Хождение пациента по мукам депрессии

В. Читлова:

И снова здравствуйте, дорогие друзья. С вами уже 15-й выпуск передачи «Пси-лекторий» и я, ее ведущая, Виктория Читлова – кандидат медицинских наук, психиатр, психотерапевт. Напомню, что передача «Пси-лекторий» выходит еженедельно, каждый вторник в 8 вечера по Москве, и мы узнаем в прямом эфире в беседе со специалистом или неспециалистом, как сегодня, о том, что же такое психические недуги, как они выглядят, как разбираться в себе, чтобы обезопасить себя либо чтобы грамотнее помочь.

Сегодняшний выпуск очень здорово отличается от всех предыдущих, потому что у меня в гостях не просто специалист-психиатр, а специалист-пациент, перенесший 50 лет болезни аффективным, то есть настроенческим расстройством. И его зовут Юрий Семенович Гуревич. Это очень интересный человек, в прошлом руководитель крупного промышленного предприятия, лауреат Государственной премии СССР и ныне пациент научного центра психического здоровья, наш пациент в ремиссии. Здравствуйте, Юрий Семенович, очень рада Вас видеть.

Ю. Гуревич:

 Здравствуйте, спасибо за добрые слова.

В. Читлова:

Спасибо Вам, что пришли, что решились на этот непростой шаг. Вообще в эфире беседовать с пациентами – это дело достаточно редкое, поэтому будет интересно услышать от первого лица, что же такое меланхолическая тяжелейшая депрессия. Мы постараемся деликатно поговорить с Юрием Семеновичем, чтобы ему самому было комфортно.     

Небольшая нота. Я хотела вас познакомить с новой возможностью. У вас теперь есть возможность писать по почте, это наш адрес psilector@mail.ru со своими вопросами, пожеланиями, комментариями, передача постоянно растет, я стараюсь ее развивать. Может быть, у вас будут пожелания, что бы хотелось услышать и увидеть, так что, пожалуйста, пишите. Итак, начнем.

Сегодняшний наш выпуск я решила построить в виде сбора анамнеза, как это бывает в диалоге между пациентом и врачом. Это достаточно интимный процесс, в котором участвуют двое, и у вас появится возможность понаблюдать за этим.

Свою жизнь, о том, как Юрий Семенович жил в норме, он поручил, доверил рассказать мне. У меня для этого есть подготовленная документация, которая в особом виде хранится в учреждениях, где пациенты проходят лечение. Я преподнесу некую выжимку оттуда, чтобы мы познакомились с нашим гостем. Итак, когда начинается описание анамнеза, мы всегда говорим о том, как пациент рос, родился и была ли там патология. У Юрия Семеновича ее не было. Он был очень энергичным молодым человеком, ребенком, мальчиком, озорничал, нередко его даже ставили в угол, как он мне рассказывал. Среди сверстников всегда находил общий язык и стремился быть на виду, лидировал. Когда врач другому врачу сообщает подобную информацию, у него уже формируется представление о личности. Личность Юрия Семеновича можно охарактеризовать как гипертимную. Дальше мы можем заметить, что у пациента была некая тревожность, она такая парциальная, например, когда он смущался общения с девушками, либо очень ответственно относился в дальнейшем к своей работе. Она его тревожила, и этот радикал дополняет тот самый гипертимный радикал. Что такое гипертимный радикал? Это очень хорошее настроение, в норме хорошее настроение, которое может быть у личности в норме.

Итак, наш пациент был склонен к смене увлечений, к перемене обстановки вокруг себя, легко переключался с одного на другое. Учился по-разному, это зависело от интереса, который он испытывал к тому или иному предмету. А вот есть интересный эпизод, когда в 14 лет родителями он был поставлен перед условиями: за не очень хорошую успеваемость мама Юрия Семеновича сказала ему: «Либо ты подтянешь тригонометрию и едешь с нами в Сочи, либо ты не подтягиваешь ее, остаешься в троечниках и тогда остаешься в Москве». У Юрия Семеновича развилось тогда очень особое состояние. Поделитесь, пожалуйста.

Ю. Гуревич:

 Я, честно говоря, не ожидал, что Вы так хорошо запомнили то, что я Вам рассказывал лет 7-8 тому назад. Действительно, я учился плохенько, и в 9 классе получил по результатам года 9 двоек и был оставлен на второй год по двум предметам – литература и тригонометрия. Мама сказала: «Если ты тригонометрию хотя бы сдашь, мы поедем на море, и там, на море, будешь учить литературу». Я купил толстую коленкоровую тетрадь, тогда она стоила 40 копеек, взял учебник Рыбкина и начал решать первую задачу. Решил первую, потом вторую, потом третью, потом я почувствовал, что мне это интересно. В итоге я за неделю перерешал весь учебник, организм перешел в какой-то форсированный непонятный мне режим, и я через неделю пришел к своей учительнице, Лидии Геннадьевне, как сейчас помню, и говорю: «Лидия Геннадьевна, я готов». Она говорит: «Гуревич, не морочь мне голову, как всегда». Я говорю: «Я настаиваю». Она мне написала на доске пример, и я в уме его решил и написал сразу результат. Потом второй, потом третий. С ней был почти обморок. Она мне поставила 5, я прибежал и говорю: «Мама, 5». И поехали мы на море. Там я валял дурака, вернулся, провалил повторный экзамен по литературе, остался на второй год. Переломилась коренным образом после этого моя история в школе, я закончил школу без троек, а институт закончил почти с красным дипломом. Вот такая педагогическая история.

В. Читлова:

Юрий Степанович, она не только педагогическая, но и на мой взгляд, как специалиста, еще немножко медицинская. То, что Вы пережили за тот короткий эпизод, уже было предвестником изменения в Вашем состоянии с точки зрения психического здоровья. В нашей специальности это называется гипомания, то есть состояние продуктивной, полезной, эффективной мании, подъема настроения, когда ускоряется мышление, увеличивается его продуктивность, когда глаз горит, сокращается сон и так далее. Юрий Семенович, я думаю, нам об этом сам расскажет, но небольшой экскурс в историю. Уже 25 веков человечество знает состояние меланхолии и 20 веков у него на слуху понятие «мания». То, о чем мы будем говорить дальше, это болезненное состояние, о котором очень хорошо осведомлен наш гость. Юрий Семенович, давайте дальше. Институт Вы закончили по специальности?

Ю. Гуревич:

 Инженер-строитель-технолог по производству сборного железобетона.

В. Читлова:

Пока Вы учились в вузе, Ваше состояние было стабильным, нормальным?

Ю. Гуревич:

 Никаких проблем нет, я был главарь большой бригады по туризму, облазили всю Россию до Урала включительно. Я был руководителем, старшим в группе студенческой и был совершенно здоров.

В. Читлова:

А как Вы думаете, когда примерно начались так называемые отклонения?

Ю. Гуревич:

 Я по распределению в 1964 году попал на небольшой завод в роли инженера-технолога, проявил большой энтузиазм, рано был замечен начальством, и мне сразу поручили быть заместителем главного инженера небольшого предприятия, но все-таки там работало 200 человек. И это было мне не по силам. Я старался, преодолевал себя, и тогда примерно и начались эти неприятности. Правда, приятным фактом, что я в первый же день своей работы встретил на заводе молоденькую красивую девочку, которая в лаборатории занималась своими делами, в процессе она стала моей супругой. Мы прожили до золотой свадьбы и еще 3 года. У нас взрослая дочка, внук, и они здоровы.

В. Читлова:

Это замечательно. Вот здесь мне бы хотелось немножечко о Вашей семье поговорить, о родословной. Вы можете этим поделиться?

Ю. Гуревич:

 Конечно, могу. Началась эта печальная история в конце XVIII века, когда мой дедушка и бабушка по линии матери решили создать семью. Раньше в старых еврейских семьях это не было большой редкостью, как я слышал, как будто бы они были двоюродным братом и сестрой. Я думаю, оттуда беда и пошла.

В семье было много детей, и впоследствии стало ясно, что моя наследственность по линии матери плохая. Мать моя родилась совершенно нормальным человеком, получила среднее, потом высшее образование, работала в разных местах, была общительна, вышла замуж за моего отца, родился я, правда, в начале войны, хоть и в День победы. И у нас понятия в семье не было о слове «психиатрия», так же далеко, как космос.

И вот в возрасте примерно 54-55 лет, в возрасте для женщин, как известно, переломном с моей матерью начались какие-то странности, неприятности, она стала замыкаться в себе, видно было, что ей плохо. Но были заняты своей работой, жизнью, сочувствовали маме, но не более того. В итоге мы ее проглядели, и в ночь с 69 на 70 год моей мамы не стало, мы ее трагически потеряли. Вы понимаете, какой это был удар, шок для нас всех. И беда в том, что мы были абсолютно не грамотны, как, кстати, неграмотна в плане психиатрии большая часть населения, большая часть людей. Поэтому Ваша деятельность, Ваша работа, несение знаний о психиатрии людям цены не имеет. Это заслуживает очень высокого поощрения и, может быть, благодаря этой работе спасутся много-много жизней. Спасибо Вам и низкий поклон.

Беда в том, что мы абсолютно неграмотны, как, кстати, неграмотна в плане психиатрии большая часть населения, большая часть людей

В. Читлова:

Спасибо Вам большое, Юрий Семенович. Тогда давайте продолжим рассказывать, как выглядит депрессия.

Ю. Гуревич:

 Здесь у меня есть некоторый мой личный опыт, несколько расходится с популярным понятием, что депрессия – это меланхолия, что депрессия – это расстройство настроения, которое в легких случаях методом психотерапии, в тяжелых случаях методом антидепрессантов и прочих мер лечится. Все это, безусловно, так. Но по моим ощущениям, подчеркиваю, моим, и вообще, все, что я говорю, это, так сказать, мой личный опыт.

В. Читлова:

Ваш опыт – это самое ценное.

Ю. Гуревич:

 Депрессия – это не расстройство настроения, а это тяжелое состояние. Оно может быть переносимым, как фон, может быть тяжелым и может быть непреодолимо тяжелым, настолько тяжелым, что человеку, как говорится, уже не хочется жить. Отсюда возникают суицидальные настроения.

В. Читлова:

Давайте расскажем, как выглядел первый эпизод Вашей болезни 24 года назад.

Ю. Гуревич:

 Первый эпизод я запомнил на всю жизнь. Это была не депрессия, это была паническая атака, единственный раз в жизни. В 1964 году я работал первый год уже зам. главного инженера. На заводе поставили новую виброплощадку. Технологи, строители знают, что это такое. Я думаю, это понятно, для уплотнения бетонной смеси. Она была новейшей конструкции, поработала какое-то время и рассыпалась в клочья. Я это увидел, на меня налетела паника, я убежал с завода, забился в какой-то пустырь, упал в высокую траву, дело было летом, валялся по этой траве и знал, что мне больше людям на глаза нельзя показываться, настолько я совершил преступление, что не предвидел всей этой истории.

Через несколько часов все-таки набрался сил, прибрел на завод. Эта площадка работала, слесари все починили, заменили, и никто даже не запомнил этого события. Вот насколько искажено было мое восприятие и как я понимаю слова «паническая атака». Больше таких событий у меня не было. Но зато начали наваливаться тяжелые и очень тяжелые депрессивные фазы, которые выражались не в виде потери настроения, а в виде достаточно тяжелой душевной боли. Как можно острую зубную боль вылечить методом внушения? Наверное, это невозможно. Вот по моему разумению и тяжелую душевную боль можно вылечить только медикаментозными средствами.

Как можно острую зубную боль вылечить методом внушения? Наверное, это невозможно. Вот по моему разумению и тяжелую душевную боль можно вылечить только медикаментозными средствами

В. Читлова:

Юрий Семенович, давайте уточню. Мне хотелось бы, чтобы Вы тоже пользу выносили из нашего общения. То, что Вы пережили, больше похоже на реакцию испуга. Для панических атак характерны более разнообразные симптомы еще с точки зрения вегетативной системы – одышка, тахикардия, головокружение, помутнение в глазах и так далее. И что считается одним из основных, это страх либо смерти, либо сойти с ума. Может быть, у Вас, если это было вначале депрессивного состояния, в которое Вы входили, это была тревожная реакция, в психиатрии это называется тревожный раптус. Это не совсем паническая атака.

Далее мы будем говорить о классической меланхолической депрессии, которая является депрессивной болезнью. Депрессий бывает очень много. Депрессии бывают связаны со стрессовым событием, человек входит в это состояние и испытывает, как выражается Юрий Семенович, зубную боль. А вот когда мы говорим о депрессивной болезни, нередко боль душевная настолько сильная, что от этого убежать невозможно. Юрий Семенович, давайте мы побеседуем о симптомах, которые сопровождали Вас внутри депрессии. Насколько я представляю, из раза в раз то множество депрессивных состояний, которые Вы перенесли, были одно на другое похожи?

Когда мы говорим о депрессивной болезни, нередко боль душевная настолько сильная, что от этого убежать невозможно

Ю. Гуревич:

 Совершенно верно.

В. Читлова:

Тогда мы на примере одного эпизода рассмотрим, что же с Вами происходило. Вы мне говорили про очень выраженную усталость, расскажите про это. Астения Вы ее называете.

Ю. Гуревич:

 Астения выражалась не в виде усталости. Астения – это невозможность заставить себя подойти к телефону, набрать номер, позвонить в психдиспансер, записаться на очередь, приехать и рассказать врачу о своем состоянии. И это непосильная задача. Когда я в депрессии, то все, что я могу, – это лежать, в лучшем случае смотреть телевизор, и чтобы меня не беспокоили. Любая малейшая нагрузка на психику непомерна, непосильна, и я всячески от этого отбиваюсь. Поэтому в свое время, когда ситуация стала критической, моя жена не могла меня уговорить, чтобы я позвонил и попросил помощи, чтобы она меня отвезла куда-то в клинику.

В. Читлова:

Очень часто родственники пациентов спрашивают: «А можно мы ему скажем, соберись, возьми себя в руки». Вот Вы могли бы себя в руки взять в таком состоянии?

Ю. Гуревич:

 В конечном счете однажды я себя взял в руки и позвонил своему старому знакомому и благодетелю Анатолию Болеславовичу Смулевичу и попросил помощи. И он мне эту помощь оказал. И вот я перед Вами, на мой взгляд, вполне здоров.

В. Читлова:

Это действительно так. Я имею в виду, что с помощью усилий из таких состояний самостоятельно выйти невозможно. Вы согласны со мной?

Ю. Гуревич:

 Совершенно согласен, в этом весь трагизм ситуации. И никто из окружающих не может тебя понять, почему ты вдруг, нормальный человек, который работает, который всегда был нормальный, вдруг не способен… Кроме того, речь становится вязкой, говорить тяжело, рот пересыхает, хочется все время смочить губы, выразить свою мысль тяжело.

В. Читлова:

Трудно думать.

Ю. Гуревич:

 Не столько думать, сколько говорить. То есть покой, покой, и чтобы дали спокойно лежать до тех пор, пока хватит сил.

В. Читлова:

Как же Вы это все с работой сочетали? Или это сразу недееспособное состояние было?

Ю. Гуревич:

 Началась эта история через год после начала моей работы. Я пережил эту, как я думал, паническую атаку, а потом начались совсем тяжелые дела. Я просыпался рано утром и понимал, что у меня нет сил идти на работу. На силе воли пытался умыться, сесть в машину, доехать до работы и там пытался изображать какую-то деятельность. Становилось иногда совсем плохо, я говорил секретарю, что меня нет, запирался на ключ, снимал пиджак, ложился затылком на прохладный паркет, лежал 15-20 минут, становилось чуть легче, я открывал кабинет, говорил: «Пусть заходят», короче, был мумией. Мне, между прочим, рассказывали умные люди, что «Вы, – говорят, – не одинок, бывают министры союзного значения, – тогда был СССР, – которые изображают что-то, а сами не могут элементарно бумаги подписать, а сидят в кабинете, получают зарплату, но потом, когда они выбираются из этого состояния, они развивают такую деятельность, что возглавляют всю эту промышленность, сотни тысяч людей и благополучно доживают до пенсии».

В. Читлова:

Как с Вами и случилось. Мне бы хотелось здесь детализировать, что мы имеем дело с классической симптоматикой, когда при депрессии меланхолического типа замедляется вся жизнедеятельность. Эти вегетативные симптомы, которые Юрий Семенович описал, очень характерны. Человек перестает полноценно есть, он худеет на глазах, за неделю может пару килограмм скинуть. Также замедляются мыслительные процессы, продуктивность и скорость мышления. Человек чаще всего испытывает тревожные мысли и не может собраться. Здесь еще очень характерно, что мы сталкиваемся с классическим суточным ритмом, когда пациент настолько себя плохо чувствует в первой половине дня, что даже жить не хочется, а к вечеру входит в этот ритм, немножко становится легче. Я права, у Вас так было?

Ю. Гуревич:

 Совершенно верно, утро черное, вечер легче, но самое главное, что первую половину жизни своей болезни у меня было совершенно четкое деление на лето и зиму. Лето, с весны до осени подъем, работоспособность, изобретения, хорошая общественная жизнь и так далее. Потом я ехал в отпуск, как главный инженер, получал с женой практически бесплатные путевки в те годы. Отдыхали в Сочи или в Кисловодске, возвращался и на следующий день после выхода на работу, и так повторялось десятки раз, у меня начиналась депрессия, срабатывал какой-то коварный пусковой механизм. Поэтому я твердо знаю, что для больных моего профиля лучше поменьше менять климатические зоны.

Для больных моего профиля лучше поменьше менять климатические зоны

В. Читлова:

Как человек входит в депрессию? Это буквально за сутки или по щелчку, как это у Вас проходило?

Ю. Гуревич:

 Когда я был молод, первую половину моей жизни или болезни это было по щелчку – на следующее утро после возвращения из прекрасно проведенного отпуска, где я испытывал подъем и, как я теперь понимаю, даже легкую гипоманию.

В. Читлова:

Это так и бывает, когда мы говорим о депрессии как о болезни. Немножко другая история, когда у человека есть вначале депрессии стресс, там и депрессивная картина отличная. Но сегодня не об этом. Юрий Семенович, мы могли бы немножко поговорить об очень острых состояниях, когда бывает такое у пациентов, когда им не хочется жить. Вам такое знакомо?

Ю. Гуревич:

 Такое было, к счастью, один раз в жизни и случайно. Дважды меня спасла от смерти, во-первых, моя жена и, во-вторых, 2 врача. Один врач – главврач районной поликлиники и второй врач – молодой хирург в одной из клинических больниц Москвы. Могу рассказать эту историю. Однажды после 10-ти, даже 15-ти лет после выхода на пенсию я научился бороться со своими состояниями своими силами. Я полностью потерял контакт с врачами, жил на даче и отработал технологию, как мне себя вести, когда мне становилось похуже. Но депрессии уже не были сезонными, они в целом были легче, и я приспособился.

И вот однажды, после многих лет спокойной нормальной жизни, я соматически очень здоровый человек, с совершенно здоровым сердцем, легкими, печенью, поджелудочной, давление 120x80, в общем, молодец, до сих пор на горных лыжах пытаюсь кататься.

В. Читлова:

Очень рада за Вас. Мы можем озвучить Ваш возраст?

Ю. Гуревич:

 76 лет.

В. Читлова:

Замечательно.

Ю. Гуревич:

 Так вот, однажды у меня поднялась температура, жена вызвала врача, пришел врач, поставил мне диагноз ОРВИ. Прошла неделя, температура продолжалась, жена пошла в поликлинику, и главврачу, на мое счастье, этой больницы попался на глаза мой анализ крови, где на жутком уровне было железо и гемоглобин. Она сказала: «Бегите домой, я вызываю скорую и отправляю по Вашему адресу, везите мужа в клинику, иначе будет плохо». Меня погрузили, привезли в клинику и говорят: «Что с Вами?» Я говорю: «Да ничего, устаю страшно от маленьких нагрузок, и температура держится». Меня хотели назад отправить, потом какой-то совсем молодой парень – хирург трижды посмотрел меня на рентгене и направил в хирургию. Через 2 дня меня распотрошили от груди и до паха, вырезали часть поперечной обводной кишки, я теперь и это знаю, зашили. Зашили не очень удачно, через 3 дня опять. Я в наркозе в общей сложности провел часов 6. Потом меня подлечили, выписали. В состоянии после наркоза я чувствовал невероятную чистоту души, ясность.

В. Читлова:

Эйфорию?

Ю. Гуревич:

 Эйфорию. Но это не было привычной манией, это было что-то еще более светлое. Я выписался, подлечился, встретил Новый год. И вот прошло месяца 3, и разразилась катастрофа, которая едва не стоила мне жизни. Одновременно, ежесекундно у меня на 100% появилось отвращение к пище и исчез сон. Когда я пытался заснуть, на меня накатывала во сне какая-то зловонная жижа, волна, которая меня топила, будила, и я просыпался. И так длилось много суток подряд. Я худел и приближался к своему печальному финишу.

В. Читлова:

Сейчас наш пациент рассказывает про последний пережитый эпизод, надеюсь, он действительно последний в этой лексике.

Ю. Гуревич:

 И вот однажды я не выдержал, видимо, подсознательно сделал это – когда жена была дома, наглотался всякой гадости, не буду говорить какой, убежал из дома. Жена бросилась за мной. Забился в какой-то угол, совершенно случайные люди показали, где я. Нашла она меня мертвецки спящим, вызвала неотложку и меня отвезли, тогда это называлось институт имени Кащенко, в простонародье Канатчикова дача. Теперь название изменилось. Там я попал в тяжелую палату, да еще с диагнозом суицидный и хлебнул на полной мере этого удовольствия – быть в тяжелом состоянии в тяжелой больнице. Кое-как они меня вынянчили и выписали. Вот первый этап. В моем спасении принимали участие 3 человека: моя жена, этот врач и этот молодой хирург.

В. Читлова:

Спасибо за откровение, это очень деликатная информация, о которой наш пациент не очень хотел рассказывать.

Давайте мы с Вами дальше обсудим. Вот эти состояния, когда человек заболевает, очень характерны для меланхолических депрессий. В один миг человек переходит из хорошего состояния в плохое, но бывают просветления внутри самой депрессии, в психиатрии это называется окна – когда на один день человек, пациент себя чувствует практически здоровым, а потом возвращается снова в то же гнетущее, очень тяжелое состояние. Как показывает документация и анамнез, собранный у пациента, такие депрессивные состояния обычно длятся несколько месяцев, но были и эпизоды, когда Юрий Семенович их переносил до года, пока не приходилось принимать радикальные меры. Радикальными мерами в стационарах были даже очень большие дозировки трициклических антидепрессантов, а также электросудорожная терапия. Расскажите про это. И давайте скажем, что это действительно полезная вещь в таких ситуациях.

Ю. Гуревич:

 Ну вот промучился, перешел с этого маленького завода на большой завод, это было уже головное предприятие крупного объединения, состоящего из четырех заводов. Я был главным инженером и продолжал держаться в этой должности. Начальство, конечно, понимало, что со мной часто что-то неладное, но учитывая, что я был человек заметный, меня прощали и терпели. Кстати, ни разу в жизни, – я уже на учете в диспансере больше 50 лет, – ни разу в жизни мне государство не напомнило об этом. Я уже 53 года за рулем. Посещение или учет в психдиспансере является только защитной мерой и ни в коей мере не обременительной, по крайней мере, в наше время.

В. Читлова:

Расстройство настроения не отражается на благополучии, трудоустройстве и возможности водить автомобиль. Спасибо Вам за эту информацию. Более того, я дополню, что сейчас нет диспансерного учета, его уже давно не существует, существует диспансерное наблюдение. Давайте продолжим.

Сейчас нет диспансерного учета, его уже давно не существует, существует диспансерное наблюдение

Ю. Гуревич:

 Уже главным инженером этого большого завода, может быть, уже даже лауреатом государственной премии, чем я очень горжусь, и премия совета министров СССР, а жена у меня просто лауреат премии совета министров. И нам государство платит двойную пенсию за это. Так вот, уже в этой должности я, злоупотребляя своим служебным положением, отправился в институт психиатрии РСФСР, который находится на территории больницы имени Ганнушкина, представился там, что я – главный инженер соседнего завода, что у меня проблемы. Меня послушали, предложили госпитализироваться. Положили меня, как сейчас помню, на 5 этаж, называлось отделение аффективной патологии, и занялся мной тогда совсем еще молодой человек, кандидат медицинских наук Валерий Николаевич Краснов. Ныне он ведущий психиатр страны, директор этого института, доктор наук, профессор. Кланяюсь ему в ноги.

В. Читлова:

Вы тогда получали очень большие дозировки препарата мелипрамин…

Ю. Гуревич:

 Не сразу большие.

В. Читлова:

Постепенно. Расскажите про опыт получения электросудорожной терапии, как Вам это помогло?

Ю. Гуревич:

 Я все-таки скажу, что Валерий Николаевич этим мелипрамином, этими жестокими дозами в пару недель переводил в легкую манию, и мне этого состояния хватало еще на полгода до следующей осени. Но однажды попался тяжелый год. Я отлежал месяц, второй, третий, толку не было. Каким-то образом я перекочевал в Кащенко, правда, в комфортное, легкое отделение, там со мной промучились еще пару недель, и каким-то образом я попал в институт психического здоровья на Каширке, где и познакомился с профессором, еще не академиком, Анатолием Болеславовичем Смулевичем. Он понаблюдал за мной тоже недельку, почитал историю моей болезни и говорит: «Будем трясти». Я не понимал, что это такое, говорю: «Трясти так трясти». А электросудорожная терапия – у меня великолепные впечатления. Во-первых, подготовка происходила в специально оборудованной комнате, обтянутой красным сукном, по-моему, звучала приятная музыка. Под эту музыку я засыпал, получив инъекцию. То, что было дальше, я не знаю.

В. Читлова:

Все это делалось в Вашем сне.

Ю. Гуревич:

 Но я приходил в себя. Через 5, 6 сеансов мне стало лучше, потом я проснулся совершенно здоровый, выписался и стал с ужасом ждать следующую осень, когда мне станет плохо. Но не дождался. Прошел год, второй, третий, четвертый, пятый, десятый, почти 10 лет длилась стойкая ремиссия, я был совершенно здоров. Я был настолько в форме, что ухитрился не только работать, правда, в менее сложной должности, а еще немножко занялся коммерцией и, в общем, обеспечил себе нормальную старость, в которой сейчас и пребываю.

В. Читлова:

Здесь хотелось бы подчеркнуть, что времена, когда электросудорожная терапия применялась в не очень удобоваримых видах, как мы знаем из фильма и книжки «Пролетая над гнездом кукушки», все это давно в прошлом. Сейчас во всем мире, в западном мире, тем более, в США и в Европе электросудорожная терапия признана как один из методов лечения затянувшихся и резистентных, устойчивых к лекарствам депрессивных состояний, и все это практикуется и считается стандартом лечения в таких ситуациях.

Давайте в нескольких словах опишем, что же такое гипоманиакальное или маниакальное состояние.

Времена, когда электросудорожная терапия применялась в не очень удобоваримых видах, давно в прошлом

Ю. Гуревич:

 Гипомания – вещь приятная. Я слышал, что некоторые люди, особенно женщины, говорят: «Я рада немножко помучиться в депрессии, зато потом такой кайф, без всяких наркотиков, прекрасная радостная жизнь». Мне кажется, что депрессия – слишком высокая цена за удовольствие гипомании. У меня она никогда не была бредовой, мои идеи всегда были конструктивны, у меня полтора десятка изобретений, я даже пытался кандидатскую диссертацию писать. Поэтому гипомания – вещь, во-первых, приятная, во-вторых, полезная и, к несчастью только, она верный признак того, что рано или поздно наступит депрессия. Если есть мания, то жди беды.

Гипомания – вещь, во-первых, приятная, во-вторых, полезная и, к несчастью, она - верный признак того, что рано или поздно наступит депрессия

В. Читлова:

Здесь я дополню, что в маниакальных состояниях (гипо – это значит легкий уровень мании), происходит полный перевертыш того, что мы видим при депрессии. Когда при депрессии все процессы замедляются, здесь они ускоряются, то есть мышление становится более скорым, быстрым и продуктивным. У человека множество идей, он их успевает реализовать, а если мы говорим о маниакальных состояниях, то он уже не успевает их реализовать. Также сокращается сон. Человек мало спит, но рано просыпается и сразу входит в жизнь, очень много успевает сделать. Может сократиться либо увеличиться аппетит. Здесь по-разному бывает, и в целом для пациентов это желаемое состояние. Но очень важно лечиться. Есть большой ряд препаратов, которые наши пациенты получают. Среди них особую историю имела значение нормотимическая терапия, помимо антидепрессантов. Вы сейчас принимаете нормотимики, Юрий Семенович?

Ю. Гуревич:

 После последней выписки из Вашего института, который, кстати, собран на конструкциях, которые я своими руками изготовил, поэтому мы в некоторой степени квиты.

В. Читлова:

Это безумно здорово, спасибо.

Ю. Гуревич:

 Я в течение уже полутора лет, как молитву принимаю утром, днем и на ночь препараты, и мне советовали врачи продолжать это неопределенно долго.

В. Читлова:

Со своей стороны я Вам тоже посоветую продолжить. У Юрия Семеновича комплексная терапия, я ее видела, в ней есть и нейролептики, и антидепрессанты, и нормотимики. Это комплексное лечение позволяет держаться ему наплаву. К сожалению, наш эфир завершается. И я, как всегда, передаю слово в конце своим гостям и спрашиваю, что бы Вы нам хотели сказать, Юрий Семенович?

Ю. Гуревич:

Я немножко нервничал, готовясь к встрече с Вами, очень Вам благодарен. И вчера вечером мне пришли в голову стихотворения, которые я хочу прочитать.

Психбольной с приличным стажем

Захотел быть вашим стражем,

И преодолев запрет,

Погрузился в интернет.

По глубинам интернета

Нелегко бродить поэту,

Но счастливец откопал

Интересный пси-портал.

Там нашел он описанье

Для любого состоянья:

Как воспитывать детей,

Избегать дурных идей,

Как здоровье сохранить

И в любви счастливым быть.

Виктория, дорогая,

Обожаем Вас до края,

Вы – благословенный душ

Для осиротевших душ.

В. Читлова:

Юрий Семенович, это потрясающе. Этим стихотворением Вы нам показываете Ваше текущее здоровье. Крепчайшего Вам здоровья, всего самого доброго. Благодарю Вас, что Вы с нами.

Ю. Гуревич:

 Спасибо.