Новые возможности аппаратной реабилитации

Олег Смирнов:

В эфире программа «Медицинские гаджеты». Сегодня в гостях у нас главный врач Междисциплинарного центра реабилитации Александр Калинин, врач-кардиолог с большим опытом работы. Сегодня мы с Ксенией Ульяновой, которая помогает вести эфир, решили поднять тему реабилитации, и посмотреть, что современного, что инновационного сейчас существует именно в структуре реабилитации, что может предложить пациентам современная реабилитационная клиника. Александр, вам слово.

Александр Калинин:

Не скажу ничего принципиально нового, заявив, что в нашей стране и в мире технологические или инструментальные инновации используются достаточно давно. Более того, даже названия специальностей, которые используют…

Олег Смирнов:

Давайте, сейчас разберёмся, кто есть кто по специальностям. Раньше был ЛФК и физиотерапевт. Кто сейчас?

Александр Калинин:

Сейчас те же самые специалисты: врач лечебной физкультуры и спортивной медицины – так это называется в номенклатуре должностей, и врач-физиотерапевт. Как было, так и есть

Олег Смирнов:

Есть специальность врач-реабилитолог?

Александр Калинин:

Врач-реабилитолог, в настоящий момент такой специальности у нас, нет в стандартах оказания помощи его нет. Подготовлены профстандарты главным реабилитологом России Галиной Евгеньевной Ивановой и Союзом реабилитологов. Подготовлены, но пока не внедрены, к сожалению. Это связано, наверное, с тем, что нужно менять и систему подготовки. Принципиальное отличие врача-реабилитолога от врача ЛФК в том, что врач-реабилитолог – это клиницист. Он сам ведет пациентов, не в интересах профильного лечащего врача, например, врача-невролога. Допустим, у пациента был инсульт, и, фактически, невролог делает заказ на лечение пациента, на его реабилитацию, или врач-травматолог после, допустим, перелома является лечащим и ведущим врачом. Врач ЛФК лишь выполняет свою работу по заказу профильного врача. Врач-реабилитолог же принимает пациентов после того, как пациент перестаёт нуждаться в лечении профильного врача, скажем, в стационаре. Если разобрать на примере, то у пациента, условно, случился инсульт, он пролежал в реанимации в профильном отделении неврологии, где его вёл врач-невролог. Естественно, первый этап реабилитации — это реабилитация, фактически, с первого дня поступления, если говорим о стационаре, всё, что возможно делать в этот период. Когда состояние пациента стабилизируется, он может быть переведён из профильного отделения в отделение реабилитации. Пока они у нас мало где есть.

Олег Смирнов:

В государственных ЛПУ есть отделения реабилитации?

Александр Калинин:

В государственных ЛПУ в стандарты такое отделение не входит пока. Я знаю, что в практике подобные отделения де-факто делают, де-юре это оформляется несколько иначе. Тем не менее, когда пациент переходит от врача по своему основному заболеванию, от невролога при инсульте, к врачу-реабилитологу, тот уже сам определяет дальнейшие действия, исходя из целей, которые можно достичь по завершении курса реабилитации. Принципиальное отличие в том, что в случае врача-реабилитолога, в случае наличия отделения реабилитации оно не имеет четкого профиля, если говорить о европейской или израильской практике. То есть, здесь уже рассматривается не заболевание, не нозологическая форма инсульт, а рассматривается нарушение функции. Если врачи сейчас пользуются МКБ, международной классификацией болезней для всего мира, то, когда мы говорим о реабилитации, пользуются ICF и МКФ, международной классификацией функций.

Для реабилитолога в идеале не должно быть значимо то, из-за чего нарушена функция, допустим, движения в кисти руки, а то, что это может быть инсульт, или травма, это может психическое заболевание, которое препятствует этому, это может быть последствия операции. Часто онкологические операции приводят к лимфостазу, если так или иначе были затронуты лимфоузлы. Для него имеет значение, что есть сейчас. Он проводит тестирование, насколько нарушена функция, причём, желательно, чтобы это было в баллах, цифрах, в чём-то измеримом, и какую можно поставить цель по восстановлению этой функции. Более того, важно не только чтобы рука сгибалась больше – сейчас сгибается на 15 градусов, будет на 17, – важно ещё, для чего она будет сгибаться. Если просто она будет чуть лучше сгибаться или разгибаться, но пациент не сможет ничего ей сделать – наверное, для пациента не изменится ровным счетом ничего. Этой проблемой как раз занимается другой специалист, которого нет пока в нашей стране, это эрготерапевт. Опять же, написаны профстандарты, подготовлена вся документация, в значительной степени осознана значимость этого направления. Это специалист, который занимается улучшением назначения реабилитируемой руки, чтобы не просто пациент гипотетически её сгибал, а чтобы он смог нарезать хлеб, или смог сам поесть, или смог что-то сделать рукой, чтобы была польза, достигалась цель.

Очень, наверное, любопытный пример есть в Израиле. Когда пациент поступает из своего отделения в отделение реабилитации, там, в отделении, уже присутствует социальный работник, который знает очень многое о пациенте и его семье, доме, привычках, работе, источниках дохода, сколько ступенек у него в подъезде, каковы взаимоотношения в семье, сколько секунд горит зеленый свет светофора на переходе и какой ширины переход. Например, одна из целей может быть поставлена, условно, зеленый сигнал светофора горит 17 сек, ширина проезжей части 12 м, одна из целей может быть поставлена пройти за 17 секунд 12 метров, чтобы преодолеть это препятствие. Любое действие должно иметь какую-то цель, направленную на повышение самостоятельности и улучшение качества жизни пациента, не должно быть оторвано от обычной жизни.

Эрготерапевт добивается не просто улучшения динамических показателей органа в реабилитации, а выполнения им определённых функций.

Олег Смирнов:

В нашей российской действительности вообще возможно такое, чтобы просчитывалась социальная часть?

Александр Калинин:

У нас есть социальные работники, но их цель несколько иная. У нас есть нейрофизиологи, нейропсихологи, которые занимаются развитием интеллектуальных способностей пациента, но именно такой специальности пока нет. Система подготовки в России тоже должна быть создана. В принципе, это функции средних медработников. Если не ошибаюсь, на Западе время подготовки эрготерапевта занимает 4,5 года.

Олег Смирнов:

По времени довольно существенно, практически, бакалавриат.

Александр Калинин:

Врач 6-7 лет, не считая ординатуры, 6 – дневной, 7 – вечерней формы обучения, за исключением стоматологии, где совсем другая система подготовки. Все надеются, что время эрготерапии тоже придёт, будут включены в стандарты программ обучения ВУЗов.

Олег Смирнов:

Это будет частное направление или государственное?

Александр Калинин:

Мне сейчас сложно взять на себя ответственность сказать, что будет именно так.

Олег Смирнов:

Да, конечно. Но наш рынок реабилитации, если это можно назвать рынком, достаточно коммерциализирован. То, что мы можем получить по ОМС, у нас либо пациенты об этом мало знают, либо его просто де-факто нет вообще.

Александр Калинин:

Здесь есть проблема. Сразу определимся, что есть 3 этапа реабилитации. Первый – это в стационаре, в профильном отделении, второй – это амбулаторный этап, и третий – санаторно-курортный. Если первый этап реабилитации у нас обеспечивается ОМС…

Олег Смирнов:

Там всё хорошо, оборудования много.

Александр Калинин:

Насчёт «хорошо», наверное, тоже сложно сказать, везде по-разному. На оборудование денег в некоторых случаях не жалеют, но не всегда его правильно используют.

Проблема, опять же, ещё в том, что есть стандарты оказания помощи, и, если просто их выполнять – претензий ни у кого не будет. Но, опять же, мы добиваемся определённых целей. Если не ставить во главу угла целеполагание, то и будет так, как написано в стандарте: 10 курсов массажа, 3 прогревания, 25 лечебной физкультуры, и массажика немного какого-нибудь. Если просто это выполнять, претензий не будет ни у кого, ни у проверяющих организаций, а на возражения пациента можно всегда ответить, что есть стандарт. Но эффективен ли этот подход со всех позиций? Наверное, не очень. Если сразу определить, что мы можем достичь, чего достичь не можем, и создать некий план действий, который в максимально сжатые сроки сможет привести к реально достижимым результатам – наверное, это будет правильно. Сейчас очень активно используется физиотерапия. Я в данном случае выражаю мнение своих коллег: на наш взгляд, иногда используется слишком активно и слишком часто, что может идти в ущерб. Это же время, эти же силы пациента могли бы быть потрачены на нечто более эффективное.

Также нужно говорить о реабилитации как об активной реабилитации, когда некие мероприятия, которые проводятся пациенту, процедуры, заставляют пациента самого что-то делать. Это могут быть вербальные мероприятия, когда пациенту, например, чтобы сесть, ему инструктор, не трогая его руками, говорит, что и куда он должен подвинуть с тем чтобы достичь поставленной цели – сесть, повернуться, сделать правильный шаг, чтобы не упасть, либо совершать активные физические действия. Это активная реабилитация. Есть реабилитация пассивная, когда от пациента ничего не требуется, например, механотерапия. Есть устройство Артромот в разных исполнениях, когда, к примеру, рука сгибается и разгибается механизмом без усилий пациента. Это, естественно, не зло, а тоже благо, так как увеличивает подвижность суставов, препятствует развитию контрактур, то есть повышению сгибательного тонуса и невозможности в дальнейшем разогнуть конечность в суставе, например.

Олег Смирнов:

Не будем трогать государственную реабилитацию, интересует именно рынок. Что в наших силах предложить пациентам?

Александр Калинин:

Здесь ещё одна проблема. Что касается любого рынка, и государственного, и негосударственного, проблема в том, что страховые компании, как частные, так и государственные, не могут выделить реабилитацию как необходимость. Для страховых компаний реабилитация не является страховым случаем. Человек шёл, упал, сломал ногу – это страховой случай, перелом ноги во всех страховых компаниях, в ДМС в том числе, прописан, в том числе, какая-то часть реабилитации, возможно. Но полной реабилитации отдельно нет. Например, пациенту сделали операцию, какое-то время он провёл в больнице, его выписали, дали рекомендацию. Но пациент может не быть мотивированным к исполнению рекомендаций, он может что-то выполнять неправильно; вообще, могли дать рекомендации не очень адекватные его состоянию, и сам он не обладает достаточными знаниями по принятию решения, что и как делать. Соответственно, такие пациенты полностью выпадают из сферы деятельности страховых компаний. Каким образом сейчас этот вопрос будет решаться? Только путём переговоров, либо включением в страховую программу нескольких организаций, одна из которых обладает способностями, возможностями к проведению прицельно реабилитационных мероприятий.

Ксения Ульянова: Александр, в вашу клинику с какими случаями, после каких травм или заболеваний чаще всего обращаются?

Александр Калинин:

Я хотел бы ещё раз повторить, что да, что касается именно международной классификации функций, не так принципиально, из-за чего не работает рука или нога, важно, что с этим можно сделать, какой у пациента реабилитационный потенциал, и важно согласовать цели с пациентом. Часто бывает так, что к нам приходят пациенты после инсульта, например, у которых прошло несколько лет, и говорят: «Я не могу ходить, у меня нога не двигается. Но мне во многих центрах говорили, что если долго, очень долго работать, то она начнёт двигаться». На самом деле, двигаться она не начнёт. Наверное, в подавляющем большинстве реабилитационных центров в любой стране мира пациенту достаточно твердо скажут: «Нет, мы не сможем этого сделать», потому что это честно. У нас иногда непонятно, с какими побуждениями говорят: «Давайте, попробуем». Это ужасное слово, самое страшное: «попробуем». Если мы начинаем пробовать, соответственно, мы не несём ответственности за отрицательный результат или недостижение согласованных с пациентом целей, но имеем очень большую свободу действий. Мы «пробуем», никаких проблем нет. Нам не хочется поступать таким образом. Нам хочется быть честными с пациентом, это наше реноме, наша репутация, и, в конце концов, это работа на будущее, работа, приносящая удовлетворение. Если пациент после этого поворачивается и говорит: «Ребята, я не ваш пациент», – значит, нет. Мы всегда объясняем всё честно, мы говорим о другом. Мы не будем говорить о том, что рука или нога у вас начнёт двигаться, как вы хотите, но мы будем говорить, что вы сможете сделать в таких ограниченных функциях: «Давайте, мы научим вас пользоваться другой рукой или другой ногой».

Олег Смирнов:

Возможно переучить и переподготовить пациента адаптировать к новой реальности?

Ксения Ульянова: Этим, как раз, наверное, должен заниматься эрготерапевт?

Александр Калинин:

Совершенно верно! Именно этим занимается эрготерапевт. В частности, у нас в центре есть модель квартиры в натуральную величину, где пациентов с теми или иными ограничениями учат выполнять некие функции, важные для них: уборка, приготовление еды, приём пищи, приём душа, пользование туалетом, стирка белья. Для приготовления еды у нас стоит плита, холодильник с продуктами, и пациенты – те, кто может это делать, под вербальным руководством, без прикосновений к нему, – готовят пищу и кормят сотрудников, угощают нас.

Ксения Ульянова: Пациент к вам приходит каждый день?

Александр Калинин:

Исходно концепция центра была именно амбулаторная, когда вечером всё заканчивается, центр закрывается так же, как и в зарубежных центрах 2-3-го уровня реабилитации.

Олег Смирнов:

То есть, лежачих у вас нет?

Александр Калинин:

Запрос рынка за рубежом, неважно за каким рубежом, амбулаторный центр предполагает, что если пациенту неудобно ездить каждый день, или он приехал издалека, то он либо останавливается в отеле по своим запросам и возможностям, либо в съёмной квартире. Наши пациенты побудили нас к тому, чтобы мы организовали возможность оставаться. У нас развернут дневной стационар, и есть возможность оставаться на ночь под наблюдением сиделок, санитарок и среднего медперсонала.

Олег Смирнов:

То есть, средний медперсонал у вас присутствует, и он адаптирован к работе с такими пациентами.

Александр Калинин:

Средний персонал — это медицинские сёстры, фельдшера. У нас остаётся медицинская сестра и остаются сотрудники, которые осуществляют уход. Естественно, они обучены всему, что необходимо делать, потому что здесь излишне сердобольная сиделка, санитарка может убить все результаты реабилитации, выполняя за пациента всё то, что он даже может сделать сам.

Олег Смирнов:

Александр, давайте, перейдём к инновационным темам. Реабилитация вообще очень странный предмет. На протяжении многих лет, особенно, в советское время, подразумевала собой палку, мячик, шведскую стенку, наблюдение врача. Сейчас рынок предлагает поиграться и с виртуальной реальностью в сфере реабилитации, и всевозможные технические, механические аппараты, на что-то мотивирующие пациентов, либо с его участием, без его участия, дают обратную связь и пациенту, и доктору – достаточно большое многообразие, если посмотреть каталоги. Как это всё работает и что вы применяете у себя?

Александр Калинин:

Вы перечисли, практически, все области применения инноваций, которые носят, сложно сказать «прорывной характер», но, тем не менее.

Олег Смирнов:

Скажем, могут существенно улучшить жизнь.

Александр Калинин:

Да. Начнём с того, что есть в нашем центре. Хотелось бы ещё раз повторить: самая главная инновация — это специалисты и подход, но вернёмся к аппаратной части. Наверное, самое востребованное, самое технически сложное устройство, это аппарат Vector. Это подвесная система; по потолку проложены рельсы, к ним с помощью специальных устройств прикреплён трос с жилетом парашютиста, в котором находится пациент. Сама система используется достаточно давно, но, что касается нашего аппарата, можно с гордостью сказать, что он пока единственный в России.

Олег Смирнов:

Это отечественная разработка?

Александр Калинин:

Нет, не отечественная, это американская разработка. Второй сейчас монтируется в районе Рублёвско-Успенского шоссе. Дорогая игрушка, но игрушка в хорошем смысле. Принципиальное отличие его, и почему руководство нашего центра решило вложить существенные деньги именно в такую инновационную технику – в том, что этот аппарат обладает очень мощной компьютерной частью и позволяет не просто поддерживать пациента в более-менее статичном состоянии, или совершать движения, не позволяя ему упасть. Он позволяет пациенту чувствовать себя максимально свободно, совершая резкие, выраженные, активные движения, быстрые, при этом разгружая массу его тела на заданное количество килограммов. С шагом 5 кг он может разгружать массу тела, что позволяет использовать его не только в отношении пациентов с существенно нарушенной функцией, но и, например, у спортсменов спорта высоких достижений при (не очень значительной в общечеловеческом понимании слова) растяжении связки, которая конкретному может загубить карьеру спортсмена. Соответственно, создаются препятствия, барьеры, неустойчивые платформы, которые позволяют спортсмену разрабатывать не просто функцию органа, конечности, а вернуть скорость, силу, быстроту реакции в этом органе. Хоть сальто, хоть прыжок – что угодно. Очень много моделируется движений.

Олег Смирнов:

Аппараты выдерживают нагрузку? Я слышал, что эта техника достаточно капризная к нагрузке и довольно быстро выходит из строя. Я не знаю конкретно про эту фирму, но видел по отзывам.

Александр Калинин:

Не хотелось бы обобщать, но по техническим характеристикам пациент от 5 до 200 кг может использовать эту технику.

Олег Смирнов:

Дорожки, в среднем, 90-120, и то, с натяжкой, особенно, которые стоят в фитнес-центрах.

Александр Калинин:

Конечно, всё зависит от характеристик, которые закладывает разработчик, и от запроса рынка, всё равно рынок реабилитационный. Мы подошли к выбору хорошо и именно этот прибор пользуется очень большой популярностью, он загружен по полной программе. Более того, наши конкуренты присылают своих пациентов, именно для того чтобы можно было пройти несколько занятий на этом аппарате.

Олег Смирнов:

Я смотрю, вы используете и российское производство; по-моему, у вас стоит аппарат «Орторент». Как современное российское производство выполняет запросы рынка, как выполняется политика импортозамещения в плане пользовательского функционала?

Александр Калинин:

Пользовательский функционал говорит нам о рациональности. Если мы подойдём к любому процессу с критерием стоимости и эффективности, то российскому производителю будет очень много места на рынке, а уж если говорить о прочности конструкций, то, наверное, некоторые приборы вне конкуренции. Челябинский танковый завод делает всё очень крепко. Если без шуток, то, конечно, есть инновационные методики, которые лучше закупать в определённых странах. Есть фирмы, признанные мировые лидеры в той или иной области, есть методики, которые не требуют обладания тонкими технологиями. К сожалению, надо признать: это, наверное, ниша пока отечественного производителя, но рынок уже предлагает много разных вариантов решения проблемы и, конечно, цена здесь является…

В настоящее время отечественные разработки техники для реабилитации вполне конкурентоспособны, а рынок достаточно свободен.

Олег Смирнов:

Цена, скорость обслуживания, наверное, тоже важна, потому что сопровождение…

Александр Калинин:

…важный момент, потому как это уникальная техника и в России её мало, соответственно, техобслуживание несколько затруднено, мягко говоря.

Олег Смирнов:

Что в компьютерной начинке, на что пациент может обратную связь получать? Что полезнее: обратная связь пациенту или обратная связь врачу? Что пациент получает во время тренировки? С vr понятно, рисуются красивые картинки, а именно на аппаратах что: усилить, добавить нагрузку, правильно делаешь, неправильно делаешь упражнение?

Александр Калинин:

В принципе, во многом, если не в главном, стремление к инновационным аппаратным методикам вызвано стремлением заменить человека.

Олег Смирнов:

Да, в какой-то мере – да. И точность повысить. При угле сгибания не очень понятно, на 3 градуса до или на 5 градусов после.

Александр Калинин:

Безусловно, это так. Тем не менее, аналитическое мышление, наблюдение. Искусственный интеллект у нас пока ещё не настолько… Опять же, государственные учреждения во многом активно используют персонал, замещающий технологии, с той же механотерапией, когда под присмотром одного инструктора, одного сотрудника могут несколько человек выполнять те или иные функции. Мы не используем таких технологий. У нас обратная связь человек – человек

Ксения Ульянова: Домой не отпускаете с оборудованием?

Александр Калинин:

Нет, мы можем рекомендовать. Более того, у нас одна из опций — это адаптация жилья под запросы и возможности конкретного пациента. Эрготерпавт выезжает на дом и даёт рекомендации, начиная от изменения перевесить ручку, или другие элементарные вещи – держатель установить, до реконструкции и составления техзадания на перепланировку жилья.

Ксения Ульянова: Это когда человек полностью утрачивает способность двигаться, он может двигать одной конечностью?

Александр Калинин:

Может быть совершенно по-разному. Мы сейчас с вами больше о двигательной функции говорим. Иногда человек может двигать конечностью неплохо, но при этом интеллектуальный уровень будет на несоответствующем уровне. Если человека научить ходить и быть уверенным, что он не пойдёт по МКАДу поперек движения, то в этом случае будет польза. Здесь тренировка интеллектуальных способностей, аналитических способностей мозга пациента.

Олег Смирнов:

Я, собственно, спросил потому, что не проще ли на дом отпустить, и не дешевле ли обвешать камерами, давать обратную связь, если фантазировать так далеко?

Александр Калинин:

Вы говорите о телемедицине?

Олег Смирнов:

Не совсем, конечно, тут наблюдение.

Ксения Ульянова: Дистанционный телемониторинг.

Александр Калинин:

 Пациенту да, можно, и мы тоже это практикуем, можно рекомендовать крутить велосипед, можно посмотреть на то, как делает это пациент. Тем не менее, у нас намного чаще практикуется постановка задач пациенту для самостоятельного исполнения. Пациент на несколько дней отпускается домой, затем возвращается, чтобы продемонстрировать, как и что он делает. Здесь ещё важна мотивация пациента к выполнению. Нам проще дать задание пациенту и потом проконтролировать, как это сделано, откорректировать. Многие пациенты приходят к нам, скажем, на несколько занятий, после чего некоторое время занимаются самостоятельно. Потом приходят на контроль, ему ставится следующая задача, следующий этап и следующие задания. Ему даются на дом домашние задания.

По поводу мотивации тоже вопрос непростой. В некоторых случаях снижение жизненного тонуса и депрессия после серьёзной травмы или сосудистой катастрофы, если говорить об инсульте, вполне объективна и требует коррекции. Для этого у нас в центре есть как психолог, так и психотерапевт. Это часто нужно и самому пациенту, но иногда больше нужно не пациенту, а семье, родственникам, для которых также возможна огромная психологическая травма, которую каждый переносит по-разному. Наша задача – чтобы все силы человека, самого пациента и его семьи были мобилизованы на достижение поставленной, согласованной цели. Также у нас повышению мотивации способствует то, что инструктор ЛФК, если по отечественной классификации, и кинезитерапевт, если использовать международную терминологию, свободны в применении того или иного метода, или того или иного аппарата. Если пациенту надоело крутить педали, то они могут перейти на другой аппарат и решение могут принимать самостоятельно, в том числе, в случае снижения мотивации пациента или просто его усталости. Я сейчас задумался по поводу крупных инноваций. Технология виртуальной реальности уже много лет используются в игровой индустрии, она же используется и при реабилитации пациентов, надевается шлем 3D, есть приставки. Там вопрос программ. Если у пациента нет противопоказаний, соответственно, чем просто сгибать и разгибать руку на счёт «раз-два» или под метроном, гораздо интереснее ловить мячики, зайчиков, собирать грибочки, наклоняться, ещё, может быть, делать это на неустойчивой платформе или на велосипеде.

Ксения Ульянова: Вы в своём центре применяете vr?

Александр Калинин:

Да, применяем. Причём, естественно, у более молодых пациентов это вызывает больший энтузиазм. При снижении мотивации занятия с применением других методик, как раз, очень хорошо действуют, в том числе поднимают настроение и увеличивают вовлечённость пациента в осознанные действия. Биологическая обратная связь многих приборов также позволяет нам увеличивать эффективность, сокращать срок реабилитации по достижению того же эффекта. У нас есть приборы с электростимуляцией как, например, велосипед ручной/ножной «Орторент Мото». Когда тонус мышц снижается, они автоматически дают мышечный разряд на ногу и помогают крутить велосипед так же интенсивно.

Что касается интересных разработок, есть ещё прибор. В отличие от Вектора, его сложно назвать уникальным. Этот прибор разработан по заказу НАСА для реабилитации, восстановления астронавтов, называется Anti-Gravity. Суть метода заключается в том, что пациент помещается в некую ёмкость с избыточным давлением, которая расположена над беговой дорожкой, позволяя снизить его массу тела до 80 %. Сделано для астронавтов из-за того, что длительное пребывание в условиях невесомости вызывает некое ослабление мышц и сразу нельзя давать полную, активную нагрузку. В случае нашей земной реальности наибольший спрос у пациентов после эндопротезирования суставов, когда есть рекомендации травматолога строго ограничивать нагрузку в течение определённого времени, обычно пару-тройку месяцев, нужно разгружать конечность (мы говорим о нижних конечностях) на 50-60 %, в зависимости от ситуации. Соответственно, пациент не имеет возможности давать себе полную нагрузку на ноги без риска повредить самому себе в послеоперационный период. Этот прибор позволяет разгрузить его вес на 50 – 60, на 40, до 80 %. Он идёт, давая нагрузку на 50 % меньше. При этом, естественно, он должен видеть, как его нога ступает по беговой дорожке. Для этого есть 3 камеры с разных сторон, которые выводят на экран, позволяющие и пациенту видеть, и инструктору подсказывать, как правильно ставить ногу, потому что паттерны ходьбы, то, как движение, то, как он ставит ногу, иногда нарушаются после операции. Также это может быть востребовано у пациентов, например, с сердечной недостаточностью, когда нужно снизить нагрузку на организм. Но больше востребован, по крайней мере, в нашей практике, послеоперационными пациентами. Прибор не простаивает.

Олег Смирнов:

Я смотрю, ваша клиника хорошо оборудована.

Ксения Ульянова: Много инноваций.

Александр Калинин:

Самое ценное – это мысль, цель и специалист.

Олег Смирнов:

У нас вышло время, я вынужден попрощаться. Спасибо! Успехов вашей клинике.

Ксения Ульянова: Да, разговор был интересный. Спасибо большое!

Александр Калинин:

Спасибо вам!