У близкого человека анорексия. Что делать?

 

Виктория Читлова:

Снова здравствуйте, дорогие друзья! Передача «Пси-Лекторий», я, ее ведущая, Виктория Читлова – врач-психиатр, психотерапевт. Сегодняшняя наша встреча с моими дорогими друзьями посвящена клинике и грамотной терапии нервной анорексии.

Никита Чернов:

Меня зовут Чернов Никита. Я медицинский психолог, и прежде всего курирую психосоциальную реабилитацию в Алексеевской больнице. У нас находятся разные пациенты на лечении. Это пациенты и психотического спектра, и невротического. И мы длительное время ждали, что пациентам с расстройством пищевого поведения будет уделяться необходимое внимание и будет разработан комплексный подход в лечении, который может эффективно им помочь. Без отдельного подразделения это было бы невозможно сделать. Могу от себя сказать, что расстройство пищевого поведения – это одна из моих основных тем, которой я увлечен уже длительное время, у меня был опыт и приглашения зарубежных коллег по расстройству пищевого поведения, в частности стажировка в Британии. Поэтому мы очень рады помогать таким пациентам комплексно.

Виктория Читлова:

Могу особенно подчеркнуть, что этот центр государственный, и он первый в России.

Никита Чернов:

И бесплатный для москвичей. К этой проблеме интерес у многих профессионалов, но надо было организовать комплексную помощь, потому что это не только психологическая помощь, не только помощь врачей-психиатров, это еще и огромное количество соматических сложностей, которые возникают, их надо решать. И чтобы все это собралось в одном месте, это, конечно, то, чего мы ждали очень давно.

Виктория Читлова:

То есть у Вас в штате есть реаниматологи, которые серьезные ситуации, запущенные, при анорексии помогают излечить, и эндокринологи. Кто еще?

Никита Чернов:

Диетологи, врачи-психиатры.

Мария Белякова:

Гастроэнтерологи.

Никита Чернов:

Медицинские психологи, психотерапевты.

Виктория Читлова:

А можем мы сразу немножко рассмотреть, как устроена клиника? Это стационар, амбулатория?

Никита Чернов:

У нас есть стационар на 20 коечных мест. В будущем планируется открытие дневного стационара, а также амбулаторного центра. И будет со временем реанимация. Сейчас у нас есть реанимация в Алексеевской больнице, даже несколько реанимаций, поэтому пока сложные пациенты находятся там, но в ближайшее время планируется именно отдельная реанимация. Плюс есть отдельное подразделение медицинских психологов в штате, которые занимаются психосоциальной реабилитацией на всех этапах лечения этих пациентов, начиная от стационара, заканчивая амбулаторным центром.

Виктория Читлова:

Мария, как Вы пришли к этой теме?

Мария Белякова:

Меня зовут Мария Белякова. Я руковожу нашей командой психологов. Мы все вместе в нашей клинике работаем. И для меня это тоже особенная тема, и научный интерес у меня к этой теме уже очень давно. Возможность реализовать свой интерес так, как это должно быть сделано, в командном подходе, в бригадном подходе, только сейчас подвернулась, и я очень рада. Мы с Никитой Владимировичем уже много лет обучаемся, стажируемся, ищем, стремимся к этому, и рада, что это наконец произошло.

Виктория Читлова:

Вы большие молодцы. Небольшая справка – командная работа психиатров с психологами в нашей стране долгое время не практиковалась вообще. Сейчас это очень прогрессивное направление. И то, что мы сейчас видим, в том числе и на базе Психиатрической клинической больницы №1 – это прогрессивная история. Давайте непосредственно про расстройства пищевого поведения. Мы в целом рассмотрим, что это такое, и перейдем более прицельно к теме нашей сегодняшней беседы – к анорексии. Что входит в расстройства пищевого поведения?

Мария Белякова:

Расстройства пищевого поведения, особенно те, которые требуют стационарного лечения. Прежде всего, речь идет о нервной анорексии и нервной булимии. И спектр между ними, когда к нервной анорексии присоединяются симптомы нервной булимии.

Если мы говорим только про анорексию, то это чрезвычайная озабоченность худобой, которая достигает пугающих масштабов. То есть среди всех психических расстройств, психических заболеваний это то заболевание, у которого самый высокий уровень смертности и который наиболее сложно поддается лечению.

Виктория Читлова:

Даже больше, чем суициды при депрессивных состояниях?

Мария Белякова:

Да. До 20 процентов пациентов с расстройствами пищевого поведения. Это суицидальное поведение – от этого гибнут. А второй момент, что это просто по соматическим последствиям, последствия крайнего истощения, кахексии – это вторая причина смертности при нервной анорексии. То есть это не только классические крайне худые и истощенные. Например, если это анорексия, которая протекает вместе с приступами очищения, то это еще и негативные последствия этого очищения. Это нарушение работы желудочно-кишечного тракта. Все это тоже складывается в картинку, которая увеличивает риски гибели при таких заболеваниях.

Виктория Читлова:

Может быть, Никита нам расскажет более детально о том, как это все начинается, как это выглядит, и не только для самого пациента, но и как это смотрится со стороны для его самого близкого окружения.

Никита Чернов:

В психических расстройствах сейчас принято рассматривать биопсихосоциальную модель, также в нервной анорексии есть некая генетическая предрасположенность – набор генов, которые активизируются под воздействием факторов. Это могут быть семейные факторы. Это могут быть социальные факторы. Социальный фактор очень существенный, потому что общество культивирует достижения, успехи, конкурировать с окружающими. СМИ культивируют идею худобы, что необходимо быть привлекательным, нравиться окружающим. Плюс к личностным особенностям можно отнести перфекционизм, сложности с регуляцией эмоций. И это заболевание начинает расширяться в психике человека, затрагивать его личность, качество жизни, его отношений. Как Мария и сказала, это, прежде всего, озабоченность своей внешностью, это сильнейший страх поправиться, когда уже начинает падение веса, нарушение образа тела.

Виктория Читлова:

Что это такое? Давайте раскроем тему.

Никита Чернов:

Это когда восприятие нарушено, субъективно нарушается представление человека о том, как он выглядит. Девушка с нервной анорексией, которая весит 33 килограмма, может воспринимать себя совершенно в другом весе. Это и называется «нарушение образа тела». Человек болеет, постоянно мышление сконцентрировано на еде, на подсчете калорий, на своей внешности, на том, что страшно поправиться. К этому присоединяются депрессивные переживания.

Девушка с нервной анорексией, которая весит 33 килограмма, может воспринимать себя совершенно в другом весе. Это и называется «нарушение образа тела».

Вообще, нервная анорексия редко бывает в чистом виде. Обычно она сопровождается аффективными расстройствами. Приводит к определенной изоляции, к одиночеству, к невозможности полноценно выполнять деятельность, к конфликтам со своими окружающими. И самое главное, что девушки, которые страдают нервной анорексией, в основном имеют слабую мотивацию к изменениям. То есть какая-то часть внутри понимает, что похудели, и чувствуют соматические осложнения, но сильнейший страх поправиться заставляет их сопротивляться любым изменениям, поэтому первый этап – это всегда работа с мотивацией.

Для окружающих здесь сложная ситуация, потому что у нас очень мало информации и просвещения в отношении расстройств пищевого поведения, поэтому часто падение веса со стороны родителей воспринимается, как некое желание следовать тренду: выглядеть красивым, здоровым. И упускается вот этот период, когда девушка начинает сильно худеть, и она действительно находится в плену психического расстройства. И часто, когда уже обращают на это внимание, становится очень поздно, болезнь может приобрести хроническую форму и требовать еще большего внимания.

Виктория Читлова:

Есть какие-то особенности в поведении у девушки, помимо склонности к тому, чтобы похудеть, может быть, есть особенности, которые важно знать близким для распознавания состояния?

Мария Белякова:

Те наблюдаемые признаки, которые видны, можно разделить на поведенческие и эмоциональные. Еще раз повторюсь, что почти у 100 процентов подобных девушек депрессия. И депрессия видна, девушка становится более печальной, более тревожной, раздражительной, особенно, когда речь идет про еду и питание, это может вызывать большой эмоциональный заряд, тогда как все остальное постепенно начинает тускнеть. И еще одной заряженной темой остается успешность и достижения. Они умудряются даже в этих 35 килограммах работать, учиться и двигаться.

Виктория Читлова:

То есть перфекционизм касается не только достижения цели похудеть, а экстраполируется, то есть распространяется и на другие вехи..

Никита Чернов:

Часто это является одним из факторов, на чем вырастает расстройство пищевого поведения.

Мария Белякова:

Вырастает и поддерживается, что очень важно. То есть это и причина, и условие, при котором это развивается.

Виктория Читлова:

Откуда берется этот перфекционизм?

Мария Белякова:

Мы все живем в культуре, которая это провоцирует. Есть ли среди нас люди без перфекционизма? Я боюсь, что уже нет. И очень часто это же одобряемое поведение: быть успешной, быть самой лучшей, самой красивой, самой общительной, самой популярной. А что в этом плохого? И это очень мощно поддерживается. Любому родителю хочется, чтобы его ребенок был успешный. Когда его ребенок сам заявляет это, почему это должно настораживать?

Виктория Читлова:

Это только роль социума, которая транслируется извне, или еще и вклад семейного окружения? Как формируется?

Никита Чернов:

С одной стороны, есть культуральное. Мы все равно существа во многом социальные и транслируем своим детям определенные установки социума, убеждения в отношении жизни. И сам по себе наш мозг так устроен, что он обладает способностью связывать оценочные суждения, то есть с детства ребенок впитывает разные символы, знаки. И для того, чтобы не быть перфекционизму, нужно, чтобы в голове исчезли все суждения в отношении оценки. Но это же невозможно, поэтому в каком-то смысле оценочность суждений, а также самокритика, которая может возникать у человека, уже заложена эволюцией, с тем, что наш разум таким образом развивается.

Мария Белякова:

Второй момент – общественный формат, чтобы следить за собой, быть недовольной своей внешностью – это современная норма. Норма в определенном возрасте говорить: «Ой, что-то я поправилась», «Ой, а ты так классно похудела». Это абсолютно нормальная тема для обсуждения и в школьном окружении, и дома, то есть очень часто сами родители требовательны к своему внешнему виду и к тому, как они выглядят в глазах других, то есть такая озабоченность – это нормально.

Виктория Читлова:

А где же грань? Одно дело, когда девушка стремится похудеть или выглядеть стройной и соответствовать стандартам красоты. А когда уже родителям бить тревогу? Потому что если сейчас наши дорогие родители молодого поколения послушают нас и решат, что это все, уже риск того, что у детей будет нервная анорексия, то мы таким образом можем даже навредить.

Никита Чернов:

Ключевой симптом – это падение веса, которое становится ниже необходимого для поддержания нормального функционирования. Человек может быть с высоким уровнем самокритики, перфекционизмом, но, на самом деле, «нервная анорексия» ставится прежде всего при падении веса, когда человек уже самостоятельно не в состоянии его удерживать либо целенаправленно делает набор действий, которые заставляют вес падать. При этом теряется критика к состоянию.

Ключевой симптом – это падение веса, которое становится ниже необходимого для поддержания нормального функционирования.

Мария Белякова:

Еще очень важный момент, когда эта деятельность захватывает все остальные области жизни, когда из-за переживаний, связанных с весом и едой, ребенок выпадает из домашних обедов, стремится есть одна, отказывается от каких-то продуктов. Она постепенно изолируется, не хочет общаться с друзьями, ей все сложнее и сложнее учиться, и мы видим депрессивное нарастание. То есть когда эта история из общепринятой становится доминирующей в жизни, вот тогда надо бить тревогу.

Виктория Читлова:

Долгое время нервная анорексия считалась в головах психиатров чисто психиатрической серьезной патологией. И в нашей практике очень часто мы сталкивались со случаями, где было сложно отличить: пациент в депрессии или уже в бреду, потому что он относится без критики к своему состоянию, в зеркало смотрит – там очень худая девушка, а ей кажется, что она полная. Как с этим быть?

Никита Чернов:

К сожалению, надо признать, что большинство психиатров старой закалки, и болезнь воспринималась, как биологическая модель, игнорировалась биопсихосоциальная основа. Я очень рад, что в нашей больнице благодаря Георгию Петровичу мы стремимся к современному пониманию психических расстройств.

Как психологи могут в этом помогать? У нас есть диагностика, так называемая патопсихологическая, где мы смотрим когнитивные процессы, которые у пациентов с расстройствами пищевого поведения отличаются от пациентов с шизофренией.

Виктория Читлова:

Потому что анорексия может мимикрировать при шизофрении.

Никита Чернов:

А падение веса может происходить на фоне бредового расстройства, и человек находится в психозе. Мы очень тщательно наблюдаем, оцениваем состояние, делаем различного рода диагностику, которая позволяет нам разделить два этих расстройства.

Мария Белякова:

Хорошая новость в том, что когда происходит набор веса, неважно, какими методами, реанимационными или она сама начинает все-таки этот вес набирать, мышление выравнивается. И вот это то, что как раз очень сильно пугает.

Виктория Читлова:

То есть казалось необратимым.

Мария Белякова:

Оно меняется постепенно, и человек приходит в себя.

Никита Чернов:

Современные исследования показывают, что соматические депривации падения веса приводят к определенным нарушениям на когнитивных уровнях. И раньше как психиатры смотрели? То есть человек уже при смерти, ему говоришь: «Ты умрешь, тебе надо поправиться». А она невосприимчива к информации. Но сейчас отмечают, что это происходит из-за других процессов.

Мария Белякова:

Страдает даже кора. Есть современные исследования, проводящие, которые показывают, что происходит уже на биологическом уровне с нервной системой, как она меняется при сильном истощении. То есть серьезное изменение когнитивной функции налицо.

Виктория Читлова:

Очередной пример тому, что психика отражается на функциях организма и функции организма отражаются на психике. Раньше мы чисто культурально отличали функции мозга, или даже психики, или вообще душу как таковую от организма в целом. Сейчас мы на это смотрим гораздо более комплексно. Какова же роль семьи в формировании этого состояния?

Никита Чернов:

Существуют некие семейные аспекты, которые могут быть мощным толчком для развития расстройств пищевого поведения, но нам кажется, что не так важно сейчас про них говорить, сколько о том, что делать, когда это уже произошло. Любое заболевание складывается из совокупности факторов, и что там на передний план выходило, уже нам зачастую сложно понять.

Мария Белякова:

Универсальный совет, который я даю всем семьям, с чем бы ни приходили: будьте внимательны, сохраняйте эмоциональный контакт со своим ребенком.

Виктория Читлова:

А мы можем дать такой совет – быть помягче, чтобы не формировать чувство долженствования, контроля, когда родители очень строгие?

Никита Чернов:

Нам всегда нужно видеть контекст. Есть уже в форме анекдота. Как-то у меня была группа родителей, и они спрашивали: «А как правильно воспитывать ребенка? Если ты его будешь сильно любить, у него будет психическая травма?» Я говорю: «Будет». «А если его не любить, будет психическая травма?» – «Будет». «А если на него давить, будет психическая травма?» – «Будет». – «А если не давить, будет?» Я говорю: «Будет». Они говорят: «А что же делать?» – «Ничего. Они вырастут и будут ходить к нам». То есть всегда есть контекст. Нужно очень много вкладывать в ребенка, в его интеллектуальное развитие, в его эмоциональное развитие. Нужно удерживать с ним эмоциональный контакт, привязанность и быть чуткими, внимательными, уметь осознавать его потребности и не терять этот контакт.

Один из аспектов, что происходит между родителями и их ребенком, это потеря контакта, или родитель не совсем понимает, что происходит. Вот у нас это одна из ключевых проблем. Мы ведь работаем комплексно. Мы работаем не только с самим пациентом, мы работаем с его семьей. И все современные исследования демонстрируют о том, что роль семьи колоссальна в выздоровлении. Мало того, в 90 процентах если мы не подключим членов семьи, то, скорее всего, и лечение неудачно пройдет. И если говорить про современную психотерапию, то семейные подходы сейчас являются даже в плане исследования более эффективными. Конечно, идеально вместе сочетать, но семья действительно очень важна. И первое, что необходимо семье, это увидеть и понять, что проблема существует.

Первое, что необходимо семье, это увидеть и понять, что проблема существует.

Виктория Читлова:

Увидели и поняли. Что дальше?

Никита Чернов:

Это очень сложно, на самом деле, увидеть и осознать, понимать специфику проблемы. С другой стороны, нужно преодолеть свои эмоциональные реакции на проблему, потому что часто родители, когда сталкиваются с тем, что ребенок начинает болеть, и не могут никакого на него оказать влияния, выбирают эмоционально-поведенческие стратегии, насильно пытаются давить на ребенка.

Виктория Читлова:

Чтобы ел?

Никита Чернов:

Чтобы ел, что в конечном итоге еще больше ведет к утрате контакта. Либо отрицать проблему, потому что ее очень страшно осознать. Надо столкнуться со своими болезненными переживаниями и встать на путь помощи. Часто родители не выдерживают этого и пытаются закрывать глаза.

Мария Белякова:

Есть другие стратегии – напугаться так, что остановить вообще всю жизнь и заниматься только волнениями вокруг этого, уговорами. Не угрозами, а мягкостью: «Ну поешь». Может достигать того, что у ребенка может формироваться отдельная кухня, отдельное расписание, чтобы она ела отдельно, лишь бы ела. Специальные продукты покупаются только для нее. И это тоже работает, к сожалению, как подкрепление.

Никита Чернов:

Такое потакание болезни.

Мария Белякова:

Это не специально. Это делается из самых лучших побуждений.

Виктория Читлова:

Какое-то созависимое поведение.

Никита Чернов:

Либо полностью уход в эмоции, переживания, скандалы, истерики, что не идет на пользу. И наша задача – работать с родителями и вырабатывать ту стратегию, которая может помогать.

Виктория Читлова:

А можно сказать, что в этой ситуации вскрывается какой-то конфликт внутри семьи, который послужил причиной этих состояний?

Мария Белякова:

Может быть, но когда это начинается, этот конфликт уже не столь важен, потому что то, что произошло, это уже то, чем надо заниматься, семейная работа. Но первый этап – это создание экспертной позиции у родителей, чтобы они понимали, что делать. Потому что нужно понимать, зачем я сейчас должен сдерживать свою тревогу или свое волнение за ребенка, мое стремление его опекать или наорать на него. То есть в том момент, когда это уже начинается, надо уже просто собираться и учиться быть с этим ребенком так, чтобы ее состояние не ухудшалось, а улучшалось.

Виктория Читлова:

А есть разница между восприятием состояния ребенка в анорексии папами, мамами?

Никита Чернов:

По нашим наблюдениям, мужчинам свойственно отрицать проблему. Это не только, кстати, у пациентов с расстройствами пищевого поведения, и с другими расстройствами. У нас, например, есть психообразование для родственников. Прежде всего приходят женщины. Бывает, приходят мужчины. Мы им очень благодарны за их зрелость, за их включенность, за их желание понимать своего ребенка. Но часто стратегия, которую выбирают отцы-родители, – это отрицание. А женщина, наоборот, чрезмерно включается.

Мария Белякова:

И оно касается не только расстройств пищевого поведения, достаточно часто отцы больше исключены. Матери приходится уходить с работы, чтобы следить за тем, чтобы дочка кушала хоть что-то.

Виктория Читлова:

То есть вся семья вовлечена.

Мария Белякова:

При расстройстве пищевого поведения страдает вся семья, то есть это огромная трагедия семейного масштаба.

Виктория Читлова:

Давайте обсудим, что же нужно сделать в контексте семьи, чтобы человеку, попавшему в эту угрожающую жизни ситуацию, помочь?

Никита Чернов:

Во-первых, максимально обратиться к специалистам, которые могут оказать эту помощь. Не пытаться справиться с ней самостоятельно, в одиночестве, часто семья изолируется в этой проблеме, а максимально искать информацию, обращаться к специалистам.

Виктория Читлова:

Как при алкоголизме?

Никита Чернов:

Да. И полностью включать ресурс своей семьи на то, чтобы помочь и обратиться к квалифицированным специалистам, потому что зачастую расстройства пищевого поведения побороть самостоятельно очень сложно. Безусловно, бывают исключения, но лучше не рисковать, потому что в конечном итоге это может привести к колоссальным болезненным последствиям. Например, в нашей клинике есть целая реабилитационная программа для семьи и родственников, которая в себя включает, с одной стороны, психообразование, а с другой стороны, тренинг управлением.

Мария Белякова:

Обучаем навыкам, как им управлять.

Никита Чернов:

Как мотивировать, как питаться вместе.

Виктория Читлова:

Что Вы советуете родителям? Как мотивировать? Как питаться?

Никита Чернов:

Формировать у себя поддерживающую позицию, не впадать в аффекты, уметь правильно выражать свои мысли, уметь давать эмоциональные потребности своему ребенку, не потакать его болезненному поведению. Быть четким и ясным в своих определенных посланиях.

Виктория Читлова:

Держать линию.

Никита Чернов:

Держать определенную линию. Мотивировать. Не отпускать, не игнорировать, когда идут пропуски в еде. И работать над тем, чтобы вернуть эмоциональный контакт. Кроме того, у нас есть семейные консультации, где мы встречаемся со всей семьей, чтобы сначала понять, как нам справляться коллективно с болезнью, постепенно включать родителей, потому что мы же не можем держать вечно пациента. Поэтому он выходит, и нельзя сказать, что он выздоровел и после стационара у него ушли острые состояния. Мы, скорее всего, доводим его до определенного веса, но потом работа продолжается. Если родители не включаются, не становятся нашими помощниками, союзниками, то у пациентки может опять начать падать вес. И для того, чтобы этого не произошло, родитель должен быть подготовлен. Конечно, уже на поздних этапах мы можем работать над теми семейными сложностями, которые есть в этой семье: почему они возникали, какие есть структурные конфликты, проблемы иерархии, неспособности выражать свои эмоции. Но прежде всего мы сначала включаем семью, для того чтобы поддерживать нормальный вес.

Виктория Читлова:

Мы обсудили в некотором виде, как с семьей работается, но очень хотелось бы узнать структуру, как выглядит лечение: этапность вовлечения пациента, семьи, в какой последовательности. Как это происходит в Вашем центре?

Мария Белякова:

Это происходит одновременно, потому что времени не очень много.

Виктория Читлова:

Вы имеете в виду, времени немного для стационара?

Мария Белякова:

Для обучения всему, что им надо узнать и научить навыкам, то есть не просто дать какую-то брошюрку почитать, а еще и отработать все навыки. И вообще дать время, потому что это тоже изменение. Пациентка поступает в стационар, она получает диагностику, достаточно обширную со всех сторон, получает индивидуальное консультирование.

Родственники параллельно этому в хорошем контакте со всеми нами находятся, со всей командой. Им разъясняется полностью весь масштаб происходящего, и что могло в их поведении поддерживать, как это можно изменить. Они погружаются в психообразовательный момент, понимают, с чем они столкнулись, и как это проявляется в поведении дочери. И есть две конкретно группы: психообразование для родственников и группа навыков, где обучаются очень конкретно: как говорить, как поддерживать ребенка, конфронтируя с болезненным поведением.

Никита Чернов:

Особенность нашей клиники – это более профессиональный подход в том, что в реабилитации участвуют все: и врачи-психиатры, и медицинские сестры, потому что коллективно занимая единую позицию мы можем помочь пациентам. Во всем мировом научном сообществе считают, что при нервной анорексии психотерапия является одним из доказанных и ключевых моментов лечения. Мало того, во многих европейских странах даже медикаментозное лечение в полное мере считается слабо доказуемым, какие препараты действительно должны влиять. А без психотерапии мы здесь справиться не можем, поэтому очень хорошо, что и наши врачи, и наша команда понимает, и все включены в реабилитацию.

Виктория Читлова:

А есть такое, что Вы создаете особые условия внутри стационара? Вырабатывается отношение к еде, диетологи прорабатывают программы?

Мария Белякова:

Да, у нас тоже обязательно эта работа проводится. Режим очень особенный и непростой, потому что, во-первых, это очень четкий режим питания, которое часто достаточно невкусное, особенно если болезнь зашла далеко, и очень многие вещи просто нельзя. Это не значит, что ты с первого дня должна есть все, что едят все остальные люди.

Виктория Читлова:

Но пациенты не изолированы? Они общаются с родными?

Мария Белякова:

Конечно.

Виктория Читлова:

Они могут выходить?

Мария Белякова:

Конечно. У них есть режим прогулок, режим встреч с родственниками. Они с ними взаимодействуют на семейных консультациях, которые сразу начинаются. Внутри отделения особый режим не просто питания, но и посещения туалета и душа, чтобы предотвратить очистительное поведение.

Никита Чернов:

Это, кстати, ключевая проблема, потому что чтобы по-настоящему помогать, нужно, чтобы было специализированное подразделение, изолированное, то есть эти пациенты не должны находиться в обычных отделениях, потому что там существует режим, существуют особенности питания, особенности коммуникаций, взаимодействия и, прежде всего, командный подход, в который входит большое количество врачей и психологов. Только таким путем этим пациентам по-настоящему можно помочь.

Виктория Читлова:

Ваша команда обучена, и в какой парадигме коллектив себя держит? Когнитивно-поведенческая терапия? Принятие ответственности?

Никита Чернов:

На самом деле, нельзя сказать, что к какому-то конкретно подходу. Другое дело, что все эти подходы научно обоснованные. Для расстройств пищевого поведения практически в любом подходе есть свои отдельные протоколы. Но я могу сказать, что мы еще акцент делаем на групповые процессы. У нас есть группы регуляции эмоций, группы работы со стыдом и самокритикой, группы с нарушением образа тела и межличностного взаимодействия, диетические группы, психообразование. И даже работа с когнитивным сужением, нейрокогнитивной ремедиацией для пациентов с расстройством пищевого поведения.

Виктория Читлова:

Я слышала о социальном проекте под названием «Рацион жизни». Пожалуйста, расскажите про него.

Никита Чернов:

Мы его еще открыто не анонсируем, потому что мы понимаем, что это огромная комплексная проблема. Поэтому на базе нашей больницы будет существовать социальный проект, который будет оказывать информационно-просветительскую поддержку населению в вопросах расстройств пищевого поведения, потому что важно об этом говорить. Если никто об этом не будет говорить, никто не будет предоставлять правильную информацию, мы никогда не сможем сдвинуться с точки, и расстройство пищевого поведения будет восприниматься обществом, как некая причуда, либо, наоборот, одобряться и поддерживаться. Поэтому кроме лекций мы будем делать открытые семинары, в том числе и для специалистов. Если нас сюда будут приглашать, мы с удовольствием будем приезжать, для того чтобы говорить о расстройствах пищевого поведения, потому что мы должны это делать, это в каком-то смысле наш долг перед нашими пациентами.

Виктория Читлова:

Дорогие коллеги, я надеюсь, наш сегодняшний эфир тому поспособствует. Мне хотелось бы резюмировать. Итак, нервная анорексия, которой мы сегодня посвятили нашу встречу, – это серьезное психическое расстройство, которое вовлекает весь организм. У него есть особые психологические базы в формировании, и такие же психологические важные вехи должны быть учтены при лечении нервной анорексии. Мои дорогие коллеги из Психиатрической клинической больницы №1 под руководством Георгия Петровича Костюка занимаются этим прицельно в Центре лечения расстройств пищевого поведения. Дорогие мои коллеги, что бы вы пожелали нашим зрителям?

Никита Чернов:

Я, конечно, желаю, чтобы никогда мы не болели. Но жизнь складывается так, что иногда мы заболеваем, и наши близкие заболевают, чтобы вы не отчаивались, искали помощи, в Москве сейчас можно найти эту помощь, и не боялись никогда обращаться к нам, потому что мы для этого и существуем.

Мария Белякова:

Я присоединяюсь к пожеланиям Никиты Владимировича: никому не сталкиваться. Но раз столкнулись, решимости обратиться за помощью и полностью включиться в нее.

Виктория Читлова:

Спасибо огромное, дорогие мои коллеги и друзья. Дорогие слушатели и зрители, будьте здоровы и осведомлены! Всего доброго! До свидания.