и все равно он идет в то же ОМС и пытается там получить что-то. Собственно, почему я и занялся онкологией, онкострахованием, потому что понял, что ДМС не покрывает этих рисков. Онкострахование – это продукт страхования жизни, страхования от несчастных случаев и болезней. Есть такой глобальный продукт страхования от несчастных случаев и болезней, и там внутри есть риск – первичное диагностирование смертельно опасных заболеваний. И этих смертельных заболеваний у разных компаний от 8 до 40 штук, и онкология среди них есть. При первичном диагностировании застрахованному выплачивается некая сумма. Из этого большого пакета – там есть риски смерти в результате несчастного случая, смерти в результате болезни, инвалидность, травмы и где-то в краешке стоит первичное диагностирование онкологии – вынули риск онкологии, раздули страховую сумму, потому что если в рамках этого пакета делать страховую сумму по онкологии 250 000 долларов, этот полис будет стоить сотни тысяч рублей. Вынули онкологию и сделали отдельный продукт чисто про онкологию.

 

Олег Дружбинский: Представим себе, что через 2-3 года примут закон о телемедицине. Начнет запускаться вся эта история, при которой можно будет дистанционно получить медицинскую услугу за деньги, в частности, если заработает система врач–врач, неожиданно выяснится огромное количество людей, которые более точно диагностируются. Ты начинаешь понимать, что «мне выгоднее заплатить 5000 рублей в год, но зато я буду иметь какие-то гарантии, даже если со мной что случится, деньги останутся семье». Что Вы будете делать с таким неожиданным прорывом в телемедицине?

Сергей Катаргин: Мы, как брокеры, как посредники, никаких рисков на себе не держим, это будут расхлебывать страховые компании. Естественно, мы будем им помогать, но ринутся деньги в сторону страховщиков, они там будут делать резервы, и потом эти деньги будут направлены на лечение. Я думаю, что паритет будет, риски подсчитаны страховщиками, глобально перестраховывают эти риски.

 

Олег Дружбинский: Я вам открою маленький секрет. Есть сильное подозрение, что денег Минздрава может не хватить на лечение граждан нашей страны в случае взрывного увеличения диагностики одновременно с телемедициной. Понимаете, о чем я говорю?

Сергей Катаргин: Я могу парировать, потому что и сейчас не всегда качественно пациенты получают онкологическую помощь даже в 100 километрах от Москвы или от федеральных центров. Насколько я знаю, в Брянской области на одного онкобольного выделяется 40 000 рублей.

 

Олег Дружбинский: По ОМС?

Сергей Катаргин: По ОМС. А вот как пройти ПЭТ КТ или курс химиотерапии, которая стоит 300 000 или 500 000 рублей? 300 000 на один курс химиотерапии – это не самая высокая из странностей.

 

Олег Дружбинский: Бывает, что одного курса недостаточно, я несколько раз слышал следующую цифру, что нужно около 7 курсов проходить.

Сергей Катаргин: Для некоторых просто постоянно нужно проходить каждые несколько месяцев курс для поддержания качества жизни.

 

Дарья Волянская: Сергей, мне хочется небольшую ложку дегтя запустить в нашу бочку меда. У человека находят онкологическое заболевание. А врач из клиники, которая сотрудничает со страховой компанией, пишет заключение: «Невозможно определить время возникновения заболевания». И тогда у недобросовестной страховой компании есть все основания для того, чтобы повернуть все так, что у человека уже был рак на момент заключения договора, а сам договор признается недействительным. Насколько распространены такие кейсы и что делать в такой ситуации?

Сергей Катаргин: Мы создавали наш проект для того, чтобы защищать права наших клиентов и быть их представителями и посредниками при общении со страховой компанией. То, что Вы говорите, что невозможно определить, когда это произошло, есть такое понимание, как первичное диагностирование. Пришел пациент к врачу, у него заключен договор, полгода выжидательного периода прошли, он пришел на седьмом месяце, и у него выявляют заболевание. Неизвестно, когда это началось, но первичный диагноз поставлен в период действия договора. И это считается страховым случаем. Это ни в коей мере не является основанием для отказа. Вполне возможно, что это все развивалось в течение многих лет.

 

Дарья Волянская: Но у вас бывают случаи отказов?

Сергей Катаргин: Еще не было.

 

Олег Дружбинский: Есть такой речевой оборот, что граждане нашей страны не очень доверяют страховым компаниям. Здесь возникает интересная проблема. Ведь когда ты попал с автомобилем в аварию, даже легкую, тебе надо получить страховую компенсацию, ты измотаешь все нервы, пока ее получишь. А когда ты неожиданно обнаружил у себя онкологическое заболевание, то нервы совсем будут не очень. Человек вынужден судиться, писать претензии, стоять в очередях. Страховая компания не хочет все это выплатить и демонстративно его отфутболивает. Вам приходилось встречаться с похожими историями?

Сергей Катаргин: Честно скажу, нет.

 

Дарья Волянская: Насколько здесь мера этичности?

Сергей Катаргин: Проект онкострахования задумывался для того, чтобы максимально помочь застрахованным при наступлении страхового случая, снять с него эти вопросы и помочь профессионально с юридической точки зрения, с медицинской точки зрения, с наименьшими временными и трудовыми затратами получить лечение.

 

Дарья Волянская: А что Вы конкретно делаете?

Сергей Катаргин: У нас есть ряд партнеров, с которыми мы работаем по верификации диагноза.

 

Олег Дружбинский: Фактически что происходит?

Сергей Катаргин: Мы помогаем получить более точный диагноз застрахованному. Он может обратиться к нашим партнерам, и мы знаем, что качество диагностики будет на самом высоком уровне. Это некая патоморфологическая платформа, где многие патоморфологи могут помочь верифицировать конкретный онкологический диагноз.

 

Дарья Волянская: Онкология занимает стабильное второе место среди причин смертности в России. В 2016 году от злокачественных новообразований умерли более 400 000 человек. По предварительным данным, за первые полгода 2017 года от рака скончались более 42 000 человек. Но при этом онкострахование не пользуется огромным спросом, в отличие от мировой практики. И по словам председателя союза страховщиков России, наши граждане не до конца себе представляют целесообразность этого всего и нишевую историю с продуктами онкострахования. У нас люди стараются гнать от себя мысли, что они заболеют. Что должно произойти в стране, чтобы переломить эту ситуацию и Вашими клиентами стали молодые люди, которые следят за своим здоровьем, которые не боятся этой проблемы и как-то более рационально подходят к ситуации?

Онкология занимает стабильное второе место среди причин смертности в России

Сергей Катаргин: Восстанавливать доверие к страхованию в целом надо. И в этом я вижу задачу государства, в первую очередь. Оно не только должно регулировать отрасль, но и создавать некие институты.

 

Олег Дружбинский: Государство сейчас выстраивает доверие общества к банковской системе, уничтожая мелкие банки, косой кося, я бы так сказал.

Сергей Катаргин: В страховании происходит то же самое.

 

Олег Дружбинский: Мы периодический видим, как на новостных сайтах сегодня ЦБ отозвал лицензию у трех банков. Таким образом, с точки зрения государства, восстанавливается доверие к банковской системе, и останется 10-20 банков, которые надежно управляют деньгами. А со страховым рынком что происходит?

Сергей Катаргин: Аналогичная ситуация. Буквально за 5-7 лет количество страховых компаний сократилось с 1000 до 250.

Буквально за 5-7 лет количество страховых компаний сократилось с 1000 до 250

Дарья Волянская: Это огромное количество.

Сергей Катаргин: Идет укрупнение, требования по уставным капиталам повышаются, мелкие игроки либо должны объединяться, чтобы хоть как-то выживать, либо сливаться с крупными, либо совсем уходить с рынка. Проще управлять малым числом компаний, регулировать их. Но, как практика показывает, не всегда крупные страховщики достаточно оперативно реагируют на вызовы рынка и идут в ногу со временем.

 

Олег Дружбинский: В данном случае такие страховые брокеры, как Вы, могут более оперативно соответствовать рынку.

Сергей Катаргин: Наши услуги настроены на то, чтобы повысить качество сервиса в этой сфере. То, что страховщики уже предлагают, мы их можем доупаковать, что-то добавить от себя, каких-то партнеров привлечь и даже за счет собственной прибыли, получаемой от страховой компании, делать дополнительные вещи.

 

Олег Дружбинский: Вы говорили о том, что продаете чаще всего полисы страхования, в том числе от онкологии, компаниям, юрлицам.

Сергей Катаргин: Пытаемся продавать.

 

Олег Дружбинский: Или Ваша основная клиентура физические лица?

Сергей Катаргин: Мы двигаемся в обоих направлениях. Но корпоративные клиенты привыкли покупать ДМС для сотрудников. По нашим расчетам, в стране продается от 5 до 8 миллионов полисов ДМС, как правило, это корпоративные полисы. Но компании не готовы расширять сейчас соцпакеты включением онкологии. Хотя онкология – вторая причина смертности в России, каждый четвертый россиянин умрет от онкологии. И ДМС не покрывает онкологию. Но онкострахование пока не входит в соцпакет, потому что компании не готовы расширять соцпакет, просто нет денег на то, чтобы его расширить.

Онкострахование пока не входит в соцпакет, потому что компании не готовы расширять соцпакет, просто нет денег на то, чтобы его расширить

Олег Дружбинский: Потому что компании сейчас не такое уж урожайное время, чтобы расширять соцпакет для сотрудников.

Дарья Волянская: Сергей, Вы согласны с тезисом, что на развитие рынка онкострахования может повлиять тот фактор, что дополнительное страхование не очень развивается в модели ОМС. Уже давно ходят разговоры, что переход исключительно на добровольное страхование в нашей стране на законодательном уровне мог бы повлиять на ситуацию. Вы с этим согласны?

Сергей Катаргин: Конкурировать ДМС с ОМС достаточно сложно, учитывая, что рынок ДМС в 30 раз меньше рынка ОМС. И перекладывание трех триллионов рублей на плечи всех граждан России или куда это все вообще деть?

 

Дарья Волянская: Западный опыт, страховая программа от рака. Я специально смотрела в Штатах, она покрывает не только расходы на терапию, дорогостоящую операцию, современные технологии лечения. Это еще и допзатраты, связанные с потерей трудоспособности, транспортные расходы, оплата за аренду жилья, детский сад для ребенка, няня, если родители не могут ухаживать, то есть там целый огромный пакет. У нас, мне кажется, это вообще невозможно. Мы по этому пути не пойдем?

Сергей Катаргин: Мы бы пошли по этому пути, но все стоит денег. Есть безбюджетные программы страхования от онкологии, они стоят 10 000 рублей в год, причем с лечением за границей. У нас есть программы международного страхования, которые покрывают лечение, весь спектр заболеваний, лечение за границей. Причем там страховые суммы начинаются от 2,5 миллионов долларов, и покрываются и онкологические заболевания, и все сердечно-сосудистые, и вся ортопедия, протезы, все, что надо вставить в организм, стимуляторы, кардиостимуляторы – все покрывается. Такая программа стоит от 7 000-10 000 евро в год. Есть такие программы. Причем можно и в России лечиться. А там они сразу поместят застрахованного в то лечебное учреждение, чтобы не надо было платить. Но такие программы стоят 300 000 рублей в год. Кто готов эти 300 000 в год платить?

 

Олег Дружбинский: Кто-то готов, но тот, кто готов, может быть, ему вообще не нужно это страхование, у него достаточно денег в кубышке, чтобы вообще не мучиться на эту тему. 

Сергей Катаргин: Спрогнозировать, сколько потребуется затрат при лечении онкологии, достаточно сложно.

 

Дарья Волянская: 300 000-500 000 рублей – это 2 ходки в Израиль. Я так цинично, но на эти деньги ты не вылечишься, к сожалению.

Сергей Катаргин: Не вылечишься, но человеку ментально потратить еще 5 000 рублей в год и то надо подумать, надо это надо или нет. ОСАГО 10 000 платят все.

 

Олег Дружбинский: Да, ГАИ остановит и отберет машину, права, и что будем тогда делать?

Сергей Катаргин: Могу сказать, что за КАСКО уже более-менее привыкли платить 30 000, 40 000 рублей в год, и железку застраховать готовы, для себя любимого.

За КАСКО уже более-менее привыкли платить 30 000, 40 000 рублей в год, и железку застраховать готовы, для себя любимого

Олег Дружбинский: А вот на себя любимого пока нет. Нет пока этой культуры. Мы говорили о недоверии. Ведь человеку надо сейчас расстаться с деньгами, а потом может быть будет, а может быть и нет… История страхования построена на том, что сначала пользователь деньги отдает, а потом получит он их или нет. Вы пишете маленькими буквами внизу в договоре?

Сергей Катаргин: Нет, ничего не пишем, все очень прозрачно, все документы есть на сайте.

 

Дарья Волянская: В Японии онкострахование с 1974 года, в США с 1952-го. У нас это все совсем недавно развивается. Может быть, в этом пока еще проблема?

Сергей Катаргин: Просто все уповают на государственную помощь, и государство гарантирует лечение граждан от онкологии.

 

Олег Дружбинский: Человек пришел, его диагностировали, и вот он по ОМС идет делать МРТ или КТ. Он это сделал, а потом показывает врачу, тот говорит: «Все отлично». Все, точка, деньги выбраны. Как это работает в ОМС и что человеку делать в этой ситуации?

Сергей Катаргин: В ОМС все начинается с районного онколога, который подтверждает диагноз и дает направление на лечение в стационар. В первую очередь, это операция по удалению опухоли. Высокотехнологичное удаление опухоли уже за рамками ОМС, и в любом случае пациент приходит за квотой, и эту квоту тратит на операцию, химиотерапию, радиационную терапию, если необходимо. Это квотирование на конкретную манипуляцию.

 

Олег Дружбинский: Я не раз слышал истории от врачей и медицинских работников, что одна из серьезнейших проблем в онкологии – это сроки проведения, исследования. Лечение и постановка диагноза – это одна из самых важных вещей. Дело в том, что ПЭТ КТ действительно дорогая процедура, до 50 000 рублей, но там еще есть очередь. Ее могут сделать или сразу, или через месяц.

Сергей Катаргин: Это если мы говорим про ОМС. Если же у тебя деньги, пожалуйста, куча центров.

 

Дарья Волянская: Вы сами застраховались?

Сергей Катаргин: Конечно. Ну как я могу продавать то, чем сам не пользуюсь? Это золотое правило страховщика.

 

Олег Дружбинский: Вы, наверное, себе выбили лучшие условия?

Сергей Катаргин: Нет, на самых обычных условиях.

 

Олег Дружбинский: Расскажите, что это за условия, что Вы платите и что получите в случае чего?

Сергей Катаргин: Это страховка, вход в такую страховку стоит 10 000 рублей в год, а продление 13 300 рублей в год.

 

Дарья Волянская: Не надо подтверждать документами каждый год, просто платишь и автоматическая пролонгация?

Сергей Катаргин: Да, просто автоматическое продление. В случае выявления заболевания будет организован подбор врача. Как правило, это будет Испания, Израиль, Германия.

 

Олег Дружбинский: Кто будет подбирать?

Сергей Катаргин: Это будет подбирать ассистентская компания.

 

Олег Дружбинский: Наша, международная?

Сергей Катаргин: Международная компания, которая подберет мне врача, и я перешлю ему все медицинские документы.

 

Олег Дружбинский: Стоимость работы медицинского ассиста кем-то оплачивается? В страховку входит работа?

Сергей Катаргин: Да, конечно, это покрывается все – и пересыл документов, и перевод.

 

Дарья Волянская: А психологическая помощь не предусмотрена, как за границей?

Сергей Катаргин: Вот психологической помощи нет.

 

Дарья Волянская: Олег, а ты готов застраховаться от онкологического заболевания?

Олег Дружбинский: Знаешь, вот я всю эту передачу об этом и размышляю.

Дарья Волянская: Убедила ли тебя наша программа?

Олег Дружбинский: Сижу, размышляю. Условно говоря, 5000-10 000 – это не великие деньги в год. Главное, что меня будет огорчать, мучить, мысль, что меня принимают за лоха, который заплатил деньги, а на самом деле ничего не получит.

Дарья Волянская: Сразу цифры взлетели, как сказал Олег.

 

Олег Дружбинский: Заплатить деньги несложно, а вот то, что я эти деньги не зря заплатил… Я, конечно, не хочу в этом убедиться, что не зря, пускай лучше зря. А вот история о том, что я действительно получу на это на порядок больше, чем я заплатил, или еще какие-то гарантии, пока у меня нет этого ощущения.

Дарья Волянская: Дорогие друзья, наша программа подошла к своему логическому завершению. Я хочу от себя сказать, что желаю рынку онкострахования развития, светлого будущего. В эфире был канал «Медиаметрикс» и программа «Инвестиции в медицину», у нас в гостях был Катаргин Сергей Михайлович, генеральный директор и основатель проекта «Независимые страховые консультанты». Сергей, спасибо большое, что нашли время и пришли к нам. Дорогие друзья, берегите себя, регулярно обследуйтесь, не занимайтесь самолечением. До новых встреч.