Развитие системы долговременного ухода и паллиативной помощи в России

Муслим Муслимов:

С вами Муслим Муслимов в программе «Медицинский менеджмент». В гостях у меня академик, научный руководитель Национального научно-исследовательского института общественного здоровья имени Н.А. Семашко, доктор медицины, доктор фармации Рамил Усманович Хабриев.

Сегодня тема нашей программы «Развитие системы долговременного ухода и паллиативной помощи в России». Спасибо, что пришли к нам и уделяете время! Вы у нас второй раз, это очень приятно.

Первый вопрос, традиционный на нашей передаче, о трендах здравоохранения. Какие тренды здравоохранения, на ваш взгляд, будут актуальны в ближайшее время и какие развиваются сейчас?

Рамил Хабриев:

На мой взгляд, сейчас, наверное, определяющим будет послание Президента и те меры, которые были определены им в майском Указе, хотя они не являются новыми направлениями, в которых здравоохранение развивалось. В последние годы очень серьезное внимание уделялось мерам по улучшению продолжительности жизни, и успехи, что называется, налицо, мы их видим, знаем. Но мы можем более подробно поговорить, за счет чего удалось достичь этих показателей, какие из этих составляющих сегодня оказались, может быть, в меньшей степени достигнутыми и где есть резервы достижения очень амбициозных планов, связанных с увеличением продолжительности жизни и вхождения нашей страны в клуб «80+». Это очень серьезная задача. Здесь только теми мерами и приоритетами, которыми был достигнут сегодняшний уровень (73 года), невозможно обойтись, и об этом мы можем поговорить, раскрыть механизмы, за счет чего было достигнуто такое стремительное улучшение этого показателя и где остались резервы. Это одна сторона. С другой стороны, мы видим очень серьезную проблему, связанную с изменением структуры населения, с тем, какие последствия мы имеем и будем иметь в ближайшие пять-семь-десять лет, связанные с явными демографическими провалами. Это тоже накладывает очень серьезную ответственность на систему здравоохранения, систему социального обеспечения населения. В этой связи, безусловно, и они тоже формируют приоритеты перед системой здравоохранения.

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, скажите, пожалуйста, в первую очередь, какие резервы есть у нашей страны, у общества, для того чтобы иметь возможность наблюдать за пожилыми людьми, взаимодействовать с ними, взаимодействовать в рамках системы здравоохранения, для того чтобы улучшать их здоровье?

Рамил Хабриев:

Вопрос о здоровье пожилых, о смене парадигмы, смене отношения к проблеме здоровья пожилых, формировании активного долголетия, – в последние годы начали об этом серьезно говорить, и совершенно обосновано. Мы с вами говорили по поводу того, за счет чего удается достичь такого хорошего прогресса и остались ли резервы. Та поступательная динамика, очень быстрая, серьезная по увеличению продолжительности жизни, ожидаемой в стране, была, в основном, достигнута за счет снижения детской смертности. Темпы ее снижения были очень серьезными, и сегодня мы имеем хотя и небольшой резерв по сравнению с развитыми экономическими странами по ее снижению, но уже, что называется, вплотную подошли к показателям, которые считаются очень хорошими, и дальнейшее снижение будет с гораздо большим трудом даваться, нежели была эта динамика, допустим, два-три-пять лет назад. На этом фоне – да, параллельно можно говорить и о существенных достижениях. Может быть, в большей степени хочется сказать и о снижении смертности в трудоспособном возрасте, материнская смертность очень серьезно снижалась. Но при всем этом у нас показатели дожития после 60 лет не улучшились по сравнению с 1990 годом. Представляете? Не улучшились. Даже в 2013-2014 году они, наоборот, хуже были, чем в 1990 году. А в мире этот показатель за названный период увеличился примерно на 2-4 года. Вот здесь есть резерв. Не случайно именно об этом начали сейчас говорить. Это одна из серьезных составляющих. Если мы не добьемся увеличения продолжительности жизни после 60, то есть в старших возрастных группах, то мы не достигнем увеличения и продолжительности жизни до 80 лет. Более того, поскольку доля этого населения становится все больше и больше, их вклад в достижение этого показателя, конечно, еще больше увеличивается.

Муслим Муслимов:

К вашему ответу. По данным НИИ ВШУ критическим будет 2025 год. Впервые доля граждан старше 50 лет превысит количество молодых людей младше 15 лет. Готовы ли мы к таким возрастным изменениям в обществе?

Рамил Хабриев:

Это, по крайней мере, ожидаемое, рассчитано. Это объективная реальность, она наступит. Это все равно что день наступает, солнце встает, и ураганы случаются. Они ожидаемые или не ожидаемые, но эта ситуация прогнозируется, и к ней, естественно, надо готовиться. Есть опыт и других стран, есть опыт и нашего управления здравоохранения, когда мы определяем приоритеты, идем в этом направлении и достигаем. Можно привести примеры, связанные с детской смертностью, с младенческой смертностью, с материнской смертностью, с достижениями в области снижения смертности и заболеваемости сердечно-сосудистыми заболеваниями. Ты определил приоритет, определил, каким образом, какими ресурсами ты его будешь достигать. Поэтому, собственно, вопросы активного долголетия, оказания помощи старшим возрастным группам сегодня выходят в качестве примера таких же приоритетов. Более того, из опросов самого населения следует, что население само тоже видит в качестве приоритета заботу о старшем поколении наряду с такими вопросами, как охрана материнства и детства.

Сегодня мы, хотя и имеем резерв для развития в сравнении с развитыми экономическими странами по продолжительности жизни, но уже вплотную подошли к показателям, которые считаются очень хорошими.

Муслим Муслимов:

По большому счету, количество открытых перинатальных центров по стране, и внимание, уделенное этой проблеме, действительно, было на поверхности, и мы сейчас видим результат.

Рамил Хабриев:

Результаты не только от перинатальных центров. Безусловно, это вложения, которые уже позволили снизить смертность даже в трудных случаях – в случаях рождения с экстремально малым весом, чего ранее невозможно было достичь. Но, справедливости ради надо сказать, что снижение материнской и младенческой смертности у нас идет непрерывно лет 20-25, это совершенно четкий тренд. В принципе, приоритет в охране материнства и детства в советском здравоохранении был, он перенесся. Поэтому – пожалуйста, результат. Ничего здесь удивительного нет, с неба ничего не падает.

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, как вы прокомментируете слова Германа Грефа, который заявил о том, что работа по созданию центров долговременного ухода за пожилыми людьми ведется в рамках бесед с государством, и Сбербанк во главе с Германом Грефом готов бизнесу проторить дорожку по созданию в регионах такого рода центров. Как вы к этому относитесь? Насколько бизнес заинтересован в таких центрах?

Рамил Хабриев:

Слова, в общем-то, не столько в отношении проторенной дороги для бизнеса, сколько, как Герман Оскарович сказал, что это должно быть престижно – устраивать своих родителей в систему долговременного ухода. Они вызвали, конечно, бурю обсуждений. Я понимаю, что Герман Оскарович наверняка понимал, что таким образом очень всколыхнет общественность. Я считаю, что престижности здесь никакой, конечно, нет. Престижным должно быть правильное, нормальное отношение к этим возрастным группам. Если есть возможность сохранить пожилого человека и заботу о нем в семье в соответствующих условиях, то это важнее. Я понимаю, и он прекрасно понимал, и не в этом было дело.

Вопрос в том, сам разговор в отношении того, что допустимо, и во многих случаях необходимо обеспечить долговременный уход, и здесь ничего зазорного нет, если так складываются жизненные обстоятельства. Так будет лучше родителям конкретных людей. Об этом говорить надо, потому что, на самом деле, понятие «дом престарелых» для нашей страны – что-то очень негативное. Многие люди видят, знают, что это такое было. Я из своего опыта могу сказать. Когда меня в 2004 году назначили руководителем Росздравнадзора, а тогда у нас было объединенное Министерство – Министерство здравоохранения и социального развития, и нам пришлось осуществлять надзорные функции и в рамках системы социального обслуживания. Конечно, я понимал, где у нас есть проблемы с материальной базой в здравоохранении, но в социальном развитии, в социальном обслуживании всё было на порядок хуже, для меня даже где-то шоком было. Конечно, народ, естественно, как относился, так и относится до сих пор к домам престарелых. В моем детстве детей пугали, что «тебя в интернат отдадим», или говорили, что «он пригрозил своим родителям, что отдаст их в дом престарелых». Вот что такое, какая была значимость.

Поэтому, когда Герман Греф говорит об этом, он, естественно, понимает, что мы должны принципиально поменять условия, при которых люди вынуждены будут находиться на долговременном уходе, и эти условия должны быть достойными. Они, безусловно, будут лучше. Когда, не имея соответствующих условий, люди разрываются между работой и своими родителями или родственниками, не зная кому, отдают их на попечение, что только не случается. Поэтому эту тему он поднял, повторю, понимая, что это вызовет волну. Это должно быть обсуждено. Но мы должны понимать, что без соответствующей инфраструктуры для обеспечения долговременного ухода нам не обойтись. Если говорить о наличии этих учреждений, даже в целом считая мощности государственных, так называемых, учреждений для долговременного ухода, домов престарелых, мы по численности мест в пересчете на душу населения имеем в три с лишним раза меньше, чем в Европе и в семь с лишним раз меньше, чем в Америке. Даже в таких условиях не хватает мест, понимаете? Поэтому, безусловно, они должны быть увеличены в необходимом объеме. Самое главное, конечно, они должны быть совершенно в другом качестве. Наверное, все меры поддержки бизнеса, какие существуют, налоговые и прочие, должны быть сюда подтянуты, для того чтобы создавать.

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, хорошую тему мы затронули. Вы сказали, что в Европе – в три с половиной раза больше, в Америке – в семь раз. Вы могли бы привести международные примеры, на которые действительно стоит ориентироваться? Каким образом, к примеру, в Германии наблюдают за людьми, оказывают долговременный уход, может быть, где-то паллиативную помощь? Как я понимаю, это некий социальный уровень, социальный пласт, где люди пожилого возраста могут общаться по интересам в своем окружении, и тем самым наслаждаться жизнью, получать удовольствие от нее во взаимодействии. Есть ли пример международного плана, который вы можете привести как формат того, к чему Россия может стремиться?

Рамил Хабриев:

Вообще, если уже говорить о том, у кого чему учиться (назовем их учреждения долговременного ухода за пожилыми), то, например, во Франции они берут начало от учреждений и организаций, которые фактически были созданы нашими белоэмигрантами. Они для поддержания тех, кто вынужден был тогда эмигрировать, начали создавать такие дома, где обеспечивался уход за счет средств тех, кто мог позволить себе спонсировать эти учреждения. Таким образом они в определенной степени заложили планку, уровень. Конечно, дома призрения были все время, но тот уровень, что это не просто богадельни, а дома, в которых можно проживать и достойно встретить свою старость, пошли оттуда. Сейчас мы учимся, считая Францию страной, в которой в наибольшей степени, наверное, реализованы программы долговременного ухода за пожилыми, где им пожизненно обеспечивается уход, где обеспечивается различный кратковременный уход. Это покрывается различными социальными программами, или благотворительными, различными религиозными общинами и т.д., то есть это вполне по средствам обычным средним жителям со средним достатком. В той же Германии центры реабилитации для пожилых входят в программы их медицинского страхования. Дополнительные средства они платят только в том случае лучших условий проживания, дополнительных процедур и т.д., но базовая программа – реабилитационные центры для пожилых – входит в программы их медицинского страхования.

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, в нашей российской действительности, что у нас сейчас происходит, есть ли центры, учреждения долговременного ухода, которыми Россия уже может гордиться? Может, это системные центры или индивидуальные. Знаете ли вы такие и можете ли привести пример?

Рамил Хабриев:

Знаю. Один даже, так сказать, имею честь представлять, но их буквально единицы. Их единицы. Скажу вам, что в том виде, в котором мы начинали работать и сейчас работаем, к сожалению, это очень затратно. Если не будут приниматься меры поддержки со стороны государства или меры поддержки людей, кто хотел бы там находиться, их или их попечителей, то полностью вешать это на бизнес нельзя. Г.Греф призывает идти туда бизнес, но тогда бизнес должен быть связан целым блоком программ поддержки со стороны государства.

Муслим Муслимов:

Я хотел бы затронуть вопрос, который касается непосредственно медицинских учреждений. Как вы считаете, насколько больницы, лечебно-профилактические учреждения должны взаимодействовать с центрами долговременного ухода, и как правильно выстроить с ними работу? По сути, люди обращаются, в первую очередь, в поликлинику, далее госпитализируются по своему заболеванию и в дальнейшем они должны быть переданы на долговременный уход. Им должны рассказать о том, что существует такая новая система. Вы должны провести некую просветительскую работу, для того чтобы появилась поток и востребованность этого направления. Как, по-вашему, надо выстроить работу с учреждениями, если в Москве – с департаментом здравоохранения, или ведомственными клиниками?

Рамил Хабриев:

Во-первых, надо совершенно отчётливо понимать, что должна быть разная зона ответственности. Когда мы не были жестко привязаны к выполнению клинических стандартов, нормативов и т.д., конечно, можно было использовать больничную койку, для того чтобы госпитализировать и продержать пожилого человека. На самом деле так было. По своему опыту, когда я работал министром здравоохранения в Татарстане, мы зимой наши участковые больницы заполняли пожилыми людьми, и таким образом, фактически, спасали их от голода и от замерзания в деревнях, собирая в участковые больницы. Когда пошла оптимизация сети, стали закрываться эти отделения, эти больницы, сразу возник вопрос: а можно ли так делать? Кого-то мы лишили поддержки.

Задача здравоохранения – обеспечивать раннее выявление, профилактику заболеваний и лечить возникшие заболевания. Вопросы, связанные с долговременным уходом – это проблема уже социальной системы, социального обслуживания. Когда всё в рамках одного министерства, тогда, наверное, проще и маневрировать коечным фондом, и направлять средства в зависимости от того, что важнее. Сейчас это разделенные функции. Здесь межведомственное взаимодействие должно быть развернутым.

В Москве сейчас есть опыт, и ряд территорий работает в пилотах. Московский опыт, в частности, по формированию терапевтических участков для людей 60+ с уменьшенной численностью дает очень хорошие результаты. Мы знакомились, наш институт смотрел эффективность этих мероприятий. Я считаю, что такую форму надо поддерживать. Но, повторю, когда формируются такие, соответствующие современным требованиям учреждения долговременного ухода, безусловно, медицинская составляющая должна быть туда перенесена. При необходимости она обеспечивает наблюдение за пациентом, оказание медицинских услуг и т.д. Когда возникает необходимость в стационарном лечении по показаниям, тогда, конечно, он не остаётся в этом учреждении, а переводится в медицинскую организацию, где специалисты оказывают помощь, в том числе высокотехнологическую. Здесь должно быть совершенно строгое разделение.

Муслим Муслимов:

Я знаю, что не так давно при Департаменте здравоохранения организована рабочая группа паллиативной помощи. Туда вошли благотворительные фонды, организации, которые ежедневно занимаются тяжелыми больными. Как вы считаете, насколько в России готова концепция паллиативной помощи и что ей не хватает?

Рамил Хабриев:

Да, сейчас много, мы, по крайней мере, уже в медицинской среде ведем разговоры о необходимости развертывания полноценной паллиативной помощи. Но, надо понимать, что, все-таки, отрасль относительно молодая, так сказать, первые регламентирующие документы появились примерно в 2011 году. Мы, буквально, на днях получили результаты совместного с Левада-Центром социологического исследования, получили очень говорящие данные в отношении того, как относятся пациенты к состоянию и функционированию паллиативных служб. Позиция самих медиков, работающих в учреждениях, оказывающих паллиативную помощь, является небезынтересной в том, насколько она соответствует современным требованиям, какие меры необходимо предпринять для ее совершенствования, от кого это зависит. Если позволите, я бы некоторыми моментами поделился.

Репрезентативная выборка по Российской Федерации была проведена в конце прошлого года, результаты сейчас обработаны, часть из них уже есть на сайте Левада-Центра, но я сейчас говорю уже в целом, с учетом опроса медицинских работников. Так вот, когда население спрашивают: «Знаете ли вы о паллиативной помощи больным?», то доля тех, кто «Не слышал вообще ничего» – почти 70 %, а с учетом «Что-то такое слышал» – 80 % с лишним.

Муслим Муслимов:

То есть, люди не оповещены об этом.

Рамил Хабриев:

Не оповещены. На вопрос «Развита ли паллиативная помощь в нашей стране?» 76,3 % отвечают: «Хуже, чем другие виды помощи больным» или «Совсем не развита». Это оценка со стороны пациентов – тех, кто, так или иначе, сталкивался с этим. Как я уже сказал, на вопрос о том, в какой мере приоритетом должна быть паллиативная помощь, 82,5 % опрошенных ответили, что уход за умирающими пациентами должен быть такой же, как и забота о новорожденных. То есть, народ понимает, насколько это важно, потому что отношение к пожилым – это один из индикаторов зрелости общества. Население, может быть, понимает, люди понимают, но в то же время они говорят о том, что развито недостаточно. Ещё один показательный ответ на вопрос «В какой степени вы согласны с утверждением, что в нашей стране тяжелобольные умирают без должного внимания со стороны врачей и социальных служб?» – 78,2 % ответили: «Да, согласны с этим утверждением».

Муслим Муслимов:

Огромный пласт, на который нужно обращать внимание не только обществу, но и государству, и бизнесу, всем браться за него. Помимо этого, еще, мне кажется, врачебное сообщество должно оказать внимание.

Рамил Хабриев:

Более того, смотрите, что говорят врачи. Врачи на вопрос «Насколько паллиативная помощь является важной?» чуть ли не 100 % отвечают, что это важное направления развития медицины. А на вопрос «Насколько она развита?» 90 % говорят: «Хуже, чем другие виды помощи», или «Совсем не развита». Это говорят врачи, медицинские работники, работающие в этой сфере.

Муслим Муслимов:

Хочется сказать: нужно браться всем вместе, всем миром, и делать.

Рамил Усманович, я хотел бы следующий вопрос задать вам касательно взаимодействия не только с медицинскими сотрудниками, но еще и с волонтерами. Мы с вами знаем, что в последнее время появились волонтерские организации, причем, они большие; в нашей отрасли это волонтеры-медики. Они, действительно, делают дело и всегда приходят на помощь по ряду направлений. Как вы считаете, если по статистике брать, то какое количество вовлеченности должно быть со стороны волонтеров к этому вопросу? Мы уже обсудили, что и государство непосредственно должно обратить внимание, и врачебное сообщество, и бизнес, но мы понимаем, что нужно менять общество в целом. На мой взгляд, волонтеры, так или иначе, могут этот камень сдвинуть с места. Насколько вы с этим согласны и как вы считаете, какая работа должна проводиться совместно? Может быть, и с врачебным сообществом, и с волонтерами.

Рамил Хабриев:

У меня, что называется, рояль в кустах. Один из вопросов впрямую задавался в ходе социологического опроса среди населения. Он звучит так: «Если говорить о благотворительных организациях, которые помогают неизлечимым тяжелобольным людям, их семьям, готовы ли вы лично быть волонтером, участвовать в их работе на безвозмездной основе?» Привожу данные. «Определенно да» – 5,9 %. «Скорее да» – 17,9 %. То есть 23,8 % говорят, что да, они, в принципе, готовы быть волонтерами. Но только 1,3 % сейчас занимаются волонтерством. Далее: 59,5% говорят: «Скорее нет» и «Определенно нет», они бы не стали этим заниматься. Как это понимать? Наверное, да, это сложная работа и не могут все 100 %, по крайней мере, допускать мысль о том, что они могли бы быть волонтерами. Но данные те, что есть.

Муслим Муслимов:

По сути, это некое призвание – помогать людям. Мы говорим о том, что врач – это не специальность, а призвание, и, мне кажется, волонтёрство тоже есть призвание.

Есть международные организации, которые могут, так или иначе, поделиться опытом, могут выстроить взаимодействие и качнуть этот пласт, так скажем, который сейчас только начинает шевелиться. Есть ли, на ваш взгляд, международные организации, с которыми такое сотрудничество можно выстроить?

Рамил Хабриев:

Безусловно. Всемирная организация здравоохранения постоянно поднимает эту тему – здоровье пожилых, состояние паллиативной помощи. ВОЗ начал ещё в 2003-2005 году выпускать свои обзоры и обобщать опыт. Мы идём с опозданием. У нас только в 2011 году вышел регламентирующий приказ Минздрава России. Тут, скорее, надо учитывать опыт, какой есть, и его использовать. Мы же не какой-нибудь Узбекистан, которому надо ждать гранты с этого дела и т.д. Это наша работа. В этой связи, конечно, и население должно быть в большей степени подготовлено и инфраструктура должна быть соответствующей. Я сюда еще с кое-какими цифрами пришел, хотел бы осветить.

Мы, так или иначе, обсуждаем блок социальных услуг, медицинских услуг. В этой связи хотел бы порассуждать на тему готовности самого населения взять на себя затраты на оказание этой помощи. Мы имеем декларированную бесплатную медицинскую помощь, имеем бесплатное образование в стране. Есть разделы, связанные с оказанием помощи пожилым в виде домов престарелых и различные реабилитационные центры, связанные с оказанием помощи инвалидам. Теперь давайте, посмотрим, в какой мере население участвует в оплате этих услуг, оставив за бортом расходы государства. Мы посмотрели платные услуги населению в части образовательных услуг, медицинских услуг и социальных услуг, предоставляемых гражданам пожилого возраста и инвалидам. Расходы населения на образовательные услуги и на медицинские услуги примерно одинаковые по своим объемам, порядка 600 миллиардов. 500 с лишним миллиардов там и тут. Общая стоимость этих услуг в тридцать раз (в 29,9 раз) превышает сумму расходов населения на социальные услуги, предоставляемые гражданам пожилого возраста и инвалидам. В 30 раз. Теперь, внимание: эти затраты один в один совпадают с затратами населения на ветеринарные услуги.

Муслим Муслимов:

То есть, отношение к животным, получается, такое же.

Рамил Хабриев:

Можно, конечно, по-другому сказать: мы к животным относимся так же хорошо, как и к пожилым.

Сейчас сумма расходов населения на ветеринарные услуги равна расходам на социальные услуги для граждан пожилого возраста и инвалидов.

Муслим Муслимов:

Но, по большому счету, хочу обратить внимание наших зрителей, что ветеринария в последнее время развивается намного быстрее, чем система помощи долговременного ухода или паллиативная помощь. Поэтому, наверное, и статистика такая. Но, в любом случае, задача медицинского сообщества – обращать на это внимание. Действительно, пример, который вы привели, заставляет задуматься.

Рамил Хабриев:

Да. Но, с другой стороны, все-таки, я бы не уравнивал отношение населения к животным и к пожилым, хоть в рублях это, что называется, один в один получается. Скорее, говорит об отсутствии соответствующей инфраструктуры. Ведь, не случайно в качестве примеров часто приводят Китай по развитию отношения к пожилым, к формированию активного долголетия. Так называемый, рынок услуг серебряного возраста в Китае – 6-8 % ВВП Китая. 6-8 % ВВП Китая – это рынок услуг пожилым людям.

Муслим Муслимов:

Интересно, какой процент у нас? Я думаю, что нет и 1 %.

Рамил Хабриев:

Нет, конечно, о чем вы говорите!

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, Институт общественного здоровья основан в 1944 году, был одним из первых научно-исследовательских учреждений, созданных тогда при Академии медицинских наук. За время существования он несколько раз менял название, но не главную задачу. Скажите, какая сейчас стоит основная задача? Чем занимается институт общественного здоровья?

Рамил Хабриев:

Безусловно, изучением общественного здоровья, раз он так называется. Названия он менял в соответствии с тем, какие поручались задачи. Надо сказать, что да, изначально он создавался в составе Академии медицинских наук. Потом был период, когда его перевели в Минздрав СССР, он был головным институтом по организации здравоохранения, ведомственным институтом. После распада Советского Союза он опять трансформировался в состав Академии уже российской, РАМН, и опять начал заниматься вопросами, связанными с изучением общественного здоровья. Это вопросы, все-таки, фундаментальные – не прикладные задачи. У нас, у Минздрава, есть аналогичный прикладной институт, который занимается подготовкой нормативных актов министерства, связанных с разработкой схем, направлений деятельности, системы отчетности и т.д.

Мы находимся сейчас в составе Министерства науки и высшего образования, которое вот-вот должно сформироваться, что позволяет нам выступать несколько с межведомственной точки зрения. Основную задачу, конечно, мы видим в определении приоритетов, где должно быть сосредоточено и сконцентрировано межведомственное взаимодействие. Не случайно я постоянно говорю о том, что должна быть смычка между Министерством здравоохранения и социального обслуживания в части оказания помощи старшим возрастным группам и Министерством просвещения в рамках оказания помощи и сохранения здоровья детского населения. В этой части мы сейчас возобновляем работу, связанную с оценкой физического развития детей. Она была напрочь забыта, а это вообще интегральный показатель, который позволит оперативно оценивать по разработанным стандартам уровень развития детей в разных регионах с учетом и национальных особенностей, и региона проживания, и т.д., и таким образом говорить о существующих факторах риска. Безусловно, факторы риска здоровью и формирование здорового образа жизни – это приоритеты деятельности института.

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, ведутся ли институтом сейчас научные разработки? Может быть, проходят защиты кандидатских или докторских диссертаций по теме, которую мы сегодня затронули на эфире? Как вы считаете, насколько эта тема актуальная для такого рода работ, в целом, для научных учреждений России?

Рамил Хабриев:

Безусловно. Относительно недавно, месяца 4-5, наверное, назад, была защищена работа соискательницей из Москвы, которая оценила эффективность работы участков, сформированных для контингента 60+. На самом деле, есть и научное обоснование таких участков, и оценка эффективности, и мы рекомендуем к внедрению. У Москвы были возможности дополнительно профинансировать создание таких участков, поскольку численность на участке уменьшается и необходимо вводить дополнительные штатные должности. Но в этой работе было обосновано, что если формируется другой участок с другой возрастной структурой, то в общероссийский норматив 1.600 человек он не должен помещаться. Он может быть и до 2.000 человек. Здесь нужен дифференцированный подход к формированию участков, не идти по пути ограничения, что именно 1.600 вынь и положи. Так не должно быть. Вот такая работа. Также сейчас соискательница, сотрудница института, завершает работу, связанную с разработкой мер по совершенствованию паллиативной помощи, выполняя ее вместе с Московским центром паллиативной помощи. Это наши последние работы.

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, я тоже подготовил для вас рояль в кустах, так скажем. Я хотел бы вам задать открытый вопрос. Если бы у вас было время в прайм-тайм на федеральных каналах, с каким бы призывом вы выступили к обществу на тему развития системы долговременного ухода?

Рамил Хабриев:

Я бы, прежде всего, выступил с призывом к самим пожилым. Не должно быть потребительской установки: ну, вот, создайте нам! Да, это нужно. Но должна поменяться психология и самих пожилых людей. Сейчас обсуждается увеличение пенсионного возраста. Там бастуют, тут бастуют и т.д. Но уже наступила объективная реальность. Вот, мне 65 лет. Я работаю и еще планирую работать. Ну, как без работы? Или поставить себе, так сказать, установку, некий краник, что завтра мне 60 лет – я выключаю все, ухожу, буду сидеть дома, без общения, без того, чтобы себя заставить встать, пойти на работу и чем-то заниматься. Но это должно быть! К примеру, мы тоже, сотрудники нашего института проводили изучение этого вопроса среди пожилых. Была сформирована репрезентативная выборка из не старших возрастных групп. Когда их спрашивают: «Вы считаете физическую активность средством продолжения активности и улучшения состояния здоровья?», почти треть отвечают: «Да, это хорошее средство». Но в то же время различные элементы физической активности сами используют менее 10 %. Или, допустим, порядка 30 % совершенно не обращают внимание на качество продуктов, на ингредиенты и т.д. Но, извините, вам не 18 лет, когда все что угодно можно есть и все перемолоть, что называется, в желудке. Еще раз говорю: прежде всего, сама психология людей должна поменяться, что хватит сидеть в домах с закрытыми окнами. Надо идти. Сейчас в городе много предложений, можно вместе собраться, заняться спортом и т.д. Конечно, я понимаю, что в наши фитнес-центры, где молоденькие девушки с огромным бюстом или накачанные ребята ходят, пожилой человек не пойдет. Даже я себя буду чувствовать неловко, может быть, среди них. Но, тогда давайте, создадим условия, для того чтобы эти люди могли туда ходить. Тот же Китай. Когда там бываешь – видишь парки, заполненные людьми, которые занимаются гимнастикой.

Муслим Муслимов:

Заполнены полностью. Причем, они в течение всего дня, и утром, и вечером, по расписанию.

Рамил Хабриев:

Да, именно так. Ну, почему у нас нельзя организовать? Проблема-то в том, что мы, забыв эту категорию людей, как будто бы не видя их, одновременно забыли, что вопросы профилактики для них гораздо важнее, чем даже среди детей, хотя мы говорим, что здоровое отношение надо формировать с молодости. Дети с молодости сформировали, а потом выросли и решили: все, мы старые, так сказать, уходим. Тут вопрос еще важнее, потому что затраты на медицинскую помощь среди старших возрастных групп гораздо выше, чем среди до 50-летних, допустим, или младше.

Муслим Муслимов:

Рамил Усманович, хочу поблагодарить вас за эфир, за ваше мнение, за то мнение, которое, однозначно, повлияет на развитие системы долговременного ухода. Надеюсь, что мы в ближайшие 5 лет, максимум, 7 лет, увидим, действительно, бум развития и будем довольны тем, что уделено правильное внимание и общества, и врачебного сообщества, и развивается система, потому что, все-таки, пожилые – это наше все, как говорится.

Рамил Хабриев:

Безусловно! Еще раз говорю, что надо с нас самих начинать, а потом и соответствующие условия появятся. Спасибо!

Муслим Муслимов:

Спасибо вам за эфир!