Современная арт-терапия в практике детских психологов
Психология
Татьяна Моисеева:
С вами программа «Здоровое детство». Её ведущие — я, Татьяна Моисеева и Мария Рулик. Сегодня в нашей студии гость Пшибиева Диана Мартиновна, медицинский психолог и психолог-консультант. Тема сегодняшней нашей передачи: «Современная арт-терапия в практике детских психологов».
Для начала давайте разберемся, что такое арт-терапия вообще?
Диана Пшибиева:
Простыми словами арт-терапия - это лечение посредством искусства в любом его проявлении.
Мария Рулик:
Всегда лечение?
Диана Пшибиева:
Да, это своеобразная терапии.
Мария Рулик:
Готовясь к передаче, я почитала статьи тех, кто практикует этот метод, и родители что-то спрашивают. Очень частый вопрос: арт-терапия - это раскрашивание черно-белых картинок с целью успокоения нервов. Ты заходишь в любой книжный магазин, лежат они стопками, и детские ― с мотивами известных фильмов, мультиков, и взрослые — птички, животные, котики. Тоже очень любимая тема, котики, видимо, сами по себе нервы успокаивают. Это и есть арт-терапия? Потому что для большинства пользователей она выглядит так, или это что-то другое, что-то более обширное?
Диана Пшибиева:
С точки зрения бытовой психологии, безусловно – котики, мимими, и родители свободны, и дети радуются, раскрашивают; это больше бытовой взгляд. Конечно, с научной точки зрения это не та самая, настоящая арт-терапия.
Мария Рулик:
Что тогда входит в понятие арт-терапии? Насколько я понимаю, это не вообще искусство, не обязательно только раскрашивание, а любые другие виды искусства, в том числе и театральное, и лепка, и работа с песком, особенно, если речь идет о совсем маленьких малышах, пальчиковые краски – тоже искусство, отчасти. То есть не только рисовать и раскрашивать что-то. Что в это понимание входит?
Диана Пшибиева:
Конечно, подспудно арт-терапия - это всё, что связано с искусством. Рассматривание картин – это пассивное восприятие, так называемое, когда мы воспринимаем уже готовое произведение искусства, музыку, картины. С точки зрения активного вмешательства - это и песочная терапия, и всевозможные сказкотерапия, рисунки, естественно, лепка. Лепка ― вообще один из самых глубоких методов, то есть углубленная терапия. Но отличительной особенностью арт-терапии в психологии является то, что это не просто взаимодействие человека и объекта искусства, а то, что оно происходит с мониторингом специалиста.
Татьяна Моисеева:
Специалиста именно психолога? Какая цель арт-терапии: она используется как монотерапия, как комплексная терапия?
Диана Пшибиева:
Она, безусловно, должна происходить под присмотром специалиста психолога, и дальше уже может быть как дополнительная опция, как совершенно самостоятельное направление.
Татьяна Моисеева:
А цель - успокоение, или что?
Мария Рулик:
Какие цели преследует? Это всегда лечение или иногда диагностика чего-то? Для чего используется арт-терапия?
Диана Пшибиева:
Как правило, арт-терапия помогает раскрыть эмоционально-личностную сферу человека, мотивационную, когда трудно, особенно в работе с подростками. Очень показательный пример: человеку 13-14 лет, ему трудно сесть и поговорить с глазу на глаз даже с психологом о волнующих его проблемах. Иногда просишь что-то нарисовать, и он рисует, напрямую изображает свою проблему. Как правило, для него это является новостью.
Татьяна Моисеева:
Приведите нам пример, просто чтобы мы более понимали, наглядный пример. Какая проблема и что подросток может нарисовать?
Мария Рулик:
То есть как диагностика, в данном случае арт-терапия используется как диагностика проблемы, какие проблемы испытывает ребёнок, подросток. Что они рисуют? Действительно интересно.
Диана Пшибиева:
Например, есть трудности в семейных взаимоотношениях, и, как правило, подросток хочет сепарации, он хочет сепарироваться. Он может говорить, что у него все в порядке, прекрасные отношения с мамой, мама при этом может предъявить запрос психологу, что ребёнок не слушается, нет никакого эмоционального контакта. Ребенок уже подросток, всё отрицает, и рисует, допустим, дерево и дом вдалеке. В доме живут люди, а я, мы уже знаем, что дерево – это ассоциация с самим собой.
Татьяна Моисеева:
Почему мы так знаем? Мне кажется, я в детстве всегда рисовала рисунки, на которых где-то домик, где-то деревья. По-моему, стандартные рисунки, которые рисуют дети.
Диана Пшибиева:
Мы знаем теоретически, что это так. Мы даем ему тему: нарисуй дерево. Мы не просим нарисовать дом, а ребенок рисует дом отдельно, как символ очага, и дерево, что оно растет отдельно. Дальше уже тонкости плана интерпретации. Всю интерпретацию нужно обсуждать с самим человеком. Чудеса в арт-терапии начинаются в процессе обсуждения, когда специалист задаёт вопросы, и человек сам для себя раскрывает неведомые ему ответы.
Татьяна Моисеева:
Это подростки, а если чуть моложе? К примеру, 7-8 лет, школьники. Что рисуют школьники?
Диана Пшибиева:
Рисунок с младшими школьниками тоже очень хороший метод. С ними очень хорошо работает в игровой форме песочная терапия, как метод арт-терапии. Они проигрывают эмоции. Они в режиме сказки всё показывают, все сюжеты. Процесс тоже очень самодостаточный, самостоятельный. Тут как раз очень важно, чтобы специалист всё направлял, чтобы он не дал, например, страху стать еще сильнее, агрессии стать еще агрессивнее, более в процессе игры. Чуткий специалист должен в этот момент вмешаться и сказать: «А сейчас, наверное, произойдет что-то...», направлять. Тут есть директивный момент, когда мы говорим: «А сейчас это случится...», а есть момент недирективный, когда ребенок сам, мы лишь чуть-чуть вносим позитив, а он сам уже меняет сценарий на более позитивный.
Татьяна Моисеева:
Сейчас немного отступлю. Интересно ― сказки, игра с песком, с рисунками… А если дети в домашних условиях играют в ролевые игры? Они же играют со своими куклами, с Барби или с другими, там можно увидеть, что что-то не так, например, какой-то звоночек, зацепиться за что-то? Можно ли родителю дома понять, глядя на игру ребенка, что ему надо к психологу?
Мария Рулик:
Если папа бьёт маму-Барби, то, наверное, им пора к психологу.
Татьяна Моисеева:
Есть ли некие знаки для родителей, чтобы понять, что нам пора к психологу?
Диана Пшибиева:
Конечно, игра — первый маркер того, как благополучно или не благополучно чувствует себя ребенок. Если ребенок бежит по улице и бьет куклу обо все качели и углы, не хочет играть с другими детьми ― это игра, которая должна насторожить. Я условно говорю, я, конечно, утрирую. Про Барби и Кена тоже очень индивидуально, нужно смотреть, насколько систематически повторяется сюжет. Не будем сейчас все страхи озвучивать.
Мария Рулик:
Тут главное, чтобы папа не подсмотрел, как играют дети, иначе потом могут возникнуть вопросы к маме.
Диана Пшибиева:
Проекция родителей, да. Может, потом к семейному психологу придётся пойти уже родителям.
Мария Рулик:
Спасать семейные отношения. Папа пришёл посмотреть, как дети играют, а ты ему сначала раз — раскрасочку: ты сначала успокойся, а потом расскажу, тебе что у нас произошло.
Татьяна Моисеева:
Вообще, психология – потрясающая тема.
Мария Рулик:
На самом деле, как оценивать результаты того или иного действия ребёнка — очень серьёзный вопрос. Вы несколько раз повторили, что интерпретацию того, что происходит, того же рисунка, того, что ребёнок говорит и делает, обязательно должен делать грамотный специалист. Я, например, имела крайне негативный опыт общения с психологом в детском саду, потому что слышала: «Ваш ребёнок рисует только черным карандашом, мы все умрём, у него нет цветов», и так далее. Повсеместно мы слышим некие стандартные, назовём их клише, которыми оперируют не очень грамотные специалисты.
Татьяна Моисеева:
У кого-то просто нет цветных карандашей.
Мария Рулик:
Во-первых, так. Во-вторых, между прочим, мальчишки вообще склонны к тому, чтобы рисовать чем-то одним, моно. Неважно, он может взять один цвет из того, что есть, или ручку. Мальчишки склонны рисовать моно-картинки, именно чем-то одним, им важнее линии, важнее сюжет, чтобы было прямо, чётко. Я по своему сыну поняла, что создать сюжет для него важнее, чем сделать красоту; для девочки сделать красоту важнее, чем сюжетная линия. Поэтому у него в процессе рисунка война уже пошла, уже и мертвые появились, взрывы...
Татьяна Моисеева:
…а красного цвета всё нет.
Мария Рулик:
Нет, потому что он рисует сюжет, он не рисует картинку, которую ты потом поставишь за стеклом. Это разные вещи. Я уже не говорю о требовании психологов в детском саду отобрать у ребенка любимую игрушку, потому что иначе у него руки заняты. У двухлетнего ребенка отобрать!
Татьяна Моисеева:
Но воспитатели же, наоборот, особенно в начале, просят брать с собой игрушки, чтобы детям было проще, спокойнее.
Мария Рулик:
Поэтому расскажите, пожалуйста, что должны знать родители, прежде чем обратиться за помощью, арт-терапией, о том, к кому они идут. Всё-таки, специалисты разные. Что за образование должно быть у человека, на что стоит обратить внимание? Чтобы не было такого, что человек обратился за помощью, а в результате получил не совсем грамотную адаптацию того, что он желал и какой запрос у него был. Как родителям не растеряться, куда идти?
Диана Пшибиева:
Спасибо, очень хороший вопрос. Конечно, должен быть человек с высшим психологическим образованием, и лучше, чтобы клинический психолог.
Мария Рулик:
То есть не человек, который прошел курсы, три раза заплатил, повысил свою подготовленность?
Татьяна Моисеева:
Ординатура, я правильно понимаю?
Диана Пшибиева:
Клинический психолог - не всегда врач, это 5-6 лет высшего классического образования. Может быть гуманитарный институт, может быть медицинский. Далее мы сами доучиваемся по разным направлениям. Действительно, это не человек, который закончил, например, экономический ВУЗ и выучился арт-терапии.
Мария Рулик:
Кстати, готовясь к передаче, я видела очень много курсов.
Татьяна Моисеева:
То есть мы, в принципе, можем тоже закончить курсы, и пожалуйста?
Мария Рулик:
Это обычно используется в развивающих центрах, где деток готовят и к тому, и к тому, там и танцы у нас, и это, и то. Там появляется педагог, который пошел, поучился. Возможно, он прекрасный человек, может быть, он даже отличный педагог, но он не имеет опыта, чтобы понять, что действительно происходит с ребенком. Опыт и знания надо наработать, потому что одно дело –обучать, другое дело - увидеть в ребенке серьезную проблему и помочь её скорректировать.
Диана Пшибиева:
Конечно, должны быть навыки, во-первых, общения, то есть изначально должна быть практика.
Мария Рулик:
Не с каждым ребёнком ты сможешь еще и контакт найти.
Диана Пшибиева:
...закономерности развития ребёнка. Может быть много энтузиазма в глазах, любви к детям, опыт работы воспитателем, и удостоверение по арт-терапии - всё очень здорово. Но важно, чтобы ещё был документ о высшем психологическом образовании.
Татьяна Моисеева:
Давайте, вернемся к теме. Мне интересно, что диагностирует арт-терапия? Про поведенческие отклонения мы более-менее поняли, о чем речь. Удается ли нам выяснить непосредственно с помощью арт-терапии наличие заболевания, возможно, психиатрического или психологического, где диагноз ставится? Где звучит диагноз.
Диана Пшибиева:
Напрямую арт-терапия не является диагностическим методом, это метод наполовину проективный, наполовину терапевтический. Если и диагностика, то лишь небольшая часть, в среднем, 5-я, 10-я часть. Сначала мы используем надежные опросники, валидные, а в конце, уже как дополнительный метод, используем приёмы арт-терапии.
Татьяна Моисеева:
Тогда что лечим, какие диагнозы?
Диана Пшибиева:
Потом уже на терапии ни в чём себе не отказываем. Точнее, я чересчур оптимистично сказала «ни в чем себе не отказываем». С острыми состояниями, с психозами некоторые методы арт-терапии лучше не применять, иначе можно запустить эмоциональные реакции, которые мы потом закроем только с помощью...
Татьяна Моисеева:
Например?
Диана Пшибиева:
Например, что не желательно. Это буквально в методике, очень тонкий момент. Может быть, допустим, рисование на стекле, оно очень эмоционально отзывается. То есть всё, любой метод, который очень глубоко затрагивает страхи, если он касается не проработанных, глубоких, даже больше психоаналитических проблем, то их лучше отложить.
Мария Рулик:
Тут не совсем понятно, что лечит, что не лечит. Давайте, так: с какими заболеваниями или сложностями, особенностями детей стоит попробовать арт-терапию? Гипервозбудимость или, допустим, аутичный спектр, или какие-то именно особенности?
Диана Пшибиева:
Аутоподобные черты – точно да. Наверное, все видели девочку, которой около 5 лет, фантастические картины рисует и создает.
Мария Рулик:
Да–да–да, она очень удивительно чувствует краски. Аутизм, девочка не особо и говорит, она не контактная.
Татьяна Моисеева:
Зато она гениальный художник.
Мария Рулик:
У этого гениального художника гениальные родители, которые увидели, разглядели и помогли. У нее мама сама художник, поэтому она, видимо, что-то почувствовала в своем ребенке. Как быть другим, им стоит несколько вариантов попробовать или обратиться к специалисту, и он подберет? Арт-терапия – было бы здорово, наверное, рисовать? Или лучше поговорить сначала со специалистом, который по конкретному ребенку может почувствовать, или перепробовать варианты, понять, что именно дает лучшую отдачу для конкретного ребенка?
Диана Пшибиева:
Это базовый принцип, как в любой сфере, связанной с медициной. Это тоже здоровье, только душевное, психологическое, и туда лезть, что-то менять, особенно, у человека с внутренними особенностями, не следует. Это тонкая структура, которую сначала нужно, во-первых, обсудить с родителями, собрать анамнез, как ребенок себя ведет, как он себя чувствует, узнать ребёнка, наладить с ним контакт; только потом приступать посредством инструментов, к которым он, в первую очередь, предъявляет интерес, – особенно, в случае аутизма, наблюдать за ним. Вообще, в арт-терапии ведущий - это клиент, в данном случае – пациент, маленький или большой.
Татьяна Моисеева:
Как он приходит к вам? У вас стоят краски, пластилин, глина, возможно, или песок, и он к чему-то сам подходит и берёт?
Диана Пшибиева:
Как правило, да, то есть всегда есть выбор: что чем делать. Как минимум, несколько альтернатив.
Мария Рулик:
Есть ли конкретные рекомендации? Допустим, гипервозбудимые детки, для них конкретно лучше это. Или всегда речь идёт не о заболевании или какая особенность, а о ребенке?
Диана Пшибиева:
Всегда, всегда отталкиваемся только от ребенка.
Татьяна Моисеева:
Например, если ребенок не усидчивый, дать ему самую мелкую раскраску, пусть вырабатывает усидчивость. Нет, не прокатит?
Диана Пшибиева:
Если, конечно, времени мало...
Мария Рулик:
…а цель только одна — заставить ребёнка стать чуть усидчивее, то так работает?
Диана Пшибиева:
Ну да.
Мария Рулик:
Каких результатов стоит ожидать? Когда мы идем к врачу, то мы идем с запросом: у меня было так, хочу, чтоб стало так, если возможно. Когда речь идет об особенных детях, там более размытые результаты, то есть хотелось бы, но все равно есть запрос. К вам приходят дети, допустим, с аутичным спектром, родители, естественно, чаще всего хотят наладить некий контакт или речь ту же самую, получить хоть какую-то отдачу. Либо, как мы сказали, не очень усидчивый ребёнок, то чтобы он хотя бы 45 минут урока высидел и не свёл никого с ума, ни одноклассников, ни учительницу. То есть родители приходят с каким-то запросом. Каких результатов ждать и как долго, у всех ли получается добиться?
Диана Пшибиева:
Конечно, сразу объяснить родителям, что нужно 9-12 сессий минимум. Редко, когда проблема решается сразу после первого занятия.
Татьяна Моисеева:
Это курс? Есть ли курс? «Вам надо 10 занятий».
Диана Пшибиева:
Не люблю слово «курс», честно, оно здесь не подходит. С другой стороны, если ты видишь, что после второго занятия человек уже меняет качество жизни, все замечают, что ему становится лучше, то бежать за ним со словом «курс» и «у нас еще по расписанию 22 занятия»… Мне кажется, эти рамки как-то стандартизуют процесс.
Татьяна Моисеева:
В среднем, сколько нужно ребенку занятий?
Диана Пшибиева:
9-12 сессий, это, опять же, мое мнение, я ни в коем случае не говорю, что все специалисты так делают.
Мария Рулик:
Понятно, что для каждого ребенка разговор отдельный, кому-то 2, кому-то 3, кому-то 10 сеансов. Достигаются ли цели родителей в результате? Какова эффективность методики?
Татьяна Моисеева:
Насколько она работает? Давно ли она используется в психологии? Когда ее стали активно использовать, когда поняли, что она помогает, дает хорошие результаты? Если даёт.
Диана Пшибиева:
Я в этом плане далеко не отличница, год вам точно не скажу, записей с собой нет. В нашей стране совсем недавно произошло, чуть ли не в 1990-е годы. Почти 20 лет. В мировой практике это 1960-70-е, чуть пораньше.
Мария Рулик:
Результативность? Насколько можете оценить сами? Одно дело, что оценит специалист, а другое дело - насколько довольны результатом родители?
Диана Пшибиева:
Действительно, наверное, тут важно поговорить о критериях. Любой специалист счастлив, когда счастлив его клиент.
Мария Рулик:
Но клиенты ― ваши маленькие пациенты, пусть даже подростки, а клиенты-родители?
Диана Пшибиева:
Счастлив ли клиент, мы узнаём от родителей. Образ жизни сейчас быстрый, и родителям замечать результаты приходится только по крупным маркерам, когда не происходит что-то совсем критическое, то есть большие симптомы. Конечно, бывает трудно донести до родителей идею маленькой радости каждого дня. Симптом может полностью сразу не исчезнуть, даже после 9-12 занятий, но где-то, в чем-то стало по-другому.
Татьяна Моисеева:
А вы видите, что стало по-другому?
Диана Пшибиева:
На занятиях это видно. Чуть-чуть посмотрите дома под другим углом – что, как, может быть, цели немного изменить, задачи в процессе.
Татьяна Моисеева:
Тогда вопрос про следующий момент. Может быть, что на занятии у психолога ребенок ведет себя лучше, стал усидчивее, тянется к чему-то, ему нравится и вы это видите. Он стал спокойнее в чём-то. Но, учитывая, что родители бесконечно заняты, они его всё время дергают, бегом-бегом, и ребенок дома продолжает себя вести абсолютно так же, как было и до занятий с психологом. То есть у вас он релаксируется, а дома у него опять стресс, и всё по новой.
Диана Пшибиева:
Значит, происходит не конгруэнтность. Нужно смотреть, для чего психолог делает – больше для себя или для того, чтобы претворить в жизнь то, что происходит в кабинете? Если только как некий спектакль, происходящий только в кабинете, то нужно что-то менять.
Татьяна Моисеева:
А у родителей что менять?
Диана Пшибиева:
Не хотелось бы умалять роль родителей и их участия, потому что родители, как правило, замечают, если происходит кардинальное изменение. Они отмечают, что ребёнок стал чаще здороваться, или стал чаще общаться, или лучше стал общаться, или другие нюансы. Если ребёнок с особенностями, то он по-другому положил, что-то поменял в своей жизни, что было для него не характерно.
Татьяна Моисеева:
Вы совместно с родителями не работаете? Ребенок, родители вместе пришли к вам на занятия, и вы с ними. И что именно: они вместе лепят, рисуют?
Мария Рулик:
В каких случаях нужна именно совместная деятельность?
Диана Пшибиева:
Здесь с детьми попроще. Родители, как правило, дистанцируются, если тема связана именно с ребенком, по крайней мере в моем опыте. Они любят оставить. Это не значит, что им не интересно, наверное, им хочется отдохнуть.
Татьяна Моисеева:
То есть как лучше с родителями: привлекать, надо им объяснить, как взаимодействовать? Совет дать, маме объяснить, что делать дома, как домашняя работа? Как учитель проводит урок и дает домашнее задание, так и вы: я сейчас на занятии сделала, внесла свою лепту, а теперь вы дома должны методику в выходной день, например, отработать, мама или папа должны позаниматься. Нет такого?
Диана Пшибиева:
Есть, конечно. Один из аспектов работы профессионального психолога - домашние задания.
Мария Рулик:
Как выглядит домашнее задание психолога?
Диана Пшибиева:
Примерно, как вы сказали.
Татьяна Моисеева:
Слепим жирафа! Кто пятнышки лепит, а кто тело?
Диана Пшибиева:
Кстати, в плане арт-терапии очень здорово пробовать то же самое дома рисовать, те же мандалы.
Мария Рулик:
Вместе или ребёнку? «Тебе оставил психолог, 2 листочка разукрась. Быстро сделал, потом нам в садик, туда, сюда». Не так же, а совместно?
Татьяна Моисеева:
Вместе: ты свои 2 листочка, а ребёнок свои 2 листочка, как только вы закончили – тогда садик.
Диана Пшибиева:
Да, в случае арт-терапии конечно. Если родитель приходит с целью, если он заряжен энтузиазмом всё прорабатывать с ребенком, внести в свою жизнь толику новых эмоций...
Мария Рулик:
Я спрашиваю про совместную, потому что мне интересно узнать из вашей практики. Допустим, приводит родитель ребенка с запросом, что у нас есть проблема; мы не говорим о детях с особенностями, мы говорим о здоровом, нормальном ребенке, у которого есть некая проблема, неважно с чем. К вам приходит мама и рассказывает, что жизнь с ребенком невыносима, потому что то, то, то и целый спектр сложностей, и мы очень хотим всё откорректировать, мы все очень готовые. Вы общаетесь с ребенком, для сбора анамнеза вы общаетесь с мамой и понимаете, что, в принципе, с ребенком-то все очень даже неплохо, а маме бы успокоиться и проработать свои проблемы, свой излишний перфекционизм или, может быть, излишнюю тревожность, и так далее. Как часто встречаетесь с тем, что к вам приводят ребенка, а на самом деле вашим пациентом является человек, который привел?
Диана Пшибиева:
Я бы не сужала это до случаев нормы, потому что это видно. Сейчас я работаю, в основном, со случаями физических травм, то есть интеллект нормальный, возможности тоже нормальные. То, что вы сейчас сказали, слово в слово, видно и на случаях, с которыми я работаю. Действительно, есть такой момент.
Мария Рулик:
И что вы делаете? Вы рекомендуете родителям тоже?
Татьяна Моисеева:
Вы можете маме сказать: «Ваш ребенок не нуждается в моих занятиях, он адекватный. Я не вижу в нем никакой проблемы и причины для посещения моих занятий, а вам я бы советовала остаться».
Диана Пшибиева:
Очень по-разному бывает. Иногда говоришь и не можешь настойчиво навязать, естественно. Это настолько стихийные процессы. Если идет отклик от человека, когда он, слово за слово, и может сказать, что да, я хочу над этим поработать, у меня есть этот вопрос, да. С другой стороны, человек может уходить внутрь себя, и ты ему хоть обзадавайся вопросов...
Мария Рулик:
Навязать свою помощь не получится.
Татьяна Моисеева:
Чаще агрессивно, наверное, настроены? «Я-то нормальная, взрослая».
Мария Рулик:
А как, все равно продолжать настаивать? А в ответ: моего ребёнка лечите!
Диана Пшибиева:
Дело в том, что семья – очень закрытая система, циркулирует сама по себе.
Татьяна Моисеева:
Папы к вам часто приходят?
Диана Пшибиева:
Есть и папы, папы очень...
Татьяна Моисеева:
А какие они?
Диана Пшибиева:
Наверное, это загадка, как код Да Винчи. Я готова разгадывать её бесконечно.
Татьяна Моисеева:
То есть папы поинтереснее в качестве клиента?
Диана Пшибиева:
Нет, просто они реже бывают. Более интересное взаимодействие. Если с ребенком пришел папа, это уже некий, очень высокий уровень чувственности. Тонко чувствующий. Надо очень аккуратно со всеми моментами, которые намекают на некие трудности, «диагнозы» в кавычках, особенности поведения. Слово «особенности» тоже сейчас стало стигмой, поэтому приходится уточнять.
Татьяна Моисеева:
Почему именно они приходят? Потому что нет мамы или папа больше заинтересован в ребёнке?
Мария Рулик:
Гиперответственный папа. Бывает на самом деле, сейчас меняется ситуация.
Татьяна Моисеева:
Не так часто, согласись, это редкость. Да, селфи в Фейсбуке, Инстаграме с ребёнком, ответственный папа, меняется ситуация.
Мария Рулик:
Нет–нет, меняется, меняется, потому что все чаще слышишь, что папы хотят брать на себя ответственность, хотят заниматься детьми, не только селфи с ними делать, но и памперсы поменять, и в садик отвести, сходить в публичные места.
Татьяна Моисеева:
Я ещё понимаю, когда подростки, отношения папа — дочь, переходный возраст.
Мария Рулик:
А мне интересно, папы приходят чаще с мальчиками или с девочками?
Диана Пшибиева:
По-разному.
Мария Рулик:
Мне кажется, для девочки это нормально, потому что тревожность больше, «у меня жена истеричка, и эта нормальная», а если у мальчика есть тревожность, у пацана, то для папы это сигнал.
У нас осталось буквально 2 минутки, поэтому для наших слушателей как совет. Может быть, не обязательно с любой проблемой сразу бежать к хорошему специалисту, ― если у вас есть проблемы, то, конечно, идите, ищите. На что обратить внимание, или совет, что можно сделать дома, чтобы расслабиться с помощью арт-терапии, или узнать что-то новое о своём ребёнке?
Диана Пшибиева:
Сейчас в этом плане очень открытое пространство для творчества. Конечно, любое совместное взаимодействие, любое времяпрепровождение, когда свободные выходные, свободная минутка, не пассивная. Представьте, что вы могли бы смотреть на картину вместе, разгадывать ее, а не телевизор, например.
Мария Рулик:
То есть вместе проводить время, новое вносить.
Диана Пшибиева:
Активное, да. Сколько сейчас глиняных мастерских, и маленькие, и большие, и нарисовать можно что угодно — это само по себе уже терапия. Пусть она будет не под присмотром психолога, но человек в это время активно преобразует окружающую действительность и физически получает удовольствие, нейроны, мозг отдыхает. В том и парадокс: мозг и отдыхает, и работает.
Мария Рулик:
Дорогие родители, ведите детей отдыхать мозг, лепите, рисуйте и, главное, покажите своим детям, есть разные способы.
Татьяна Моисеева:
Еще хотела сказать, что мы изначально не сказали, где вы работаете. Может быть, кто-нибудь из слушателей захочет обратиться к вам лично, где вас можно найти?
Диана Пшибиева:
Я сейчас работаю в реабилитационном центре «Три сестры», также в реабилитационном центре «Восстановление». Меня, мои контакты всегда можно найти в интернете и записаться ко мне на частный приём, точно так же на консультирование по арт-терапии.
Мария Рулик:
Спасибо вам огромное!
Татьяна Моисеева:
Спасибо! Очень было интересно.
Диана Пшибиева:
Спасибо!
