Психология и пластическая хирургия

Ю. Титова:

Здравствуйте, в эфире канал Медиадоктор, программа «Пластическая хирургия с доктор Захаровым». У нас сегодня премьера, первый выпуск, поэтому я с удовольствием представляю нашего ведущего, пластического хирурга, уже многим известного в столице, Антон, приветствую Вас. 

А. Захаров:

Доброе утро, дорогие слушатели. 

Ю. Титова:

Наконец-то мы с Вами в этой студии запустили Вашу авторскую программу. Меня зовут Юлия Титова, и Екатерина Крюкова, моя соведущая, коллега. 

Е. Крюкова:

Здравствуйте. 

Ю. Титова:

Сегодня мы поговорим о пластической хирургии вместе с психологией. Разберемся, когда пластическая операция необходима пациенту или это необдуманный импульс. И отговаривают ли врачи пациентов от операции, когда понимают, что она на данный момент неуместна.

Итак, давайте начнем с того, можно ли разделить пациентов на категории по психологии? Может быть, по типам, импульсные, рациональные, или есть пациенты с какими-то отклонениями, психологическими заболеваниями. С какими Вы встречаетесь в своей практике?

А. Захаров:

Основными посетителями пластического хирурга являются абсолютно нормальные люди, с адекватной самооценкой, адекватным восприятием собственной внешности, имеющие какие-то пожелания в отношении улучшения композиции собственного лица и тела. Их потребности в этом случае базируются на абсолютно объективной оценке. Но это только часть тех людей, которые приходят на прием.

Есть и другие, есть люди, у которых восприятие себя изменено патологическим образом. Например, пациенты с дисморфофобическими расстройствами, которые не могут объективно оценивать свою внешность, не могут объективно сформировать представление о себе. И подобные изменения психики – это только часть гораздо большего нарушения психического здоровья человека. Чаще всего, это изменения в структуре психотического расстройства той или иной формы, и, конечно же, хирургическая помощь таким пациентам никогда не показана. Они требуют, в первую очередь, осмотра психиатра, эстетический хирург выявляет этих пациентов на приеме и должен путем ведения прицельной беседы, обсуждения деталей оценить адекватность восприятия этого человека. Если она не укладывается в нормальные рамки, то должен обеспечить оказание ему полноценной психиатрической помощи. Ни в коем случае таких пациентов нельзя оперировать, потому что операция не может принести им удовлетворение, не может принести успокоение, не может дать им, в принципе, ничего, только еще больше стимулировать их нарушение восприятия собственной внешности. 

Е. Крюкова:

Какие конкретно у Вас будут маркеры неадекватности пациента, которые Вы находите во время беседы? Может быть, примеры из практики есть? 

А. Захаров:

Критериев оценки человека очень много, и для эстетического хирурга очень важен личностный контакт с пациентом. Это касается не только выявления каких-то нарушений в его психическом статусе, но и взаимопонимание. Потому что только поняв истинные потребности человека, можно составить подходящий ему план лечения и достичь хороших результатов.

На что мы обращаем внимание? Диалог ведется достаточно длительное время, и мы оцениваем то, насколько он сфокусирован на конкретных деталях своей внешности, насколько его оценка композиции собственного лица соотносится с классическими представлениями об эстетике и композиции. Чем он мотивирует свое желание обратиться к хирургу. Как он видит свой отдаленный результат, как он готов пройти процесс реабилитации, насколько он рационально подходит к процессу получения хирургической помощи. 

Только поняв истинные потребности человека, можно составить подходящий ему план лечения и достичь хороших результатов.

Е. Крюкова:

Скорее всего, Вы имеете в виду случай, когда пациент рисует некие гротескные формы своей внешности, и это становится главным фактором для отказа от операции. 

А. Захаров:

Нет, не только. Без сомнения, степень выраженности расстройств восприятия себя может быть разной. Это могут быть как тяжелые расстройства, которые видно сразу при первых словах пациента, и они могут навести врача на такие мысли, так и более поверхностное расстройство восприятия, не психотического уровня, а невротического, при котором видно, что человек патологически акцентирован на своих несовершенствах. Он видит их множество в себе, он сразу хочет изменить и одно, и второе, и третье. И эти потребности явно носят не объективный характер, базирующийся на неких несовершенствах, а характер именно невротический, когда человек не принимает то, что есть в его внешности. Видно, что это привнесенные ощущения, что это не его сформированная длительной оценкой потребность, а импульсный порыв. Чаще всего, на фоне острого стресса, который меняет его восприятие себя на какой-то период времени, он становится не удовлетворен собой практически во всем. И, конечно, это позволяет выявить человека в состоянии такого невротического расстройства. 

Е. Крюкова:

Таким пациентам Вы рекомендуете переспать, подумать с этой идеей?

А. Захаров:

Подумать есть возможность у любого пациента, потому что эстетическая операция – это не поход в парикмахерскую или в салон маникюра. Это достаточно серьезное мероприятие, которое подразумевает под собой полноценный объем обследования и предоперационной подготовки, полноценную оценку всех систем жизнедеятельности для того, чтобы сделать анестезиологическое пособие безопасным. Это все занимает время.

Есть достаточно большой временной разрыв между тем, когда пациент попадает на первичный прием, и тем, когда он попадает в операционную. Потому что реабилитация требует времени. Это, чаще всего, несколько недель, для этого пациенту нужно взять отпуск, найти это время. У любого активно практикующего хирурга есть достаточно большая запись вперед, это тоже накладывает какой-то отпечаток. Поэтому от приема до операции у пациентов проходит от месяца до года. Иногда приходят в операционную уже те, которые год назад были на приеме, приняли решение о том, что они хотят выполнить эстетическую операцию, и только спустя год это реализуется. Время подумать есть. И без сомнения, если мы видим человека в подобном состоянии стресса, то мы просто назначаем повторную консультацию, предлагаем предварительный план лечения, но даем возможность обсудить его через месяц для того, чтобы человек мог в состоянии уже психологического комфорта оценить наши возможности, свои потребности, еще раз уточнить какие-то свои детали. И потом по откорректированному плану лечения что-то реализовать, если у него сохранилась необходимость. 

Ю. Титова:

На сегодняшний день больше ценится естественная красота, это ни для кого не секрет, и мужчины об этом очень громко кричат, умоляют современных девушек не ложиться под нож пластического хирурга. Но чуть раньше, буквально несколько лет назад, пластическая хирургия была очень популярной, и чуть ли не каждая вторая девушка ложилась под нож, каждая об этом мечтала, но, может быть, не всегда имела возможность. Но на сегодняшний день, как Вы уже заметили, есть жертвы пластической хирургии, которые переусердствовали с этим, сделали себе все, что только можно, и все, что нельзя. И в итоге приходят к ужасающим результатам. Каким образом врач принимает решение все-таки внести еще какой-то корректив во внешность девушки, понимая при этом, что это не принесет улучшений?

А. Захаров:

Очень большой, глобальный вопрос. Я попытаюсь ответить на него частями, потому что каждая из этих частей по-своему интересна. Во-первых, естественная красота всегда в цене, и это не вопрос моды, что какое-то время назад были модны неестественные изменения, сейчас опять естественные, это не так. Естественная красота всегда на первом месте. Следствием этого факта является то, что хирурги всегда стараются получать именно естественные результаты. Мы говорим о профессиональных хирургах. Вопрос в том, достижимы ли эти результаты для них, потому что качественная эстетическая операция, проведенная хорошим специалистом, на хорошем оборудовании, правильно подобранная тактически для конкретного человека, – это операция, которая ведет к улучшению в сторону естественной красоты, а не в сторону неких дисгармоний. Поэтому это больше вопрос качества оказываемых услуг, чем трендов или моды.

Допустим, я в своей практике выполняю только вмешательства, которые ведут человека к более гармоничным, естественным чертам. Что значит гармоничным, естественным? Тем, которые укладываются в канонические представления о красоте, правильных соотношениях, золотом сечении, и тем особенностям внешности, которые описаны еще с Древней Греции, Древнего Рима о том, как должно быть правильно в плане эстетики. Качественная эстетическая операция приближает человека к этому образу, а не отдаляет от него.

Вопрос второй: нужно ли, если у человека есть множественные операции, брать его на очередную операцию. Если это человек, который на данный момент далек от представления о естественной красоте, я считаю, что это возможно только в случае, если это некая коррекция, приближающая его к истинным представлениям о гармонии, к классическим представлениям, а не утяжеляющая имеющуюся ситуацию по тем дисгармониям, которые есть. Можно ли оперировать 10-й, 12-й раз? Конечно, можно, когда-то это должно быть сделано правильно. Если хирург видит, что он не может улучшить композицию, не может приблизить лицо или тело к гармоничным сочетаниям, то, наверное, не стоит этого делать. И профессионал всегда откажет в этом случае.

Знаете, это очень важный критерий, все хирурги, работающие на высоком уровне качества, ведут отбор пациентов, они не берут всех, уговаривая каждого первого посетителя своей клиники сделать некую операцию. Наоборот, отбирают из тех, кто хочет, только тех, кому они реально могут помочь, сделать их счастливыми, объективно улучшить их внешность. В этом и заключается смысл отбора и смысл взаимодействия со всем этим большим пациентским социумом, чтобы брать только тех, кому можно оказать помощь. 

Если хирург видит, что он не может улучшить композицию, не может приблизить лицо или тело к гармоничным сочетаниям, то, наверное, не стоит этого делать. И профессионал всегда откажет в этом случае.

Ю. Титова:

Но тут сразу возникает в голове такой этический момент – все-таки порезать и за это получить деньги, или же взять пациента и доступно с ним пообщаться и дать понять, что ему это не нужно. 

А. Захаров:

Вопросы этики актуальны для любой медицинской деятельности. И без сомнения, для эстетической хирургии, как для работы сдельной, они тоже крайне актуальны. Профессионал никогда не будет идти наперекор своим принципам, как специалиста, ради каких-то сиюминутных прибылей. Если пациент обращается к хирургу с заведомо иррациональными требованиями, и хирург тут же соглашается, это должно очень насторожить. Большинство наших пациентов перед тем, как выбрать специалиста, которому они готовы доверить свой облик, обходят 5-10 консультаций разных хирургов и выбирают именно ту канву, которая им ближе по их потребностям.

Без сомнения, если человек агрессивно настроен на проведение какой-то операции, получив ряд отказов, он рано или поздно найдет того человека, который легко вступит в компромисс с профессиональной этикой и собственной совестью и сделает то, что человеку не нужно делать ради своих доходов. Но это же выбор каждого человека. В глобальном смысле такая тактика для хирургов, которые берут всех, не очень перспективна, потому что значительно увеличивается пул негативных случаев, неудовлетворительных результатов. Честно скажу, мне было бы очень неприятно, если бы пациент с отрицательным результатом операции, которого я взял по какому-то стечению обстоятельств, имел место быть и тем самым создавал негативный информационный фон для меня. Мне бы этого не хотелось. Поэтому я в своей практике делаю все возможное, чтобы этого не случалось. И, возможно, даже мой процент отказов слишком высок, но зато я знаю, что все те люди, которых я беру на операцию, точно будут выглядеть лучше, чем до, и это действительно им нужно. 

Если пациент обращается к хирургу с заведомо иррациональными требованиями, и хирург тут же соглашается, это должно очень насторожить.

Ю. Титова:

Катя упомянула момент повторной операции, мы уже об этом немножко поговорили. Интересный момент: пообщались с пациентом, абсолютно адекватный, осознающий, что он делает, выбор его правильный и, может быть, в каком-то моменте улучшит элементы его внешности. Но после операции, уже когда прошла реабилитация, у человека возникает внутренний конфликт. Он понимает, что это не совсем то, хотя визуально все достаточно гармонично и красиво. Бывают такие случаи, и как поступать? Вроде бы, повторная операция не нужна, нужно просто подождать, привыкнуть, или же быстренько все исправлять назад?

А. Захаров:

Очень интересный вопрос – принятие собственной внешности после эстетического вмешательства, насколько человек готов адаптироваться в этом новом облике. Если он действительно желал этого, это было его истинной потребностью, а мы именно это и выявляли на первичном приеме, то, конечно, он будет легко воспринимать эти изменения. Потому что это реализация его фантазий, его желаний, его облика, который он себе представлял. То есть это легко адаптируется в его систему восприятия. Если же он не может принять в ранний период себя, то это говорит о наших недоработках в отборе. Это значит, что не все детали были согласованы, не все моменты были обсуждены, и мы стараемся, чтобы таких случаев не происходило.

Но здесь есть другой аспект. Все те изменения, которые мы видим в отношении эстетики, происходят не одномоментно, они требуют времени. Реабилитация после любой пластической операции занимает время, пока отеки сходят, пока человек восстанавливается, все проявляется постепенно. Это не резкая смена образа, и вот эта постепенность реабилитации позволяет плавно войти человеку в эти новые ощущения. То есть природа сама не позволяет так все быстро делать, тем самым адаптация происходит гораздо проще. Есть операции с очень длительной реабилитацией в силу своих технологических особенностей, и это позволяет привыкнуть. 

Е. Крюкова:

Если говорить о конкретных операциях, в ринопластике очень велик процент повторных операций, вторичных. Это зависит от пациента или от врача, чья здесь вина? 

А. Захаров:

Здесь нет ничьей вины, здесь есть природа, ее законы. Дело в том, что все операции по ринопластике имеют такой фактор нестабильности, как рубцевание между костно-хрящевым каркасом и покровными мягкими тканями, которые плохо поддаются прогнозированию. И большинство сложностей с ринопластикой связано именно с этим, потому что даже при идеально созданном костно-хрящевом каркасе носа и благоприятном прогнозе грубое рубцевание всегда может вмешаться и нарушить нашу композицию, с одной стороны.

С другой стороны, нос – это центральный отдел лица, и требовательность пациентов к идеальности пропорций и контуров в отношении носа очень велика. Поэтому сочетание этих факторов – природной сложности с рубцеванием и невозможности его прогнозировать, хотя мы можем на него воздействовать в процессе лечения, в этом наша основная задача после операции, и особенности оценки пациентами своей внешности делают эту манипуляцию такой непредсказуемой в плане отдаленных результатов. Потому что может быть отличный нос, но человеку не нравится. И может быть обратная ситуация: вроде, все нравится, но хирург видит, что есть некие элементы асимметрии, элементы контурных нарушений. Поэтому тут должен быть компромисс. К сожалению, в отношении любой эстетической операции нет абсолюта, что мы получаем все идеально, как по картинке. Мы живем в реальном мире, и хирургия, несмотря на свое активное развитие, на те высокие технологии, которые в наших руках, тот огромный перфекционизм специалистов, который они вкладывают в свой труд, все равно остается медициной, а не точной наукой со своими особенностями. 

Большинство сложностей с ринопластикой связано с тем, что даже при идеально созданном костно-хрящевом каркасе носа и благоприятном прогнозе грубое рубцевание всегда может вмешаться и нарушить композицию

Е. Крюкова:

Вы правильно сказали, что нос – это центральная часть лица, и человек очень требователен к этой зоне. Часто ли приходят необоснованно на этот счет?

А. Захаров:

К эстетическим хирургу часто приходят необоснованно и в отношении ринопластики, и в отношении всех других операций. В отношении какой-то избыточной сложности этой операции я не готов с Вами согласиться, потому что в нашей практике есть гораздо более сложные операции, чем ринопластика. Ряд реконструктивных вмешательств, ряд омолаживающих вмешательств на лице технологически гораздо сложнее, чем ринопластика, имеют больше нюансов, больше рисков. Просто это такой тренд восприятия нашей деятельности, что ринопластика – это некая визитная карточка, самая большая сложность. Ни в коем случае. Это больше связано с тем, что контингент людей, желающих проведения этой операции, преимущественно молодые люди женского пола с повышенным эстетическим чувством, с повышенной требовательностью к себе и, зачастую, предъявляющие избыточные требования к собственной внешности. Именно это транслируют в инфополе и последующее отношение к этим манипуляциям. Хотя технологически это не самая сложная операция, и реабилитационно не самая сложная операция, и их делается очень много, с хорошими результатами. Но тут принципиально важен вопрос предварительной проработки композиции, правильного понимания результатов и врачом, и пациентом до операции. И непринятие ни в коем случае хирургом решений, ведущих пациента к отклонению от классических пропорций лица после выполнения ринопластики. 

Е. Крюкова:

Но очень часто человек теряет индивидуальность после коррекция носа. 

А. Захаров:

Без сомнения, типовые манипуляции не подходят для работы в эстетической хирургии, это касается не только ринопластики, но и всех вмешательств. Конечно, то, что подойдет человеку с одной внешностью, может совершенно не проходить человеку с другой внешностью. Высокий уровень профессионального подхода эстетического хирурга подразумевает индивидуальную работу в каждом отдельном случае. Мне кажется, что некая стандартизация внешности за счет проведения типовых вмешательств с типовым результатом – это очень поверхностный подход, и пациенты это видят так же. Каждый человек хочет сохранить индивидуальность своего лица после любой операции, остаться узнаваемым, не быть похожим в каких-то отдельных чертах на десятки других людей, поэтому в каждом случае это индивидуальный план. Есть люди, которым нужен прямой, длинный нос, им ни в коем случае не пойдет маленький носик и наоборот. Именно в диалоге с пациентом, предварительном, рождается общее понимание композиции, общее понимание эстетики, а дальше это просто реализуется в операционной.

Каждый человек хочет сохранить индивидуальность своего лица после любой операции, остаться узнаваемым, не быть похожим в каких-то отдельных чертах на десятки других людей, поэтому в каждом случае это индивидуальный план.

Ю. Титова:

Неужели к пластическому хирургу не приходят, как в салон красоты: можно мне, как у нее?

А. Захаров:

Приходят с фотографией или с Инстраграмом чьим-то и говорят: «Я хочу вот так». И это одно из действий, которое тут же настораживает хирурга, потому что это говорит о том, что у человека дефицит самоидентификации, он хочет быть не самим собой, он хочет быть похожим на кого-то. Это уже очень подозрительно, и дальнейший диалог позволит выявить истинные мотивы для операции. Это настораживающий фактор, потому что пациент, которому реально показана операция, приходит с совершенно другими словами. Он говорит: «Вы знаете, доктор, мне не нравится то, что у меня нос кривой, что он несимметричный, что у него крупный, тяжелый кончик. Мне не нравится вот эта горбина, мне кажется, что она композиционно делает мое лицо не столь выигрышным, мне бы хотелось выглядеть лучше. Скажите, можно ли как-то улучшить в целом мою композицию за счет работы с моим носом?» Дальше уже хирург пытается реализовать свое видение и согласовать это с пациентом. Когда я хочу, как у соседа или соседки, это плохой признак. 

Ю. Титова:

На сегодняшний день очень много молодых девушек, которые прекрасно выглядят, но настолько в себе не уверены, что прямо жуть. Они пытаются постоянно что-то с собой сделать, различные манипуляции, вплоть до пластической хирургии. Остановит ли пластический хирург такого пациента? Ведь сделав что-то необратимое, все равно счастливее это не сделает того или иного человека, как быть в таком случае?

А. Захаров:

В таком случае, естественно, операцию делать не нужно. 

Ю. Титова:

Но как Вы это обсуждаете с ним, Вы говорите: «Вы красивый, Вы самый лучший?» 

А. Захаров:

Нет, если я вижу, что у пациента объективных показаний для проведения вмешательства нет, его запросы, его потребности не соответствуют нашим технологическим возможностям, и мы не имеем возможности улучшить композицию за счет наших манипуляций, то это абсолютно четкий, мотивированный отказ. Если человек продолжает настаивать либо выражает свою явную уверенность, что ему это необходимо, дальше все зависит от того, чем он мотивирует подобное свое поведение. Если эти мотивы базируются на объективных оценках, то мы можем вести конструктивный диалог и путем убеждений в этом диалоге отговорить человека. И тем самым: а) помочь ему сделать то, что ему не нужно; б) помочь себе не получить неудовлетворенного пациента, у которого мы все равно не сможет достичь правильной степени удовлетворенности, зачем это тогда делать. И если мы видим, что аргументы иррациональные, что это уже связно с нарушением восприятия себя, то тут дальше профильный специалист должен работать, профильный специалист в этом случае психиатр. 

Е. Крюкова:

А Вас не утомляют такие длительные беседы? Может быть, пластической хирургии нужен фильтр в лице психоработников, как, например, требуется психологическая экспертиза при операциях по смене пола, что-то подобное, что облегчило бы Вам жизнь и работу? 

А. Захаров:

Во-первых, это часть моей работы. И вряд ли кто-то, кроме меня может точно оценить, где я могу решить задачу своими хирургическими возможностями, где не могу. Скажем так, несмотря на то, что это очень и эмоционально, и по времени затратно, это позволяет сформировать мне правильный пул пациентов уже непосредственно хирургического вмешательства. Конечно же, в случаях пограничных, когда хирург не может разобраться точно, все-таки пластический хирург не психиатр, и он может оценить все не в полной мере, как профильный специалист. Хотя мы все близки в чем-то к тем оценочным подходам, которые используются в психиатрии, это тоже необходимость в нашей работе. Тем не менее, есть случаи, когда мы сомневаемся, когда мы не уверены, и мы коллегиально, уже со специалистом-психиатром принимаем решение выполнять операцию или нет.

Почти все эстетические хирурги сотрудничают с кем-то из психиатров для того, чтобы поддержать собственное мнение профильным специалистом в сложных ситуациях. Какой-то предварительный фильтр жесткий, что прошел – будешь общаться с хирургом, не прошел – не будешь, по-моему, это излишне. Это слишком суровый метод. Все-таки большинство пациентов, которые обращаются, это абсолютно нормальные, адекватные люди, желающие рациональных изменений в лучшую сторону. 

Почти все эстетические хирурги сотрудничают с кем-то из психиатров для того, чтобы поддержать собственное мнение профильным специалистом в сложных ситуациях.

Е. Крюкова:

Со всем согласна, но единственный момент – в пластической хирургии нет объективных медицинских показаний. 

А. Захаров:

Конечно. 

Е. Крюкова:

Это делается по эстетическим критериям. Вот у Вас мерило красоты – это античные стандарты. 

А. Захаров:

Конечно. 

Е. Крюкова:

А у других врачей это может быть что-то совершенно странное. Как здесь быть?

А. Захаров:

Вы знаете, дело вкуса. Вообще, вкус – это понятие очень легкое, в чем-то эфемерное. Мы видим, что есть разные марки автомобилей, разные марки одежды, есть разный подход к реализации одних и тех же задач, но с разным эстетическим, функциональным компонентом. С эстетической хирургией то же самое. Допустим, мне нравятся операции, которых не видно. В моем восприятии качественная эстетическая операция – это та, которая имеет явные эстетические улучшения, но ее не видно, лицо не кажется прооперированным. Это верх того, к чему я стремлюсь в своей практике, и в подавляющем большинстве случаев это удается реализовать.

Какие-то хирурги видят все иначе. Но у каждого товара, у каждой услуги есть свой потребитель. Кто-то выбирает классический костюм, кто-то выбирает клоунский нос и клоунские штаны с длинными ботинками. Каждый имеет право собственного выбора, каждый получает то, что он хочет. И вопрос больше к пациентам. Если эстетическое восприятие пациента развито, и он действует из своих истинных мотивов, своих потребностей, не привнесенных трендов, потому что это очень поверхностное суждение, а истинных своих потребностей, то, скорее всего, он выберет что-то очень консервативное. Если эстетическое восприятие пациента не развито, либо это некие внешние привнесенные поверхностные суждения, он имеет потребности даже в гротескных изменениях внешности, опять же, если он обратится ко мне, я откажу ему во вмешательстве, потому что я не хочу, чтобы подобный результат был продуктом моего труда. Но он, без сомнения, найдет того, кто реализует его пожелания, и, дай Бог, все будут счастливы в этой ситуации. 

В моем восприятии качественная эстетическая операция – это та, которая имеет явные эстетические улучшения, но ее не видно, лицо не кажется прооперированным.

Ю. Титова:

На самом деле, сейчас подтвердила эту мысль, что у каждого врача есть свой стиль пластического хирурга. И общаясь с молодыми девушками, которые интересуются пластикой, глядя на фотографию, они могут сказать: а вот это рука доктора Иванова, это рука доктора Петрова. Я не вижу особой разницы, я вижу просто здесь сделано, здесь девочка не сделанная, или это незаметно. 

А. Захаров:

Я не вполне с Вами соглашусь, потому что когда все сделано действительно классно, никто не скажет, что это чья-то рука. Если все на уровне, нет ощущения, что здесь кто-то что-то сделал, кто-то поработал. Просто все красиво, все эстетично, спасибо маме с папой за это. 

Е. Крюкова:

Но из нашего разговора у меня ощущение, что пластическая хирургия – это про чувства. Вы говорили о 5-10 консультациях, которые обычно проходят пациенты. Чего нам нужно добиться в поиске своего хирурга? На что Вы советуете ориентироваться?

А. Захаров:

Во-первых, без сомнения, это общее видение результата, общее восприятие того, что мы хотим получить на выходе. Во-вторых, это чувство безопасности, то есть абсолютно четкое понимание и врачом, и пациентом всех этих процессов, всех рисков и работы с этими рисками. Потому что можно видеть все правильно, но кроме того, что видеть, это нужно реализовать. Реализовать технологически правильно и безопасно для пациента, потому что есть очень много критериев: должна быть нормальная клиника, полноценно оснащенная, это должно быть соблюдение всех норм, потому что это хирургия, это не чистое искусство, которое есть в медицине, в медицинской деятельности. Соблюдение всех, без сомнения, норм безопасности в отношении анестезиологического пособия, потому что не все зависит от хирурга. Есть еще другие службы, которые отвечают за жизнь пациента. И, наверное, сочетание общего видения эстетики с понятными гарантиями безопасности – это правильный сплав, который позволяет выбрать своего специалиста. 

Сочетание общего видения эстетики с понятными гарантиями безопасности – это правильный сплав, который позволяет выбрать своего специалиста. 

Е. Крюкова:

Как Вы прогнозируете результат? Просто общаясь текстом, может быть, что-то рисуете, делаете диагностику с фотографиями?

А. Захаров:

Я предпочитаю диалог и рисование. Именно такие живые методы позволяют лучше прочувствовать человека, пациенту понять видение доктора. Я не являюсь сторонником разного рода компьютерных моделирований и диагностик. Мне кажется, что это некая манипуляция сознанием, потому что ни одно компьютерное моделирование, которое есть на сегодня, не учитывает реальную биомеханику тканей, растяжимость кожи, смещаемость анатомических структур, но это касается любой части тела. То есть это просто вариант графического редактора, который позволяет двухмерно или трехмерно увидеть картинку, но какое это имеет отношение к реальной практике. 

Е. Крюкова:

Мне кажется, пациенту было бы полезно увидеть себя с новым элементом. Вот мы говорили в начале диалога, что после операции что-то не так, пациенту может не понравиться во время реабилитации. А здесь при моделировании уже что-то прикручено новое, он оценил – нравится, не нравится, может быть, мне пора уходить. 

Ю. Титова:

Будет хуже, если ему понравится моделирование, но оно разойдется с результатом. 

А. Захаров:

Вы просто читаете мои мысли в этой ситуации. Нарисовать что-то – этого мало, нужно иметь технологическую возможность реализовать это в операционной именно так, как это было нарисовано. Это как раз опирается на реальные возможности тканей, и это не всегда возможно. Поэтому, зачастую, такой перфекционистический подход к прогнозированию результата за счет модели порождает нереализуемое ожидание. То есть пациент хочет получить именно то, что он видел в моделировании, а это невозможно технологически, вообще никак. 

Ю. Титова:

Но, как минимум, можно понять, готов ли ты расстаться со своим носом или нет. 

А. Захаров:

И в совокупности получается, что есть диссонанс между завышенными ожиданиями за счет моделирования и некой реальностью. 

Е. Крюкова:

Мужчины тоже обращаются к пластическим хирургам? Все-таки мужчины более рациональны в этом отношении или же, наоборот, более импульсивны?

А. Захаров:

Нет, наоборот. Мужской контингент самый сложный в работе, эстетические операции у мужчин технологически всегда сложнее, чем у женщин, они гораздо сложнее композиционно. Практически все эстетические манипуляции из нашей практики заточены на улучшение эстетики женского лица с элементами феминизации. Они по техпроцессу ведут к некой феминизации. И модифицировать подобную операцию применительно к мужскому лицу, чтобы получить либо отсутствие изменений в плане маскулинизации или феминизации, либо получить, наоборот, обратное изменение. Это особый подход, более индивидуальное планирование, много технологических дополнительных сложностей.

Во-вторых, мужчины гораздо более требовательные, чем женщины, это проблема, потому что они не могут маскировать себя косметикой, они не могут отвлекать внимание от зон реабилитации прической. И в связи с этим требовательность к реализации, к манипуляции гораздо выше. И вообще, мужской контингент, который обращается за помощью эстетического хирурга, психологически более сложный. Путь мужчины к эстетическому хирургу гораздо более извилист и сложен в плане принятия этого решения. И, конечно, каждый пациент, мужчина, в нашей практике их процентов 5-7 от общего числа посетителей, это отдельный случай, который требует еще большего внимания, чем пациент женского пола. 

Мужской контингент самый сложный в работе, эстетические операции у мужчин технологически всегда сложнее, чем у женщин. Практически все эстетические манипуляции из нашей практики заточены на улучшение эстетики женского лица с элементами феминизации.

Е. Крюкова:

А что приводит мужчину к пластическому хирургу?

А. Захаров:

Есть абсолютно объективные показания. Допустим, травматические деформации носа после травм спортивного или бытового характера, все бывает. Есть желание выглядеть более молодо, либо не столько молодо, сколько более свежо, более привычно для себя, скажем так, в более ранние годы. Часто это публичные люди, для которых внешность и эстетика собственного лица принципиально важна в связи с наличием публичных выступлений, активной социальной жизни. Поэтому очень разные пути, но они схожи с теми, которые приводят и женщин к нам. 

Ю. Титова:

Интересно. Желают ли мужчины стать более брутальными в лице?

А. Захаров:

Есть и такие. 

Ю. Титова:

Что интересного врач может предложить в этом отношении?

А. Захаров:

Часто операция именно маскулинизирующая, делающая лицо более мужественным, это увлечение, структурирование подбородка для пациентов с дефицитной высотой нижней трети лица, дефицитной проекцией нижней челюсти в фронтальной плоскости. Это вариант, при том, что у них, конечно же, есть подготовительное ортодонтическое лечение, и у них нормальный прикус, и они уже выполнили все, что нужно у стоматолога для того, чтобы получить правильную композицию, как доработка в этом направлении, это может быть увеличение проекции подбородка, изменение его формы. 

Ю. Титова:

Наш эфир подошел к концу, к сожалению. Дорогие друзья, я себе еще позволю такую фразу, которую сегодня вычитала в интернете в отношении нашего эфира: семь раз отмерь, один раз отрежь. 

А. Захаров:

Абсолютно правильно. 

Ю. Титова:

Поэтому нужно быть в этом отношении максимально объективным и не делать поспешных выводов в отношении своей внешности. И, наверняка, не нужно слушать третьих лиц, которые что-то навязывают. 

А. Захаров:

Без сомнения. 

Ю. Титова:

Дорогие друзья, у нас в эфире сегодня присутствовал Антон Захаров, пластический хирург. Спасибо большое, очень интересно, надеюсь, мы до многих донесли правильную информацию, которая будет применена. Екатерина Крюкова, я, Юлия Титова, это программа «Пластическая хирургия с доктором Захаровым». Будьте здоровы, всего доброго. 

А. Захаров:

Спасибо.