Высокие технологии в борьбе с аритмией

сс Мы продолжаем серию передач, посвящённую пламенному мотору, мы продолжаем говорить о патологиях сердечно-сосудистой системы. Сегодня мы поговорим об аритмиях. Разобраться в вопросах аритмии, что это такое, как с этим быть, как с этим поступать нам поможет дирижёр сложного механизма сердечной мышцы Михаил Владимирович Емельяненко – врач-кардиолог, аритмолог, эндоваскулярный хирург, член Российского общества аритмологов, заведующий отделением кардиологии городской клинической больницы имени Кончаловского.

Итак, аритмия. Мы достаточно часто и много слышим о ней из разных источников. Что такое аритмия?

Михаил Емельяненко:

Аритмия - это нарушение ритма сердца, когда наше сердце работает в неправильном ритме.

Михаил Цурцумия:

То есть, если оно работает в неправильном ритме, есть некий правильный ритм. Что такое «правильный»?

Михаил Емельяненко:

Правильный ритм, или си́нусовый ритм, это медицинская терминология, означает, что частота сердечных сокращений у вас должна быть от 60 до 90 в минуту. Всё, что выходит за рамки этих границ – неправильно, и мы имеем право называть аритмией.

Михаил Цурцумия:

Хорошо, вы говорите, диапазон 60–90. 60–90 в покое или 60–90 даже при нагрузке?

Михаил Емельяненко:

Нет, мы говорим, конечно, о покое. Когда человек побежит, естественно, частота сердечных сокращений усиливается, это называется синусовой тахикардией. Если вы бегаете, занимаетесь физической активностью ― конечно же, частота сердечных сокращений повышается, и это нормально.

Михаил Цурцумия:

Зацеплюсь сразу за слово, вы упомянули синусовую тахикардию. Значит, если есть «тахи», то должно быть «бради». То есть, мы с вами говорим о некой классификации аритмии. Какие они есть?

Михаил Емельяненко:

Михаил, это самая лучшая, предложенная вами классификация, называется она простая классификация аритмии. На самом деле она является практической классификацией для обычного врача, да и для любого человека, которая делит все аритмии, неправильный ритм, на тахикардии и брадикардии. Тахикардии - всё что выше 90, бради – редкий пульс, брадикардия – пульс ниже 60. Вот вам, пожалуйста, и классификация: тахикардия и брадикардия.

Михаил Цурцумия:

Скажите, пожалуйста, а имеет ли значение возраст в частоте сердечных сокращений, есть ли связь между ними?

Михаил Емельяненко:

Логичные вопросы. Совершенно верны ваши суждения, Миша: чем мы старше, тем реже бьётся наше сердце. Это возрастные особенности; каждая клетка организма стареет, в том числе и сердечная мышца тоже понемногу увядает. Может быть, вы знаете в силу своей профессии и специализации, что у детишек, особенно у новорождённых, частота сердечных сокращений запредельная, если сравнивать с нами, а с взрослением, старением и увяданием увядает и сердце, и поэтому у пожилых людей частота сердечных сокращений порой 50, порой 45. Конечно, для пожилых это нормально, но для молодого человека, или человека среднего возраста 45 ― это не нормально. Хотя, если вы спортсмен, вы тренируете своё сердце, 45 для спортсмена нормально. Поэтому мы должны подходить индивидуально к каждому человеку.

Михаил Цурцумия:

То есть, если к вам на приём приходит пациент, вы, безусловно, оцениваете анамнестические данные и только через их призму вы оцениваете, нормальной является данная частота сердечных сокращений именно для него? Или есть некий стандартизированный диапазон, в который должен вписаться кто угодно?

Михаил Емельяненко:

Нет, не жёсткие рамки. Конечно, частота сердечных сокращений 60–90 – общепринятый диапазон, но вы должны спрашивать пациента, какой образ жизни он ведёт, какая у него физическая активность. Зачастую, хорошо тренированные люди обладают пульсом 45, 50, 55 в покое, и это нормально.

Михаил Цурцумия:

Мы с вами сказали, что частота сердечных сокращений зависит от образа жизни, от тренированности, от возраста, мы сказали, что у спортсменов 45–50–55 –абсолютно нормально. Что является запредельно высокой, после которой, наверное, здравствуй реанимация?

Михаил Емельяненко:

Да, стоит задуматься. В обычной практике, при бытовых нагрузках, при обычных физических нагрузках частота сердечных сокращений не должна повышаться более 160–170 ударов в минуту при очень хороших, активных физических нагрузках. Всё, что выше 170, 160 – заставляет задуматься.

Михаил Цурцумия:

Наверное, чуть-чуть забегая вперёд, в раздел диагностики тех же самых аритмий, у вас наверняка есть какие-то нагрузочные пробы, которые определяют запредельную частоту. Пациент может прийти в покое с нормальным пульсом, но наверняка вы что-то делаете. Аналогично в нашей специальности: когда мы пытаемся выявить гестационный сахарный диабет, мы даём нагрузочную пробу сахара и определяем есть ли у неё гестационный сахарный диабет. У вас наверняка есть такой метод.

Михаил Емельяненко:

Да, есть такие пробы, но, как правило, нам достаточно поставить электрокардиограф в течение суток. Исследование называется холтеровский мониторинг ЭКГ, его придумал Холтер. Мы в течение суток наблюдаем динамику сердечного ритма у пациента. Мы говорим ему вести обычный образ жизни, где-то дать нагрузку, пройтись по лестнице 2-3 этажа, где-то пробежаться, и смотрим, как разгоняется его пульс на физической активности и разгоняется ли он вообще? Может, он и не разгоняется у него, тогда ситуация тоже не очень хорошая. Если вы бежите, а у вас пульс 60 и не больше, это тоже патология, за этим всем мы и смотрим.

Михаил Цурцумия:

Давайте, вернёмся к такому вопросу. Скажите, пожалуйста, какие формы аритмии наиболее распространены в вашей практике или в статистике?

Михаил Емельяненко:

Как мы уже с вами упоминали, есть брадиаритмии - редкий пульс, а есть тахиаритмии - частый пульс. Среди тахиаритмий самая распространённая аритмия - это фибрилляция предсердий, или мерцательная аритмия, как её раньше называли. Корректнее, конечно, называть её фибрилляция предсердий от английского словосочетания atrial fibrillation. Фибрилляция предсердий ― бич кардиологии, с которым мы боремся, врачи борются, но до конца излечить и побороть недуг, аритмию, мы не можем. Фибрилляция предсердий - самая частая и сложная для лечения аритмия. Среди брадиаритмии, редкий пульс, самое частое - это синдром слабости синусового узла, когда сердце слабеет, слабеет и порой останавливается, вызывая паузы, вызывая головокружения, а нередко и обмороки. Люди падают, теряют сознание ― так называемый, синдром Морганьи – Адамса – Стокса. Вот две наиболее частые аритмии.

Михаил Цурцумия:

Скажите, пожалуйста, что лежит в первопричине развития тех или иных, неважно каких, первопричине развития аритмии?

Михаил Емельяненко:

Первая и основная причина ― ишемическая болезнь сердца. Ишемическая болезнь сердца ― основная причина, которая как раз и приводит к нарушению ритма сердца, будь то редкий пульс, будь то частый пульс. Хотя, очень много аритмии и у молодых без ишемической болезни сердца. Казалось бы, молодые, здоровые пациенты, молодые люди трудоспособного возраста, но, как ни странно, вдруг мы выявляем у них аритмии. В основном, конечно, тахиаритмии. Это большой кластер аритмий у молодых трудоспособных пациентов, хороших, молодых пациентов. Здесь, как правило, врождённая аномалия. Человек рождается с дисплазией соединительной ткани, когда ткани в сердце развиваются неправильно, и мы получаем аритмию: дополнительные мышечные пучки, дополнительные пути проведения, синдром WPW, Вольфа – Паркинсона – Уайта (возможно, слышали), или ещё одна распространённая аритмия – атриовентрикулярная узловая реципрокная тахикардия. Сложно запомнить, но в практике аритмолога, кардиолога встречается достаточно часто. Врождённые аномалии, которые мы достаточно успешно пытаемся лечить на современном этапе.

Михаил Цурцумия:

Попытаюсь совсем упростить. В моём видении, в моём ассоциативном мышлении в сердце есть некий нервно-узловой коллектор, который задаёт ритм. Как же ишемическая болезнь сердца влияет именно на этот коллектор и начинает прыгать не в том ритме, в которым он должен быть, не по тем нотам?

Михаил Емельяненко:

Да, совершенно верно. Аритмология – наука, схожая с нотами и с музыкой, потому что ритм – понятие больше музыкальное, греческое слово «ритмус». «Коллектор» в медицине мы называем водителем ритма; как есть водитель такси, так и в сердце есть водители ритма, вы его назвали коллектором. Он задаёт тон частоте сердечных сокращений. Водитель ритма первого порядка - это синусовый узел. Ишемическая болезнь сердца заключается в плохом кровоснабжении клеток миокарда, в том числе и нашего водителя, «таксиста». Кровь не поступает к его клеточкам, специализированным клеткам, он начинает постепенно увядать и выдаёт либо тахикардию, либо брадикардию, редкий пульс. Вот вам и причина: недостаток кислорода.

Михаил Цурцумия:

То есть мы с вами говорим о некоем фоне для развития аритмии в виде хронической сердечной недостаточности, или может быть и острый процесс?

Михаил Емельяненко:

Может быть и острое, а может быть и хроническое; и то, и другое имеет право на существование. Допустим, инфаркт миокарда, острая ишемия, острый коронарный синдром, стресс для сердца ― и клетки резко перестают получать кровь, а с кровью несётся кислород, и они начинают резко погибать. Некроз, инфаркт, перестают вырабатываться импульсы. Коллектор, или водитель ритма первого порядка перестаёт работать, мы получаем атриовентрикулярную блокаду. Это грозное, серьёзное осложнение, которое надо срочно лечить. В хронической ситуации, когда инфаркта нет, но постепенно сердце, кардиомиоциты, мышца сердца перестаёт получать кислород. Постепенно, это происходит не быстро. Водитель ритма первого порядка медленно начинает выдавать атриовентрикулярную блокаду I степени, сердце не сразу блокируется, потом II степени, а потом, возможно, III степени. Хроническая ситуация, действительно, медленно прогрессирующая атриовентрикулярная блокада. Такая ситуация очень часто бывает у пациентов.

Михаил Цурцумия:

Скажите пожалуйста, как выглядит ваш пациент? Меня интересует, аритмии – это находка на этапе некоего рутинного обследования, некой диспансеризации, назовём её так, либо пациент, пойманный на этапе заезда в реанимационное отделение, когда становится понятно: это мой пациент?

Михаил Емельяненко:

Скажем, 90 % наших пациентов знают, что у них аритмия. 10–15 % действительно попадают, госпитализируются в больницу с острой ситуацией, да. Небольшой процент, 10-15 %. В основном, конечно, люди знают, что у них аритмия, обращаются к врачу. Они чувствуют перебои в работе сердца, иногда учащённое сердцебиение, а иногда учащённое неритмичное сердцебиение. Сердцебиение бывает ритмичное, а может быть и не ритмичное, тут тоже очень важно дифференцировать ритм: ритмичное, не ритмичное, учащённое, не учащённое. Конечно, большинство пациентов знают, что что-то с ними происходит, обращаются к врачу, мы начинаем их обследовать, мы начинаем выполнять электрокардиографию. Сразу становится ясно что за аритмия у него. Если там мы ничего не понимаем, не видим, мы ставим холтеровский монитор и последовательно, шаг за шагом начинаем разбираться, что у него за аритмия. Таких пациентов большинство.

Михаил Цурцумия:

То есть я пойму, что у меня аритмия?

Михаил Емельяненко:

Конечно, вы сразу поймёте, вы слышите своё сердце.

Михаил Цурцумия:

Пока оно у меня работает ритмично, я абсолютно не обращаю на него внимания. Как только ритм выпадет из нотного стана, я сразу начну обращать на него внимание?

Михаил Емельяненко:

Да, вы это почувствуете.

Михаил Цурцумия:

Какой объем и диапазон обследования пациентов с аритмией? Наверное, есть некий минимальный набор для постановки диагноза и есть максимальный набор, который вам нужен для постановки диагноза аритмия, в той или иной форме?

Михаил Емельяненко:

Да, Миша, тоже крайне корректный вопрос. Конечно, мы начинаем с ЭКГ, электрокардиографическое исследование ― стандартное, достаточно простое исследование, которое осуществляется в течение 3-2 минут в любом стационаре, в любой поликлинике. Достаточно прийти, попросить снять электрокардиограмму в 12 отведениях, и всё сразу станет понятно, нормальный у вас ритм или ненормальный. На ЭКГ, зачастую, аритмию мы не видим, потому что аритмия характеризуется приступообразностью, приступ возник в течение 2-3 минут, а всю остальную неделю у вас всё нормально. И так раз в неделю по 2 минуты, поэтому поймать приступ тяжело. Мы ставим холтеровский монитор, то есть то же самое ЭКГ, только на сутки, а можно и на трое суток, а можно и на 7 суток. Существуют приборы, которые несколько лет могут находиться в пациенте, имплантируемые приборы, маленькие флешки, которые в сложных случаях, непонятных диагнозах мы имплантируем под кожу. Он у него стоит 3 года и мы в течение года, месяцев узнаём, что у него за аритмия, если мы не можем узнать на ЭКГ или поймать на холтере. Поэтому рутиной считается ЭКГ и холтеровский монитор.

Более сложные методы исследования заключаются в такой процедуре как эндокардиальное электрофизиологическое исследование ― малоинвазивная процедура с помощью катетера, который мы позиционируем в сердце. Это не больно, поверьте мне, нормально. Катетер аккуратненько через вену позиционируется в сердце, потом второй катетер, и мы записываем ЭКГ уже изнутри сердца. Стимулируем различные участки, заставляем сердце биться так или иначе и смотрим, есть у пациента аритмия или нет. Это более сложные случаи, когда мы, так сказать, пытаемся выяснить, а какая же всё-таки у пациента аритмия.

Михаил Цурцумия:

Зафиксировал я у себя перебои в сердце – что мне делать?

Михаил Емельяненко:

Надо обратиться к врачу. К врачу обязательно, не стесняйтесь обращаться к врачу и говорите: «Дорогой врач, у меня перебои. Что мне делать?» Хороший, сознательный врач поставит вам холтеровский монитор на сутки, на трое.

Михаил Цурцумия:

«Приходи́те к врачу» – значит острая ситуация, мне надо бежать в приёмное отделение стационара, либо можно в поликлинику, пока терпишь?

Михаил Емельяненко:

Вы поймёте, насколько плохо вам или не плохо. Если вы себя нормально чувствуете ― обратитесь в поликлиническое отделение. Если вам плохо, а основные симптомы и жалобы пациентов с аритмиями ― перебои в работе сердца, которые сопровождаются болями в груди, одышкой, слабостью, возможно падение давления, снижение артериального явления, то, конечно, надо обратиться к врачу в экстренном порядке, незамедлительно, потому аритмия может быть плохая. Есть доброкачественные аритмии, а есть плохие, злокачественные аритмии. Их очень мало, но, всё же, чтобы её не пропустить, при наличии таких жалоб ― слабость, одышка, боли ― надо вам экстренно обратиться к врачу.

Михаил Цурцумия:

То есть надо оценивать по состоянию. Вполне возможно, не всегда нужен поликлинический доктор, потому что в поликлинике в первую очередь вы попадёте на приём к терапевту, и только потом к специалисту второго уровня ― к кардиологу. Может быть, стоит иногда обратиться в приёмное отделение стационара, да или нет?

Михаил Емельяненко:

Да, абсолютно правильно. Зачастую врач поликлинического звена может не понять или пропустить, и не из-за низкой квалификации, а из-за отсутствия большого опыта обращения с аритмиями. Врач может пропустить аритмологическую патологию и потерять время.

Михаил Цурцумия:

Ещё вопрос для меня, для моего понимания, для дифференцирования. Если у нас есть некое фоновое сердечное заболевание, неважно какое, острое или хроническое, в результате которого мы прибежали к аритмии. Лечение аритмии –следующий этап лечения фонового заболевания, или лечится всё вместе?

Михаил Емельяненко:

Всё вместе. Конечно, лечится основное заболевание, зачастую это ишемическая болезнь сердца – возрастное заболевание, которым страдают большинство наших пациентов. Конечно, надо лечить ишемическую болезнь сердца, понимать, где проблема. В основном проблема в коронарных сосудах, которые питают сердце. Но, если эту проблему вы решили, допустим, вылечили бляшку в коронарном сосуде ― всё, казалось бы, вы достигли успеха, а аритмия остаётся, так очень часто бывает. Бывает, что аритмия уходит после того, как вы вылечите стеноз коронарной артерии, аритмия может уйти, а может и нет.

Михаил Цурцумия:

Вроде, мы восстановили проходимость сосудов, восстановили доставку питательных веществ и кислорода, чего не хватало тому самому водителю ритма, и вроде бы, ему заработать. Что не так?

Михаил Емельяненко:

Не так то, что клетка очень чувствительна к недостатку кислорода. Любая клетка человеческого организма чувствительна к недостатку кислорода. Если недостаток кислорода длится долго, месяцами, годами, хроническая сердечная недостаточность, то клетка постепенно погибает и умирает, может быть группа клеток. Что бы вы уже ни сделали, восстановив нормальный кровоток всего сердца, часть клеточек уже погибла, маленькая, небольшая часть клеточек. Тогда эта повреждённая часть клеточек или клетки вокруг начинают работать неправильно или перестают работать вообще, и тогда аритмию надо активно лечить.

Михаил Цурцумия:

Что у вас есть в арсенале, что вы можете?

Михаил Емельяненко:

У аритмологов, у врачей, кардиологов, у медицины в целом есть большой арсенал методов и способов, которые вылечивают аритмии. Тахиаритмия, частый пульс мы можем лечить таблетками, что очень даже правильно. Мы подбираем те или иные таблетки, которые убирают тахикардию или делают приступы тахикардии как можно меньшими. Недавно медицина, последние 15-20 лет, придумала совершенно уникальную методологию лечения аритмий малоинвазивным хирургическим методом или методом прижигания той неправильной группы клеток.

Михаил Цурцумия:

То, что называется РЧА?

Михаил Емельяненко:

Совершенно верно, Миша. Радиочастотная абляция, конечно. Методика сейчас достаточно распространена и все с удовольствием ей пользуются.

Михаил Цурцумия:

В чём суть методики?

Михаил Емельяненко:

Суть простая. Та, неправильная группа клеток, о которой мы говорили, функционирует неправильно, может не функционировать вообще, а может функционировать, но в сумасшедшем ритме, который не нужен человеку. Что мы делаем? Мы подходим маленьким тоненьким катетером к этой группе клеток и прижигаем её. Подходим очень просто: через крупный сосуд, вену, но не на локте, как обычно мы колем в вену, делаем забор крови или вводим лекарство, а в бедро. Крупный сосуд у нас на ноге, достаточно хорошая бедренная вена или артерия, если нам надо попасть в артериальное русло или в левые отделы сердца. Мы под местной анестезией делаем пункцию, проходим туда катетером, не больно, совершенно безболезненно, подходим к группе неправильно работающих клеток, прижигаем группу клеток, и тем самым нарушаем патологическую активность, мы её убиваем.

Михаил Цурцумия:

Глупый вопрос: а откуда вы знаете, что это именно там, куда вы идёте?

Михаил Емельяненко:

Не глупый, Михаил, крайне не глупый, а очень правильный вопрос: откуда мы знаем? А вот откуда: перед тем, как прижечь эту группу клеток, мы подходим другим катетером и ищем, где эта группа клеток. Мы снимаем ЭКГ из каждой точки сердца и смотрим.

Михаил Цурцумия:

То есть поиск и лечение идут одновременно?

Михаил Емельяненко:

Совершенно верно. Это то, что мы называем эндокардиальное электрофизиологическое исследование. Мы примерно представляем, где находится, опытный аритмолог понимает по ЭКГ, где зона аритмии. Он подходит туда своим чувствительным катетером, снимает ЭКГ из той или иной зоны, где-то рядом; допустим, в правом желудочке мы примерно знаем, откуда исходит точка эктопии или неправильного ритма. Снимаем ЭКГ, понимаем: вот здесь максимально лучшее место для нас или наиболее худшая зона для сердца и наносим воздействие.

Михаил Цурцумия:

Прижгли патологические, прервали порочный круг, и оно забилось в том музыкальном ритме, в котором должно быть. С РЧА стало более-менее понятно. Что ещё есть в арсенале, что мы можем ещё?

Михаил Емельяненко:

При брадиаритмиях медицина придумала очень интересный метод, который позволяет биться сердцу в нормальном диапазоне от 60 до 90 ударов в минуту. Брадиаритмия - это редкий пульс, 30, иногда мы видим 25 пульс, а при остром инфаркте миокарда или серьёзных ситуациях пульс и 10 может быть, или пульса вообще может не быть. Что можно сделать? Можно имплантировать кардиостимулятор или систему электрокардиостимуляции. Мы имплантируем электрод внутрь сердца, маленький силиконовый электродик, очень гибкий, мягкий, он не причиняет никакого вреда сердцу. Мы через вену проводим внутри электродик, позиционируем его в правый желудочек, фиксируем кончик. Другой кончик мы соединяем с кардиостимулятором. Совершенно уникальное устройство, которое было придумано 60 лет назад. Оно вместо слабого сердца генерирует импульсы с частотой, которую мы задаём, как правило, 60-90 ударов в минуту, и несёт ток на кончик электрода, заставляя сердце сокращаться, если оно не сокращается. Как ни странно, батарейки хватает от 10 до 15 лет ― представляете, какая замечательная ёмкость? Сам кардиостимулятор, тело кардиостимулятора мы прячем в удобное место, в левую или правую подключичную область. Конечно, не снаружи, хотя первые кардиостимуляторы 60-70 лет назад были наружные, потом люди догадались и придумали внутренний. Маленькое устройство, которые мы прячем внутрь нашего тела под мышцу и совершенно никаких проблем.

Михаил Цурцумия:

Хорошо, сердцу задали ритмы, оно играет как по нотам, которые задаёт аппарат. Как реагирует организм? Это же железка, инородное тело.

Михаил Емельяненко:

Совершенно верно, это имплант. Операция называется имплантация, вживление. Как влияет? В 99 % случаев организм воспринимает кардиостимулятор, воспринимает нормально. Допустим, мы же имплантируем зубы, мы имплантируем протезы и организм воспринимает нормально. Есть очень редкие случаи, когда организм не воспринимает, но в основном это связано со слабым иммунитетом, с другими факторами.

Михаил Цурцумия:

С иммунодефицитными состояниями…

Михаил Емельяненко:

Совершенно верно.

Михаил Цурцумия:

Может быть, имея технический склад ума, мне интересно вот что. Я понял, что при нарушении ритма в виде брадиаритмии мы этой штукой задаём ритм в диапазоне 60-90. Как она узнаёт, что у меня нагрузка стала больше? Грубо говоря, пробежать стометровку за 11 секунд с пульсом 60 для меня будет не очень весело. Как кардиостимулятор узнаёт, что сердцу надо биться чаще?

Михаил Емельяненко:

Для этого в устройствах, кардиостимуляторе, придумали маленькие датчики, акселерометры, так называемые. Они понимают: человек находится в движении или человек лежит, спит. Если датчик чувствует, что человек находится в движении, допустим, идёт или бежит ещё быстрее, он начинает учащать частоту сердечных сокращений или импульсов, наносимых на сердце.

Михаил Цурцумия:

То есть в зависимости от количества колебаний.

Михаил Емельяненко:

Да, это называется функция частотной адаптации.

Михаил Цурцумия:

Хорошо, вживили. Кардиостимулятор работает абсолютно автономно на протяжении 10-15 лет действия батарейки, или он имеет возможность внешнего подключения к девайсу и регулирования, в случае чего?

Михаил Емельяненко:

Нет, это абсолютно автономный двигатель 15-летнего действия.

Михаил Цурцумия:

Вы сказали в начале передачи, каждая история абсолютно индивидуальна и нет повторившихся. Скажите пожалуйста, вы кардиостимулятор настраиваете перед имплантацией, или есть некие заводские установки?

Михаил Емельяненко:

Хороший вопрос, интересный. Миша, заводские установки на каждом устройстве есть, они равняются 60 ударам в минуту. Мы поставили, имплантировали устройство, и оно работает, наносит импульсы на сердце с частотой 60 ударов в минуту. Конечно, пациент наблюдается у нас и под каждую индивидуальную ситуацию мы программируем. По-английски называется interrogation ― интеррогация, программация параметров устройства в зависимости от уровня физической активности пациента. Молодому пациенту – бывают случаи, мы имплантируем и молодым пациентам, помните, я говорил про врождённые аномалии – мы выставляем большие диапазоны, пациенту пожилого возраста не надо бегать за автобусами или по парку, кататься на мотоцикле, то мы ему устанавливаем более мягкий диапазон стимуляции. Работаем с каждым пациентом планомерно и индивидуально.

Михаил Цурцумия:

На предыдущей передаче, с предыдущим гостем мы обсуждали возможность дистанционного мониторинга импланта. Специалисту, наблюдающему, курирующему данного пациента либо данную группу пациентов, интересно знать, что с ними происходит, он побывал у него в руках и он имеет отношение к его здоровью. Вы на удалённом доступе можете получать данные о работе сердца? Сердца или аппарата?

Михаил Емельяненко:

И сердца, и аппарата, да. Как работает аппарат, так же должно и работать сердце. Бывает, что аппарат работает, а стимуляции нет. Такие редкие случаи бывают, и тут, конечно, мы должны экстренно принимать меры ― может быть, что-то не так с организмом или что-то не так с устройством. Данные мы можем получать, не приглашая пациента к себе. Это работа телеметрии и телемедицины, которая развивается сейчас семимильными шагами. Пациент находится в одном городе, допустим, а его лечащий врач или врач, который его знает, который имплантировал кардиостимулятор, знает досконально проблемы с его сердцем, находится в другом городе. Сейчас медицина придумала такие устройства, которые измеряют ЭКГ пациента, а нам достаточно мониторинга ЭКГ, чтобы понять, работает стимулятор или нет, есть ответ сердца на наносимый стимул или ответа нет. Это нам даёт обычная кардиограмма. Есть устройства, которые в любое время снимают вам ЭКГ и отправляют по интернету данные на компьютер врача. Можно сделать за считанные секунды, сказать: «Уважаемый врач, у меня подозрение, что что-то не так. Пожалуйста, посмотрите». В том сущность телемедицины.

Михаил Цурцумия:

Есть некая аналогия с анестезиологией, реаниматологией, некой аналогией протекции дыхательных функций. Зачастую слышишь такой термин, как несинхронная работа с аппаратом искусственной вентиляции лёгких. К чему я подвожу? Сердце работает в своём ритме; мы задали ритм кардиостимулятором, как их синхронизировать между собой? Сердце может работать в своём ритме, но, грубо говоря, как аппарат навязывает ему свой и не даёт работать в патологическом варианте?

Михаил Емельяненко:

Всё правильно, это называется синхронная работа. Синхронная работа и кардиостимулятора, и нашего сердца. Стимулы могут наноситься невпопад, сердце работает в своём, хорошем ритме, а этот, так сказать, наносит свои 60 или 70 ударов и мешает работе сердца, всё правильно. Здесь вопрос синхронности или асинхронности, задача решилась очень просто. Имплантируемый электрод обладает функцией не только нанесения маленького электрического разряда, или стимуляционного разряда, но обладает функцией чувствительности. Электрод чувствует, сердце сократилось или не сократилось. Есть обратная связь, чувствительность, электрод чувствует. Если электрод, а точнее – мозги этого устройства понимают, что сердце не сократилось, стимулятор наносит импульс.

Михаил Цурцумия:

Михаил Владимирович, как к вам попасть?

Михаил Емельяненко:

Очень просто. Вы записываетесь на приём. Наша команда работает в городской клинической больнице имени Кончаловского, это Зеленоград, мы с удовольствием решим все ваши проблемы, поможем всем.

Михаил Цурцумия:

Если я из Усть-Каменогорска?

Михаил Емельяненко:

Заходите на сайт нашей больницы, там есть телефон, вы можете записаться на консультацию. Если у вас проблемы, вам дадут и мой телефон напрямую, никаких противодействий этому не будет, я открыт.

Михаил Цурцумия:

Колоссальное спасибо! Спасибо, что нашли время прийти на передачу, и пусть сердце бьётся в ритме хорошего вальса.

Михаил Емельяненко:

Спасибо, Миша! Спасибо, дорогие друзья!