В ритме сердца!

Медицинские технологии

Дмитрий Ахтуба:

На радио Mediametrics «Мединвестклуб» с доктором Ахтуба. Сегодня мы будем говорить об очень интересном проекте: «Парк активных молекул», русской «силиконовой долине» в области фармации. Впрочем, сейчас нам подробнее расскажет основатель проекта Рахим Розиев. Также с нами в студии Катя Ледокол. Катя будет помогать вести программу.

Рахим, прежде чем познакомиться с проектом, давайте, познакомимся с вами. Расскажите немного о себе.

Рахим Розиев:

Я в прошлой жизни, наверное, типичный отличник – закончил школу, медицинский институт. В 1984 году после медицинского приехал в город Обнинск, первый наукоград Российской Федерации. Там ординатура, аспирантура, защитил кандидатскую, планировал делать и докторскую диссертацию. Вообще, мной была выбрана научная стезя. А как врач, как хирург, онколог, радиолог – это то, чем занимался наш медицинский центр. В нынешнем году будет 20 лет, как мы основали первую нашу инновационную компанию, вошли в сферу создания новых интересных инновационных продуктов в области здорового питания, новых лекарственных препаратов, средств диагностики и создали, так называемый, Альянс компетенций «Парк активных молекул».

Дмитрий Ахтуба:

Интересное название. Почему такое?

Рахим Розиев:

Мне тоже нравится. Знаете, как у нас бывает по жизни: придумываем что-то, и с этого потом все начинается. Мы для себя выбрали. Почему еще такое название? Потому что на сегодняшний день есть бизнес-инкубаторы, есть центры компетенции, есть технопарки. Много чего есть, а мы решили, что должны немножко отличаться от всех этих институтов развития. У нас один из самых ключевых постулатов – не надо делать из ученого предпринимателя. Он идёт красной линией. Пусть каждый занимается своим делом. Ученый дал нам идею, а мы ее уже дальше на площадке у нас в Обнинске, Екатерина назвала её русская «силиконовая долина», на этой площадке с помощью наших специалистов мы доводим идею до прототипа, до готового изделия. До вчерашнего дня наша задача была найти крупного партнера, продать проект и начинать снова, то есть занимать свою нишу. А теперь оказалось, что создать продукт мало – нужно еще и научиться продавать этот проект, привлекать партнеров, чтобы он становился интересным не только нам, населению, но и нашим коллегам предпринимателям. Теперь уже как предприниматель говорю.

Дмитрий Ахтуба:

То есть, вы 20 лет этим занимаетесь и все время в Обнинске?

Рахим Розиев:

Да, 20 лет и все время в Обнинске. Обнинск в 80 километрах от МКАД по Киевской трассе, сегодня он в 30 километрах от Новой Москвы, практически. Очень хорошая, серьезная площадка.

Дмитрий Ахтуба:

Он входит в Новую Москву сейчас или нет?

Рахим Розиев:

Нет, не входит, он относится к Калужской области. Вообще, в Обнинске планируется создавать второе «Сколково», благодаря новому закону, который был принят. Как будет площадка МГУ, так и в Обнинске, где издавна находится МИФИ, будет создана своя площадка МИФИ. Обнинск очень интересный город, он в свое время, как любой наукоград, собирал кадры со всей страны, и получилось так, что там есть некая квинтэссенция специалистов, людей очень интересных, экосистема, как у нас принято говорить. Поэтому Обнинск.

Дмитрий Ахтуба:

Я правильно услышал, вы доктор по первому образованию, и вообще по образованию?

Рахим Розиев:

Да, я врач, врач-лечебник по первому образованию. Потом хирургия, онкология, радиология.

Дмитрий Ахтуба:

Сейчас вы практикуете?

Рахим Розиев:

Нет, это почти невозможно совмещать. Я в 2010 году полностью перестал заниматься практической составляющей.

Дмитрий Ахтуба:

Ясно. Катя, ваше участие в проекте? Вы в каком качестве принимаете участие?

Екатерина Ледокол:

Меня зовут Ледокол Екатерина Александровна, у меня два высших образования, одно юридическое, а по другому я клинический психолог. Соответственно, я с командой единомышленников создала акселератор и сервисную платформу. Мы изучили 6000 проектов, 600 – очень детально. Сделали портфель из 10 проектов. Два проекта «Парка активных молекул» вошли в этот портфель. Главная задача акселератора – упаковывать проекты не только для российского, но и для иностранного рынка, развивать горизонт мышления лидера и снимать различные барьеры, которые у него есть на пути к достижению успеха. Действительно, проанализировали, что сейчас компании очень важно иметь полный цикл и не только создать продукт, но уже на этапе создания думать об его упаковке, и чтобы он был интересен миру, в первую очередь, а не только России.

Сейчас у нас идет переупаковка кардиотеста с участием английских партнеров, потому что кардиотест прошел не только клинические испытания в России, но и во Вьетнаме, и впереди Южная Корея, Индия. Проект потенциально интересен и российским, и иностранным инвесторам. Он может дать шесть иксов. Но при этом очень важно сейчас правильно оценить его, правильно вложиться и, конечно же, объяснить аудитории, простым людям, зачем им нужен кардиотест. Потому что сложилась очень интересная ситуация: у нас появились, наконец-то, проекты, наши российские фонды их проинвестировали, кардиотест проинвестировала управляющая компания «Мир» (62 миллиона рублей), но тесты не могут сделать свои экзиты (выходы). Почему? Потому что рынок не готов формировать ниши для инновационных продуктов. Это касается не только данного проекта – это, в принципе, наш сейчас системный вызов. Как, формируя инновацию, подготовить рынок к ее вхождению на рынок? Мы все привыкли покупать аспирин в аптеке, но мы не знаем о том, что у нас есть возможность купить кардиотест. Многие, имея болезнь сердца, не знают, что это инфаркт. 16 миллионов звонков об инфаркте, не знают, что 150 тысяч человек умирает от инфаркта.

Дмитрий Ахтуба:

Это мировая статистика?

Екатерина Ледокол:

Нет, российская. Мировые показатели, в принципе, такие же, то есть в каждой стране. 150 тысяч…

Рахим Розиев:

…в стране умирает ежегодно с установленным диагнозом «острый инфаркт миокарда».

Екатерина Ледокол:

Плюс, есть еще похожий диагноз, то есть на самом деле инфаркт, но, допустим, могут написать «ишемическая болезнь сердца». То есть реальная статистика выше, чем официальная.

Рахим Розиев:

Много случаев, особенно, когда мы говорим про микроинфаркт. Люди его на ногах переносят, а потом при какой-либо диагностике вдруг оказывается, что у человека уже есть рубец на сердце, и второй инфаркт для него уже может быть более фатальным, более серьезным, чем первый.

Дмитрий Ахтуба:

Катя, тогда, может быть, чуть больше о вашем проекте? Как он называется? Вы представляете акселератор «Ледокол»?

Екатерина Ледокол:

Да, акселератор и сервисная платформа.

Дмитрий Ахтуба:

Сервисная платформа – это что значит?

Екатерина Ледокол:

Акселератор – это, как правило, набор обучающих программ, если мы говорим в мировом понимании, а сервисная платформа – это как раз таки упаковать, сделать финансово-правовую экспертизу, сделать международную упаковку не просто теста, а всего продукта: какой он несет месседж для мира, какой он несет месседж для Владимира Владимировича, для СМИ, какую он решает глобальную проблему, как его интегрировать в экосистему, чтобы он был интересен. Поэтому командой было предложено сделать мобильное приложение «Кардиотест». У нас есть тест, но мы должны сказать, что главное в тесте – это дать возможность общения и соединения людей, то есть это некая страховка от инфаркта. Если человек купил тест, то он может скачать мобильное приложение и зафиксировать свои данные: где он находится, возраст. Система уже получит первый сигнал. Когда он им воспользуется, и тест вдруг покажет красную линию, то мобильное приложение моментально двум родственникам, а если надо, и более, отправляет информацию о том, что их родственник находится в опасности.

Рахим Розиев:

Это система принятия решений, по сути; звонок может пойти автоматически и в скорую помощь. И кардиологу. Екатерина предложила очень интересную тему с МТТ.

Екатерина Ледокол:

Да, у нас есть уже партнеры, одни из крупных участников рынка, которые готовы предоставить и колл-центр и свои базы данных. Получается, что с тестом ты не один в этом мире. В мире причиной смерти в

50 % случаев являются проблемы с сердцем. В App Store из всех кардиоприложений есть только пульсометр, как бьется твое сердце. Всё. Ни одного реально интересного кардиоприложения, которое бы было связано с доктором, которое бы реагировало на инфаркты. Сейчас инфаркт – это general проблема, и в Америке, и в развитых странах, потому что инфаркт молодеет. Но нет такого приложения. Мы хотим сделать уникальное приложение, которое было бы интересно не только российским пользователям, но и иностранным. Это будет дополнительным поводом, для того чтобы продукт был интересен иностранным или российским партнерам, которые хотят, имеют амбиции и желание вкладываться в проект, который дальше будет идти по другим странам.

Рахим Розиев:

Вообще, у нас своего рода оксюморон получается. С одной стороны, когда разрабатывали тест, мы специально шли в те зоны, в те регионы, когда может не быть Интернета, нет электрокардиограммы, нет врача, который может прочитать электрокардиограмму или переслать ее дистанционно. То есть увидел две полосочки – надо срочно ехать, делать определенные действия. С другой стороны, это система принятия решений. Сработал тест, и телефонная связь, условно, МТТ, может всю координацию выполнить: найти родственника, послать ему СМС, в скорую помощь сообщить.

Дмитрий Ахтуба:

Давайте, поподробнее. Я планировал чуть больше познакомиться с каждым из вас, но мы, так или иначе, скатываемся к проекту. Проект, действительно, очень интересен и стоит того, чтобы о нем поговорить подробно. Кто начнет? Давайте, постараемся коротко, ясно объяснить, как человеку, который вообще ничего никогда не слышал ни о кардиологии, ни о медицине вообще.

Рахим Розиев:

Про инфаркт миокарда слышали многие. При этом многие думают, что это уже состоявшееся заболевание. Весь вопрос в том, что инфаркт миокарда – это все же процесс; он начинается с того, что не хватает кислорода клеткам сердца, от того, что или произошла ишемия, или случился тромб. Если в течение 6-7 часов помощь не будет оказана, то возникнет или рубец, или более фатальный исход события. Все вместе – это и есть инфаркт миокарда. Получается, что если помочь человеку в первые несколько часов (то, что в медицине называют «золотой час»), то сердце можно сохранить здоровым. Сегодня инструментарий для этого есть. В любых наших сердечно-сосудистых центрах или сделают стентирование, или определенные лекарства, и сердце можно сохранить здоровым. Но, у нас главная беда заключается как раз в том, что мы не можем обратиться вовремя, не можем получить сигнал, что нужно срочно ехать к врачу, вызывать скорую. Наш тест как раз предназначен именно для этого.

Дмитрий Ахтуба:

То есть, человек даже может и не знать, что у него инфаркт? Он может подумать, что всего лишь недомогание.

Рахим Розиев:

Да, запросто, что-то недомогание. Тянет руку. Он знает, или в лучшем случае знает, что нельзя, чтобы в левую лопатку отдавало. Боль, которая не проходит. Супруга может понять, что происходит что-то не то. Это с одной стороны. Огромный контингент наших больных сердечно-сосудистыми заболеваниями уже живут со стенокардией.

Дмитрий Ахтуба:

Зона риска?

Рахим Розиев:

Да. Достаточное количество людей пережили инфаркт, микроинфаркт, например; они уже точно не хотят второго, потому что знают. То есть, аудитория совершенно разная. Но есть оружие, будем говорить, или инструмент…

Дмитрий Ахтуба:

Инструмент, который нам помогает провести раннюю диагностику.

Рахим Розиев:

Именно раннюю диагностику, начиная с первого часа. Других подобных тестов нет.

Дмитрий Ахтуба:

Данный тест что из себя представляет?

Рахим Розиев:

Это как тест на беременность, очень простая пластмассовая штучка. Нужно одну капельку крови капнуть в окошко. Все нарисовано, все показано в инструкции. Если появляются две полоски, это сигнал к тому, что нужно срочно предпринимать действия: звонить в скорую, ехать к врачу.

Дмитрий Ахтуба:

Я правильно понимаю, что у человека возникают некие проблемы?

Екатерина Ледокол:

Симптомы.

Рахим Розиев:

Да, плюс, возраст, плюс, курит, плюс, бывает, что тянет.

Дмитрий Ахтуба:

Он предполагает, что у него может случиться инфаркт, и покупает в аптеке.

Рахим Розиев:

Лучше, чтобы дома был, в холодильнике, на всякий случай, чтобы не бежать в аптеку, терять еще время.

Екатерина Ледокол:

Да, он приобретает в аптеке тест. Ориентировочная его стоимость – 700 рублей. Там будет находиться два теста. Если он захочет, может сделать второй: через час попробовать, или с первым что-то не получилось. Тест включает в себя иголку и спонжик, ему нужно проколоть. Кто хочет, или кто боится иголочкой проколоть пальчик, есть специальная ручка.

Рахим Розиев:

У кого сахарный диабет, те знают, как колоть палец. В крайнем случае, кто-то из близких уколет. И все. Есть очень простая картинка для интерпретации. Две полоски – сигнал, что тест сработал, надо предпринимать действия. Инфаркта еще нет, но он может наступить.

Дмитрий Ахтуба:

Сколько времени есть у человека?

Рахим Розиев:

Тест начинает работать с первого часа. Мы, конечно, не можем предугадать, он сразу решил сделать тест, или же сначала коньячку выпил, валидольчик принял, таблеток, и уже тогда сделал. В любом случае, мы даем ему шанс. С самого начала, начиная с первого часа, у него остается в запасе еще несколько часов: успеть, доехать, дозвониться и так далее. То есть мы вполне попадаем в нормальную ситуацию, чтобы сохранить сердце здоровым.

Дмитрий Ахтуба:

Хорошо, человек капнул на полоски, и он увидел сам?

Екатерина Ледокол:

Да, увидел сам, что она заполнилась красным цветом.

Дмитрий Ахтуба:

Что человек делает дальше? Звонит в скорую?

Рахим Розиев:

По нашей инструкции человек должен позвонить в скорую помощь и сообщить, что «у меня сработал тест»; позвонить своему кардиологу, участковому врачу. То есть ему надо дать сигнал тем специалистам, которые понимают, что надо делать. Как Екатерина сейчас говорила, данный тест ― система принятия решений, когда человеку не надо самому звонить и объяснять, а система, со своим QR-кодом на упаковке, будет за него это делать, как только сработал тест, автоматически. СМС слать, сообщать в ближайшую по геолокации скорую помощь, в кардиоцентр, в сердечно-сосудистый, где могут оказать ему профессиональную помощь. То есть запускается вся система, плюс, ставится в известность его ближайший родственник, которого он указал.

Екатерина Ледокол:

Можно два.

Рахим Розиев:

Потому что он сам может растеряться, мало ли что.

Екатерина Ледокол:

Плюс, колл-центр. Знаете, иногда нельзя дозвониться до скорой или милиции. Он звонит в колл-центр.

Рахим Розиев:

Там ему объясняют подробно, что делать, как делать, где находится и так далее, то есть помогают человеку в его ситуации.

Екатерина Ледокол:

Вообще не растеряться в сложной ситуации. Дальше, соответственно, сохраняется информация, что у него был первый приступ, что его ведут такие-то врачи.

Рахим Розиев:

Это уже потом. В тему системы превентивной медицины. Мы этот проект как следующий у себя рассматриваем. Когда человек уже в системе, и мы начинаем ему помогать, чтобы не было других случаев такого рода. Он как бы попадает под некую опеку врачей-специалистов.

Екатерина Ледокол:

У нас есть партнер, он знает, что такое инфаркт. Ему звонит его мать, ей 80 лет, и он срывается, едет по пробкам в Москве. Два часа пробок, он успевает, везет в больницу, именно в кардиологию. Привозит, садится в ожидании, и рядом сидит мужчина, он привез свою жену, ей 37 лет, двое детей. Они вдвоем сидят и ждут: он свою мать (80 лет) и относительно молодой мужчина – жена 37 лет. Выходит доктор, нашему партнёру говорит: «Подождите», и он понимает как врач: значит, все нормально. А второго мужчину отводит в сторону и говорит: «Мы не смогли спасти вашу жену». Вот где трагедия. То есть, зная о том, что придет инфаркт, ему надо торопиться, успел свою мать привезти, а мужчина не знал, они тянули, ждали, и он ее не спас. Пусть наш партнер чуть позже ее привез, чуть-чуть опоздал, у матери через год все равно часть каких-то проблем проявится, но, тем не менее, он ее спас. Что очень важно? Очень важно донести поколению 30+ об этой проблеме, потому что, конечно, трагедия, когда мать двоих детей в ее 37 лет не смогли спасти, потому что не знали ни о тесте, ни о том, что, в принципе, у нее может случиться инфаркт.

Рахим Розиев:

На сегодня у нас есть случаи, когда тест помог реально не довести дело до инфаркта. Для нас очень отрадно, когда мы помогаем. Есть и другой пример. Тесты взяли в арктическое путешествие на корабле. Однажды перед врачом возникла проблема: человек жалуется на непроходящие боли. Встал вопрос: вызывать ли санавиацию?

Екатерина Ледокол:

А они плывут на ледоколе на Северный полюс.

Рахим Розиев:

Тогда врач, вспомнив, что у него лежит наш тест, воспользовался им, проверил. Никакого инфаркта не оказалось, даже близко. Начали проводить более детальное исследование: оказался банальный остеохондроз. Подлечили, исправили, и все. Иначе, если бы врач не вызвал санавиацию, не имея в руках такого инструмента, ему бы, наверное, потом по шапке бы надавали за халатность.

Екатерина Ледокол:

Ещё важный момент. У нас 52.000 машинистов в РЖД. Это люди 40+.

Рахим Розиев:

Все курят, почти все.

Екатерина Ледокол:

Мы знаем, какие у них нагрузки – что они в разное время суток работают. Но их не проверяют на риск инфаркта.

Рахим Розиев:

Группа риска, имеете в виду. У кого-то артериальное давление, у кого-то лишний вес.

Екатерина Ледокол:

Получается, что для большой индустрии тест, который стоит 700 рублей, а там два теста, выходит, каждый по 350. Получается, что вопрос: или 350 рублей, или спасти весь состав, потому что, если машинисту станет плохо (метро, поезда, электрички), то, конечно же, это гибель сотен людей, тысячи, может быть, если большой состав. Конечно, очень важно сейчас в эфире и на федеральном уровне поднимать вопрос заботы о людях.

Дмитрий Ахтуба:

Я понимаю, что область применения достаточно широкая. У меня вопрос. Вы говорите, тест должен храниться в холодильнике. Человек едет на рыбалку, он может его с собой взять?

Рахим Розиев:

Конечно, может. Срок хранения теста два года, и два года он будет храниться без всяких проблем, +2° … +8°. Так как там моноклональные антитела, это белок, то лучше щадящее отношение, но нет никаких проблем: в бардачке можно хранить, на рыбалку можно ездить, в мороз, как угодно. У нас были случаи, когда люди хранили у себя в бардачке в автомобиле. Но это был не просто человек – это был профессор Зуев из РЖД, когда они сами проверяли этот тест. Он приехал к себе на дачу летом, разговаривал с соседом, а сосед жалуется, говорит: «Что-то себя плохо чувствую. Съездил, сделал ЭКГ накануне – никаких проблем, но чувствую, что что-то не так». Он вспомнил, что у него в бардачке в машине лежит тест. Сделал соседу. Увидели, что тест сработал, срочно соседа в больницу. И тот врач, и этот врач. Отвезли, сделали стентирование, и через день человек снова на ногах на своей даче. То есть можно на рыбалку, можно в бардачке в машине хранить ― не проблема. Другой вопрос, что два года в бардачке возить, наверное, не совсем правильно.

Дмитрий Ахтуба:

Я понимаю, да. Но именно такая мобильность предполагается?

Рахим Розиев:

Да, конечно, однозначно.

Дмитрий Ахтуба:

Это большое дело, потому что, если человек привязан к холодильнику…

Рахим Розиев:

Мы говорим: дома – лучше в холодильнике. Всегда надежнее, как все лекарства. У многих лекарства хранятся.

Дмитрий Ахтуба:

Хорошо. Я думал, что речь идет о совершенно новом продукте, а он уже имеет какое-то распространение?

Рахим Розиев:

Дмитрий, вы же знаете, мы в медицине очень консервативны по своей сути. Прежде чем этот маркер, именно сам маркер, не продукт кардиотест, а чтобы именно белок стал признаваемым в обществе, прошло двадцать пять лет. Двадцать пять лет как его смотрят, изучают: насколько он специфичен, насколько он находится именно в сердечной мышце, а не где-нибудь еще, где его норма, выше которой может сработать, сколько он в крови может храниться. Всё длится больше двадцати пяти лет. Сегодня этот тест используется, например, в больницах, и в первую очередь за рубежом. Но для этого надо попасть в эту больницу, надо сделать этот анализ и получить результат. А тот метод, который мы предложили, определение по капельке крови, быстро, дома, именно с сигналом – не показывать, сколько там нанограмм на миллилитр, а именно очень понятный, простой сигнал – да, это наше решение. Здесь используется известный маркер, как тропонин, но одеть его в нормальную форму, сделать ее доступной, сделать иммунохроматографию, – такой была наша задача. У нас есть, так называемый, тропониновый тест. Чтобы стать золотым стандартом, ему понадобилось сорок лет. Но начинает работать с третьего часа и максимум только к шестому часу. Поэтому для скорой помощи он не подходит. Скорая обычно приезжает в первые 20-30 минут, час, он еще не показывает ничего. В тропониновом тесте белок побольше, ему, чтобы вырваться из клетки сердца и попасть в кровь, нужно больше времени, больше разрыв, больше поражение сердца нужно. А в данной ситуации все получается быстрее.

Екатерина Ледокол:

Мы сейчас готовим выход продукта уже на большую сеть аптек, работаем с фокус-группами. Какая обратная связь? Если человек один раз уже пережил инфаркт, то ему каждый раз начинает казаться, что он сейчас повторится. Таким людям этот тест очень важен в первую очередь, потому что он сразу снимает их страхи. Конечно же, тест важно иметь не только в вагонах РЖД или в вагонах метро, но и, допустим, в самолетах. Есть случаи, когда хотели посадить в самолет, но использовали наш тест, и выяснилось, что все хорошо. Рейс, по-моему, был из Индии до Лондона. Ещё до того, как самолет долетел, человеку стало хорошо, он восстановился, он успокоился.

Дмитрий Ахтуба:

Да, я согласен. Очень много психосоматики, мы понимаем. Если человек напуган первым инфарктом, то, конечно, он может неадекватно реагировать на любое недомогание.

Рахим Розиев:

Близкие – еще более мнимые люди. Получается, что на один случай реального около девяти случаев ложных. Человек здоров, у него может быть межреберная невралгия, эзофагит может быть, всё что угодно, а он думает, что это сердце и начинает себя проверять. Поэтому рынок несколько больше, чем количество тех, кто перенес инфаркт или у кого сердечно-сосудистые заболевания.

Дмитрий Ахтуба:

Да, тут мы еще и экономики касаемся, потому что большие потери из-за ложных вызовов, из-за того, что кому-то чего-то показалось: «Езжайте к моей маме, она не берет трубку уже два часа, пожалуйста».

Рахим Розиев:

Абсолютно правильно! Очень точное замечание, особенно в регионах, потому что там считаная специализированная скорая. Просто не хватает специалистов-врачей. Особенно обидно, когда она уходит по ложному вызову, а реальному больному в этот момент не могут помочь.

Екатерина Ледокол:

Да, врачи скорой помощи пишут в «Парк активных молекул», что не могут сами в свой скоропомощный набор купить. «Мы не формируем свои наборы, но нам это очень важно». А кардиограмма, что-то доступное, не дает.

Дмитрий Ахтуба:

Надеюсь, в том числе и наша передача будет способствовать распространению знания о тесте и формированию более правильного отношения к нему, к закупке.

Рахим Розиев:

Да, Дмитрий. Мы хотели именно в вашей передаче говорить в том числе и с нашими коллегами-предпринимателями. Если раньше мы считали, что мы сделали тест, скорая помощь у нас купит, Минздрав закупит ― и всё, нам больше делать ничего не нужно, а оказывается, как Екатерина справедливо отмечает, нам нужно выходить на аптечный рынок, нам нужно объяснять людям, а это уже совершенно другая тема. Это привлечение ресурсов, привлечение партнеров, чтобы вместе можно было идти и делать и благородное дело. Почему бы не заработать денег, становясь партнерами такого проекта?

Дмитрий Ахтуба:

На сегодняшний день где продается тест? Где его можно купить?

Рахим Розиев:

Нашим ключевым партнером было Агентство стратегических инициатив, поэтому мы пошли по бюджетному рынку, так называемому. Но у бюджета денег нет, тем более, сегодня теста нет в стандартах, в стандарты попасть еще надо. Нужно несколько лет поработать. Поэтому сегодня только скорая помощь. И очень незначительное количество аптек, партнеров, кто спрашивает.

Дмитрий Ахтуба:

Мне кажется, коммерческая скорая помощь может здесь быть неким модератором начала процесса.

Рахим Розиев:

Может. Но, чтобы она узнала, нам нужно упаковывать заново проект, делать систему принятия решений.

Екатерина Ледокол:

Да, мы решили переупаковать систему.

Рахим Розиев:

Информацию доводить до всех. Тогда и коммерческие аптеки, и коммерческие клиники, и сами люди могут быть заинтересованы в таком продукте.

Екатерина Ледокол:

Уже разработан соответствующий план. Сейчас разрабатываются дизайн новой упаковки и стратегия вхождения в аптеки.

Рахим Розиев:

Одно дело – врачам объяснять, а другое ― говорить с людьми.

Дмитрий Ахтуба:

Да, вы сказали, что сама молекула уже долгое время присутствует на рынке, но вы ее в другой форме решили использовать. Кому-то может показаться, что это не очень значимо по сравнению с открытием молекулы. Я напомню такой пример, чтобы было понимание: колесо изобрели тысяч пять лет назад, чемоданы изобрели лет пятьсот, наверное, назад, а чемоданы на колеса поставили уже после того, как запустили первый спутник. И вдруг исчезла целая отрасль носильщиков, то есть насколько это преобразило наш мир, насколько удобнее сделало жизнь, насколько меньше инфарктов стало, когда чемоданчик едет на колесиках. Поэтому удобство в данном случае – не просто удобство, а форма доведения часто бывает ключевым фактором.

Рахим Розиев:

Еще один очень важный момент. С технологической точки зрения в тесте очень много заложено. Кажется, что это бумажка, но в ней, практически, несколько фильтров, несколько систем, хроматографическая, нанесенные антитела, моноканальные одни, контрольные другие. Это, на самом деле, очень сложная система. Пока мы в стране единственные, кто смог сделать, практически, полный цикл производства. Есть наши коллеги в Новосибирске, делают примерно такой же тест, но они берут кровь не из пальца, а из локтевой вены. Это уже точно для врачей или медсестер.

Дмитрий Ахтуба:

Предполагается уже наличие какого-то медицинского сотрудника. Самостоятельно не взять.

Рахим Розиев:

Есть кто берет, наверное, но не в нашем случае.

Екатерина Ледокол:

Это очень сложно. Это уже не то, не капля крови.

Дмитрий Ахтуба:

Да. Удобство применения – иногда решающий фактор.

Рахим Розиев:

Разница вроде бы всего, капля крови и кровь из вены, а с точки зрения самого продукта – системы чувствительности, той же хроматографической полоски, фильтра – абсолютно разные вещи. Годы уходят у людей, кто работал с кровью из локтевой вены, чтобы попытаться перейти на капиллярную кровь из пальца.

Дмитрий Ахтуба:

Я сегодня с утра слушал лекцию. У нас набор ДНК от обезьян отличается только на 1 %. Казалось бы, разница небольшая, а результат-то насколько отличный. Обезьяны сейчас где-то в джунглях, а мы сидим в приятной студии.

Коллеги, давайте, вернемся к предмету обсуждения. Вы говорили про «Парк активных молекул» и что данный проект, который мы сегодня обсуждаем, не единственный. Что еще вы готовите для нас?

Рахим Розиев:

Вообще, в портфеле «Парка активных молекул» около 20 проектов. Каждый проект упакован отдельной проектной компанией. Туда приходит и получает долю тот, кто пришел к нам с идеей, нашей или наших ученых коллег, и они становятся нашими партнерами проектной компании. Далее мы этот проект доводим до реализации. Из этих проектов на сегодняшний день один отобрала Екатерина. Точнее, она два видела, два и отобрала, так получилось.

Второй очень серьезный проект, мы им занимаемся 15 лет, – это заменитель крови с функцией переноса кислорода. Этим проектом с 1975 года занимались наши коллеги двух институтов в Санкт-Петербурге: Институт высокомолекулярных соединений и Институт гематологии и трансфузиологии. Они в 2000 довели этот продукт году вплоть до клинических испытаний. Американцы примерно в это же время начали заниматься, потому что проблема так называемой искусственной крови стояла всегда. Это полигемоглобин, то есть сам переносчик кислорода, который мы получаем из крови. 15 лет, как мы над ним работаем. Сейчас проект находится на второй фазе клинических исследований, есть хороший интерес у медиков, у военных медиков, в первую очередь. Будем пытаться выстраивать свою стратегию продвижения по нему.

Ещё очень интересный проект, на наш взгляд. Мы, наверное, одни из немногих в стране, кто дошел до третьей фазы клиники и успешно ее проводим. Это препарат для лечения бесплодия – мужского бесплодия, вызванного небольшим количеством сперматозоидов. К сожалению, мы не можем лечить всё, но эта тема нам поддается. Очень успешно прошла вторая фаза клиники, сейчас находимся на третьей фазе. Есть большой шанс, что мы потом можем расширить показания и до женского бесплодия, потому что у препарата есть определенный, очень интересный механизм действия. Есть молекула для восстановления утраченной памяти.

Есть интересный проект с Росатомом. Как-нибудь приезжайте к нам в гости, чтобы посмотреть на месте, увидеть, что это за система.

Дмитрий Ахтуба:

Спасибо огромное за приглашение. Я как раз хотел напроситься, но здорово, что вы меня пригласили.

Екатерина Ледокол:

Да, очень интересное место, находится за городом. Большая команда специалистов, целый парк, экосистема, и не одна разработка, как бывает у стартап-команды. Есть и юридический отдел, и свой патентный, и лаборатория.

Рахим Розиев:

Фармлицензия на производство субстанций, на производство готовых лекарственных форм. Некая, можно сказать, технологическая экосистема, то, чего нет в «Сколково». Еще раз: мы не делаем из людей предпринимателей. Мы говорим: «Ваша идея, а нам позвольте довести до создания прототипа как полагается: и с точки зрения технологии и защиты проекта, и необходимых исследований». А теперь с помощью Кати будем еще и продавать, я надеюсь.

Дмитрий Ахтуба:

Отлично! Рахим, интересно, вы упомянули про молекулу для памяти?

Рахим Розиев:

Для восстановления утраченной памяти, мы так называем. Я не могу сейчас вам сказать, что мы занимаемся проблемой лечения Альцгеймера, деменции. Да, у нас есть молекула, с которой к нам в свое время пришел академик Зефиров, МГУ. Наши учителя – лучшие органические химики. Академик Бачурин. С нами работает академик Анохин, внук того академика, именем которого назван Институт мозга. Они создали, нашли саму молекулу, основу, которая, действительно, может иметь эффект. Мы уже года три, наверное, с этим проектом идем, и, если все будет удачно, то в нынешнем году закончим все доклинические испытания и пойдем на первую фазу клиники. Это молекула, которая помогает восстанавливать память. Мало ли, кто ключи дома может забыть, или забыл: выключил он утюг или не выключил.

Дмитрий Ахтуба:

Про какие расстройства памяти речь? У всех возрастные, после 40 у всех, наверное, память хуже, чем в 20 лет.

Рахим Розиев:

Фокус в том, что одна из ключевых причин болезни Альцгеймера ― условно, бляшка; зарастает путь, и сигнал не передается. Не передается сигнал. Если сигнал не переходит, не передается от одной нервной клетки к другой, то, соответственно, в первую очередь может быть нарушена память и проявятся другие симптомы. Здесь, как раз, мы подключаем резервный путь, условно, перекидываем ниточку, и позволяем сигналу дальше идти, то есть подключаем систему, чтобы все работало. Мы не убираем основную причину. Мы не можем лечить болезнь Альцгеймера, бляшки удалять, но мы можем обойти этот участок, сделать некое шунтирование. Возвращаем человеку память, и он продолжает жить. Качество жизни будет нормальное, он не перестанет быть стариком, прошу прощения, для этого другие наши молекулы есть, а здесь у него будет нормальная, качественная жизнь.

У нас не только наши проекты. У нас же не просто «Парк активных молекул», а Альянс компетенций. Мы открытая система, мы приглашаем людей, ученых, специалистов со своими идеями. Кто-то работает, давая нам идею, кто-то работает, выполняя свои работы. Мы не можем все работы выполнять в Обнинске, поэтому огромное количество наших коллег ученых, специалистов работают здесь, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Черноголовке, в Новосибирске и т.д.

Дмитрий Ахтуба:

У нас здесь был Игорь Игоревич Долгушин. У него тоже проект в области, условно называем, цифровая психиатрия. Они используют активные молекулы, используют приложения особым образом. В том числе, у них есть комплексный подход к лечению возрастных изменений мозга и не только. Сейчас все это в тренде. Человечество стареет, особенно активное, западная часть, наиболее богатые страны, для них эта проблема наиболее актуальна. Для нас тоже очень актуальная проблема, для людей современной цивилизации. Все стареют, активно, причем. Начинает появляться рынок геронтологии. Все хотят быть моложе, все хотят иметь совершенную память, все хотят иметь супер-когнитивные способности. Поэтому то, чем вы занимаетесь, – это очень здорово, в тренде современных и разработок, и современного бизнеса.

Рахим Розиев:

Все просто. Мы понимаем, что двери в бизнес, который связан с тендерами, с Минздравом, с большой фармой, для нас закрыты. Но для нас открыта сфера, где здоровые люди, которые не хотели бы болеть, которые хотели бы, чтобы за ними больше ухаживали и т.д. Это и есть наш рынок.

Дмитрий Ахтуба:

Коллеги, очень интересный проект! Я предлагаю нашим слушателям присоединиться к нам в социальных сетях, задать вопросы, если есть. Я желаю вам успехов в продвижении проекта! Мы обязательно еще с вами встретимся по поводу других ваших проектов.

Спасибо большое!

Екатерина Ледокол:

Спасибо!

Рахим Розиев:

Спасибо!