Осложнения нитевого лифтинга
Пластическая хирургия
Алексей Гребнев:
Канал Mediametrics, передача «Долголетие в бизнесе», я, ее ведущий, Гребнев Алексей. Сегодня у нас в гостях Нино Кобаладзе – пластический хирург, главный врач и соучредитель клиники «МедКлиник».
Я очень рад, что вы к нам пришли. Насколько я понимаю, вы только что пришли с большого конгресса?
Нино Кобаладзе:
Да. Сегодня я была спикером на конференции «Полное погружение в ботулинотерапию». То есть лицо, тело, обсуждали полностью все действия ботулинического нейропротеина, его возможные действия, противодействия. Мероприятие было очень интересное, организовывала Лия Гавашели здесь в Москве, на 40-м этаже в Mercury Tower. Честно говоря, я сначала даже не поняла, в чем дело. Думала, может быть, перелет повлиял или я не выспалась сегодня, прилетела из Санкт-Петербурга. Оказалось, что башню шатает. Я даже не знала.
Алексей Гребнев:
«Москва-Сити» и Москва приняла вас с распростертыми объятьями, и за нынешний год вы не первый раз посещаете Москву.
Нино Кобаладзе:
Да, не первый, и я даже не знаю, какой раз я посещаю Москву, потому что различных мероприятий в эстетической косметологии сейчас очень много. Огромное количество конгрессов, маленьких симпозиумов, форумов, обучений и так далее. Поэтому я не могу даже сосчитать, где я была, когда и во сколько.
Алексей Гребнев:
Тем не менее, вы лектор на всех конференциях, конгрессах, которые проходят на территории Российской Федерации и в Европе.
Нино Кобаладзе:
Да. В Европе тоже я участвовала в разных конгрессах, и на MCA, и EUROMEDICOM и так далее. В конце ноября я лечу в Париж, кстати. Меня пригласили спикером, буду рассказывать про коррекцию верхнего века. Очень интересная тема. Я ее назвала «Антиблефаропластика», то есть не убирать веко, а, наоборот, заполнять. Зачастую многие пациенты думают, что им нужно делать блефаропластику, убирать лишнюю кожу, грыжевые мешки, а на самом деле им нужно заполнять. С возрастом происходит скелетизация орбиты, и путем заполнения мы получаем очень хороший эстетический эффект. В Париже буду читать про коррекцию верхнего века. Потом Национальный конгресс здесь, в Москве, будет, с 5 по 7 декабря, очень интересный. Мероприятие нужно посетить, потому что будет очень интересно, шикарные доклады, спикеры, опять же. Оно будет проходить в «Сколково». Вы наверняка в курсе.
Алексей Гребнев:
Слышал, да. Это VIII конгресс, по-моему, если мне не изменяет память? Или что-то вроде того, но явно уже не первый.
Вернемся к теме нашего эфира, который мы назвали «Осложнения нитевого лифтинга». Вы являетесь экспертом на протяжении многих лет, вы знаете технологию. Расскажите, пожалуйста, претерпела ли она изменения на сегодняшний день? Почему слово «осложнения» вышло на первый план?
Нино Кобаладзе:
Нитевым лифтингом я занимаюсь около 10 лет, наверное, чуть-чуть больше. Могу сказать, что пациенты раньше не задумывались, не было столько Интернета в нашей жизни и столько площадок, где он обсуждается, и не было столько нитей. Когда я начинала, мы использовали хирургические инструменты, чтобы имплантировать нити пациентам, это было очень сложно. Нити были сложнее. На начальных этапах не было рассасывающихся нитей, всё самое интересное появилось позже. Почему появилась тема осложнений? Потому что раньше в месяц делали, например, 5 увеличений груди, и в году было, допустим, 2 осложнения. А когда начали делать 2 миллиона – осложнений тоже стало гораздо больше. Точно так же с нитевым лифтингом. Что произошло? Мезонити заполонили рынок, стало очень много нитей вообще разных, легальных, нелегальных, шовный материал, нешовный материал. Доктора без разбора начали все использовать. Кто-то где-то провел обучение, и уже называется, что у тебя есть сертификат по нитевому лифтингу. Отсюда все началось. То есть дело не в том, что мезонити плохие. У них есть своя ниша, и они дают хороший эффект там, где нужно. Но, за счет количества увеличилось и количество осложнений. Поэтому на сегодняшний день, наверное, пациенты начинают искать не хороший эффект от нитевого лифтинга, а начинают искать, что плохо.
Алексей Гребнев:
В принципе, я соглашусь с вами, что, на самом деле, достаточно дорогостоящая процедура, которая дает видимый результат пациенту, и очень распиаренная на просторах Интернета, так как имеет быстрый видимый эффект. Поставил ниточки, 100, 200 штук, и получил свой результат. Я говорю сейчас словами именно обывателя, наверное, наши пациенты так и воспринимают эту методику. Никто не понимает ее сложность так, как понимает ее врач, и вы, в первую очередь, как человек, который дальше видит и разгребает всё, что после произошло. Соглашусь, что много школ по нитевому лифтингу и специалистов, которые быстро решили заработать деньги ― за 24 часа обучить, предложить материал, не рассказывая, как он будет имплантирован, как он будет себя чувствовать, откуда он привезен. Ведь, почему происходит такое количество осложнений? Потому что все курсы, которые делают некачественные спикеры и компании, основаны на том, что «ты у нас купи, а мы тебя бесплатно научим». Подобного много сегодня в России?
Нино Кобаладзе:
Я бы сказала даже, что хорошо, когда обучают врачи. Сейчас мы находимся уже на том этапе, когда обучают не врачи.
Алексей Гребнев:
Такое же было и с ботулинотерапией, и с гиалуроновой кислотой. Фактически, мы всё уже видели в послеинъекционных осложнениях.
Нино Кобаладзе:
Да, но, понимаете, в чем дело? Ботулинотерапия достаточно асептическая процедура в том плане, что она не требует введения под кожу имплантов, только инъекции. Если что-то будет не так – да, перекосит. Но злостных, страшных осложнений обычно не бывает. А нитевой лифтинг – уже полухирургическая процедура. Если нарушаются правила асептики и антисептики, наши пациенты могут получить страшные осложнения ― нагноения, миграцию нитей, срыв и так далее. Когда процедура выполняется не врачом, без анатомических познаний, асептики и антисептики, знания качества нити, что с ней будет в тканях. Есть нити, которые состоят из разных материалов, и если материал лежит не в том месте, грубо говоря, и, например, введен слишком поверхностно, то может даже вызывать рубцевание ткани.
Алексей Гребнев:
То есть верить на слово тому, кто их продает, не стоит. Стоит посмотреть на регистрационное удостоверение, которое должно быть у них, то есть они должны работать легально на территории Российской Федерации. Второе – поинтересоваться, у кого мы их хотим сделать. Вас можно назвать королевой нитевого лифтинга, потому что работаете на протяжении многих лет. Именно с вас всё началось. Вы начали ставить первые нити, а компания из России и Грузии вышла на мировой рынок и сегодня так и остается лидирующей по качеству и по объему занимаемого рынка, если я не ошибаюсь.
Нино Кобаладзе:
Да, это так.
Алексей Гребнев:
Скажите, пожалуйста, есть ли еще дополнительные инструменты, которыми вы пользуетесь как пластический хирург? Что ваше? Какая территория пластической хирургии вам близка? Лицо, тело – где вы в своей практике? На конгрессах я вижу, в основном, тематические доклады по эстетической пластической хирургии, которая связана с большим спектром. Но, что ваше самое любимое?
Нино Кобаладзе:
Мое любимое, наверное, это формирование красивого юного овала. Как я попала вообще в пластическую хирургию? Небольшое вступление, прежде чем сказать, почему я это люблю.
Изначально я сосудистый хирург, то есть я изучала сначала общую хирургию, потом сосудистую хирургию. Так как она оказалась очень сложной для женщины, и, в принципе, мне об этом говорили коллеги хирурги-мужчины, что отрезать ноги совершенно не женское дело, потому что при сосудистых патологиях, если нам не удается справиться с ишемией, зачастую приходится ампутировать ногу. Они были правы, это оказалось не совсем женским занятием, и я ушла в эстетическую медицину. Заинтересовалась, подумала, что косметология была бы интересной. Получилось так, что в клинике, где я тогда работала, наступил момент, что некому было делать липосакции. Так как я хирург, прошла переподготовку на пластического хирурга, и начала делать липосакции на аппарате по радиочастотной липосакции. Уже 10 лет занимаюсь: радиочастотная липосакция второго подбородка, лица, брылы, носогубки тонкими насадками. По телу ― липосакции и липофилинги, то есть формирование красивых ягодиц, груди, выравнивание прошлых неудачных, может быть, операций и так далее. В основном это липоскульптурирование лица и тела. Так как я владею и нитевым методом, то синергия даёт результаты иногда даже лучше, чем пластическая хирургия в полном объеме в виде SMAS-лифтинга. Поэтому я бы сказала, что радиочастотная липосакция плюс нити – это мой конек.
Алексей Гребнев:
Я очень много слышал про радиочастотную липосакцию. Есть ли аппарат, который вам больше всего нравится сегодня?
Нино Кобаладзе:
Абсолютно не тайна, потому что других таких аппаратов нет. Что касается, например, носа, то аппарат пьезо один, он незаменим. Что касается радиочастотной липосакции, то на сегодняшний день есть единственный аппарат, который уже длительно используется для неё, называется BodyTite, с разными насадками, которые предназначены одновременно для сокращения кожи и разрушения, и в итоге – иногда липосакции, иногда только радиочастотного липолиза. То есть иногда липосакция, как таковая, даже не выполняется, только разрушается жир в области лица.
Алексей Гребнев:
В эту студию приходил уже не один пластический хирург и не один руководитель клиники, и все называют аппарат BodyTite, что он у них есть. Это доступная технология или она чего-то стоит? Первоначальные инвестиции для клиник?
Нино Кобаладзе:
Когда около 5 лет назад мы с Ольгой Александровной открывали нашу клинику, «МедКлиник», это был первый аппарат, который мы купили. Во-первых, я являюсь тренером в разных странах, и не только в России, и не иметь такой аппарат в руках было, конечно, очень сложно. Он был первым. Да, конечно, это дорого. Хорошие аппараты не стоят дешево, и они не могут стоить дешево, так же, как и машины, и вещи, и еда, дорогие сумки, украшения и так далее. Аппарат очень хороший, я на нем работаю 10 лет, он мне очень нравится. Я сейчас рассказываю не в рекламных целях, а рассказываю свой клинический опыт, который доказывает, что это очень хорошая альтернатива даже SMAS-лифтингу. Зачастую SMAS-лифтинг не дает такой хороший эффект, как убрать жир вокруг овала и восстановить, реконструировать овал, который у пациента «поплыл», после 40 лет обычно так происходит, и вернуть былую молодость и красоту челюсти.
Алексей Гребнев:
В каком возрасте обычно к вам приходят пациенты именно на подобные процедуры?
Нино Кобаладзе:
Моей самой молодой пациентке было 28 лет. Второй подбородок и проблемы с лишним весом или генетические проблемы могут быть в любом возрасте. Если есть показания – есть процедура. 18 лет исполнилось, человек уже взрослый, у него имеются недостатки, которые мешают жить. То же самое касается и ботулинотерапии и контурной пластики и так далее. Есть люди, которые весят 150-200 килограмм, и они прекрасно себя чувствуют, а есть девушки, 45 килограмм, у меня были такие пациенты, которые говорили, что «я очень толстая и мне обязательно нужно сделать липосакцию». А там даже складку не взять. Конечно, некоторые пациенты имеют психологические проблемы. Поэтому всё зависит от того, какого пациента мы получили. Мы выясняем все показания, противопоказания, адекватен ли пациент. Если он не адекватен, то никакие операции мы ему проводить не будем.
Алексей Гребнев:
В основном всё происходит в Санкт-Петербурге?
Нино Кобаладзе:
Да, в Санкт-Петербурге. Я живу там, у нас с Ольгой Александровной там клиника. Кстати, клиника на Невском проспекте, у меня из кабинета виден Гостиный двор. Конечно, очень хорошо, что самый центр города, но, с другой стороны, иногда бывают проблемы с парковкой, как и в Москве, можно пешком за 5 минут пройти, а на машине можно ехать 3 часа.
Алексей Гребнев:
Насколько я знаю, вы с Ольгой Александровной открыли клинику достаточно стремительно. Цели не было, но бизнес был сделан, потому что, как я понимаю, мириться с работодателями, которые были на тот момент, уже не получалось. Хотелось чего-то большего, хотелось творить, а для этого нужно было вкладываться.
Нино Кобаладзе:
Я очень благодарна всем своим бывшим работодателям. Я работала в трёх клиниках и получила бесценный опыт, научилась методикам, которых я не знала. Я им очень благодарна. Я считаю, что вообще по жизни надо всегда благодарить, даже если что-то было не так. Во второй и в третьей клинике я сталкивалась с финансовыми вопросами. Конечно, если тебе не платят зарплату, сложно работать с хорошим энтузиазмом. Поэтому пришлось. Ну, что поделаешь? Такая была ситуация. Я никого не осуждаю, и, раз так получилось – значит, так получилось, но я всем желаю добра. Пусть у всех все будет хорошо.
Алексей Гребнев:
Нино, став руководителем, как вы принимаете участие в операционной деятельности? Есть ли на неё время, либо Ольга Михайловна большую часть уделяет менеджменту, маркетингу?
Нино Кобаладзе:
Ольга Александровна, как директор, занимается полностью всеми бумажными работами, всеми закупками, администраторами и так далее, когда не обучает. У нас получается так, что мы 2 тренера по нитевым методам в одной клинике, и, конечно, у нас эпицентр, можно сказать, и коррекции, и лечения осложнений. Почему-то так получилось, что к нам обращается с вопросами очень много врачей, и не только по нитевому лифтингу. Причем, к нам обращались очень знаменитые люди, и доктора им делали очень знаменитые. Но бывает иногда, что что-то идет не так. Конечно, мы всегда поможем, если есть проблема. В Санкт-Петербурге, пожалуйста, обращайтесь. Меня и нашу клинику очень легко найти: Невский, 46, в здании стоматологической поликлиники. Мимо не пройдёте. У нас произошло распределение. Я – больше научная сторона нашей клиники. Я организовывала конференцию по нежелательным явлениям, так как уже наболело.
Алексей Гребнев:
Это очень важно, ведь мы во многих специальностях разбираем именно осложнения, даже когда проходим образовательный процесс. Нельзя не приводить примеры осложнений, однозначно, так же, как и не знать анатомию.
Нино Кобаладзе:
Что касается осложнений, мы, правда, о них не знали. То есть осложнения приходят со временем. Я очень много лет использую нехирургическую коррекцию носа, но в последние годы она стала очень опасной. Появились кое-какие нежелательные явления, которых раньше не было. Это последние несколько лет.
Алексей Гребнев:
100 случаев слепоты, которые были выявлены?
Нино Кобаладзе:
Да, 100 случаев слепоты. Когда увеличивается количество наших процедур, увеличивается и количество нежелательных явлений. Может быть, они были и раньше, кто-то и сталкивался с ними, но мы о них не знали и в Интернете информации не было, поэтому мы были слепы, скажем так. Со временем, конечно, мы набираемся опыта и можем молодым докторам дать рекомендации, чтобы они так не делали. Если бы мне 10 лет назад кто-то сказал, что, Нино, так не надо делать, может быть, я бы и не получила свою порцию нежелательных явлений.
Алексей Гребнев:
Но, именно поэтому сегодня вас слушают до 1000 человек в зале, они впитывают ту информацию, тот опыт, которым вы обладаете. Мне интересно: вы считали своих пациентов за весь период своей деятельности?
Нино Кобаладзе:
Мы посчитали, недавно оценивали с Ольгой Александровной. Так как у нас очень много пациентов, мы особо их никогда не считали. Но, мы посмотрели. У нас 4–5 врачей. Ведущие ― мы с Ольгой Александровной, за 4 года у нас было 6 тысяч пациентов, то есть в день у меня примерно 20 пациентов. Я работаю 3 дня в неделю, еще есть операционные дни, вот и считайте. Достаточно много.
Алексей Гребнев:
Я так могу поделить вашу жизнь: треть времени вы тратите на конференции, конгрессы, самообразование и получение новых знаний, которые вы привозите в клинику; треть вы работаете в клинике. Или больше вы работаете в клинике? Когда, что семье достается? Ведь у вас замечательная семья. Как совмещаете?
Нино Кобаладзе:
Это больной вопрос. Я очень переживаю по этому поводу, потому что у меня двое детей, 9 и 5 лет. Моему мелкому недавно 5 лет исполнилось. Я знаю, что он скучает, и, конечно, я тоже скучаю. Старший, наверное, скучает. Но мне удается выкрасть. Обычно в субботу мы уезжаем за город, там общаемся. Да, семья — это очень важно, и, честно говоря, последнее время от очень многих проектов отказываюсь, чтобы больше времени проводить с ними, дома, с мужем, потому что он вообще забыл, как я выгляжу. Он иногда шутит: о, жена приехала, настоящая, кожаная. Он тоже как-то так, нам не удается уделить друг другу время, потому что то я на работе, то у нас дети. Поэтому получается, что тоже надо как-то вклинивать в свой график, чтобы всё получилось.
Алексей Гребнев:
Интересный был путь вашего становления. Вы стали врачом, затем судьба подарила вам пластическую хирургию, вы её с удовольствием приняли; овладев знаниями, вы стали тренером по нитевому лифтингу, по ботулотоксинам, по филлерам. Вы проехали практически весь мир с достаточно крупными компаниями.
Нино Кобаладзе:
Да. Что самое интересное, я много где была, но не была в Нью-Йорке и в Лондоне, вроде бы, такие мегаполисы. Я планирую туда поехать в ближайшем будущем. А так я была во многих странах, обучала многих врачей. Даже как-то у меня было путешествие в Иран через Турцию. Я читала лекцию 1,5 часа с платком на голове, потому что в Иране женщина не может ходить без платка. Я сначала очень долго сопротивлялась. Я говорила: «Как я буду в платке ходить?» Мне ответили: «Если ты не наденешь платок, тебя арестуют». Поэтому уже в самолете нам пришлось надеть платки. Мне было очень неудобно. Он постоянно спадал, постоянно мне мешал. Я его кое-как на голове накрутила. Выступала, представляете, в Иране обучала врачей с платком на голове. Там, кстати, моделями, которым я инициировала ботулотоксин, были мужчины, у них мужчины очень ухоженные. От наших мужчин очень сильно отличаются. Женщины тоже очень ухоженные.
Алексей Гребнев:
Как за последние 7 лет изменились подходы в эстетической медицине?
Нино Кобаладзе:
Когда я начинала, у нас было 20 % от того, что мы делаем сейчас.
Алексей Гребнев:
Всё было разрознено. Приходили отдельно на ботулотоксин, отдельно на филлер. Их не было такого качества, количества, которое есть сегодня, и зарегистрированного. Что сегодня? Как вы подходите к гармонизации всего лица? Есть ли работы или лица, за которые вы никогда не возьметесь?
Нино Кобаладзе:
Наверное, я не возьмусь, если у пациентки есть противопоказания. Если у пациентки есть онкологические заболевания, а она пришла сделать радиочастотную липосакцию, – конечно, работать не буду. Есть лица, которые нужно оперировать, если пациент понимает, согласен и так далее. Мы практически не берем пациентов с IV степенью птоза. Но есть пациенты, которые понимают, тут нужно договариваться на берегу, и объяснить, что, да, мы вам все сделаем, но такого эффекта, как они показывают, мы не можем дать нашим методом. Они показывают фактически пластическую операцию, говоря: «Мне много не надо. Только здесь немного выровнять и вот тут подтянуть». Тут очень важно избежать и нежелательных явлений. Мы должны донести до пациента, что будет, особенно, возрастному. Молодые пациенты знают все. Они знают слова «ботулотоксин», «гидроксиапатит кальция», «полимолочная кислота», «радиочастотная липосакция» и так далее, и «кардиомиопатическую» какую-нибудь. Но возрастные пациенты думают, что они сейчас придут, сделают один комплект нитей, например, сделают ботулинический токсин, заплатят 20 тысяч, и все, и будет, как 50 лет назад. Конечно, такого не может быть. Наша задача – донести информацию, донести конечный результат, который мы получим. В чем наша задача? Я всегда говорю врачам, когда я их обучаю: не результат, не наши амбиции, а довольный пациент. Чтобы наш пациент был доволен.
Алексей Гребнев:
Но, согласитесь, что сегодня у женщин в 50 лет глаза светятся в отличие от того, как было при Советском Союзе, когда мы с вами были маленькими.
Нино Кобаладзе:
Да. Я бы так сказала: сейчас эра ageless ― эра женщин с неопределенным возрастом. Ты смотришь и думаешь: сколько же ей лет, 35 или 50? У меня есть прекрасная пациентка в Питере ― известная блогер Ольга Невская. Она есть в Instagram. Чудесная женщина, моя пациентка. Очень ее люблю. Ей 45 лет. Она выглядит, наверное, на 33-34 года, с прекрасной фигурой, с прекрасным лицом. Конечно, мы над ним работаем. Не всё моя заслуга, все-таки, и генетика досталась, и внутренняя красота. Я каждый раз смотрю на нее и думаю, чего мы добились за несколько лет. Наши пациенты, как в «Загадочной истории Бенджамина Баттона», где он становился моложе, тоже выглядят моложе. У меня есть подруга Оксана, которой мы проводили коррекцию, первую 10 лет назад и сейчас. У меня есть фотографии. Она даже сама недавно мне прислала и написала: «Ниношка, как круто, что ты есть! Я выгляжу сейчас лучше, чем в 25 лет». Есть такая возможность, да, с возрастом мы справимся. Но, главное, что наши пациенты, становясь красивее, выглядят более гармоничными. Поэтому я считаю, что, когда мы идем на коррекцию, в первую очередь, мы должны дать пациентке красоту. Не молодость. Да, морщины надо уменьшать и так далее, профилактировать, но первое, что нужно сделать, – сделать человека красивее.
Алексей Гребнев:
А как сегодня наука? Зашла ли она в эстетическую медицину? Есть ли научно обоснованные подходы, а не как раньше – 2 фотографии, «до» и «после» ― максимум, что мы могли дать?
Нино Кобаладзе:
Сейчас огромное количество научных исследований. Очень большое количество. Что касается ботулотоксина, можно по каждому показателю зайти в Google Scholar, например, очень хорошая площадка. PubMed – понятно. Есть несколько площадок, но есть общая – Google Scholar, где можно найти информацию по любому медицинскому изделию, по вопросу и так далее. Там выпадает не общая масса запросов, а именно научная. Мы можем найти массу исследований, каких только нет! Как воздействует ботулинический нейропротеин на мышечную ткань, на разные, попадает, не попадает в такие-то ткани, действует, не действует. По гиалуроновой кислоте тоже очень много исследований. В принципе, по нитевому лифтингу очень много исследований.
Сейчас уважающая себя компания, выпускающая хороший препарат, хорошие нити, всегда подходит с научной подоплекой. Ко мне постоянно кто-то подходит и что-то говорит. Часто подходят с предложением: «Нино Константиновна, у нас тут чудо чудесное. Давайте использовать. Давайте вы будете нам помогать и будете тренером», и так далее. Начинаешь спрашивать ― они начинают спотыкаться на элементарных вещах: этого нет, того нет, а это мы скоро получим. Тогда сразу – нет. А когда компания имеет уже огромный пласт исследований, компании 20 с чем-то лет, и за её спиной столько всего стоит ― уже больше доверия, становится намного легче. Если что, всегда можно найти и специалиста, и эксперта в любой точке мира, даже в Австралии.
Алексей Гребнев:
Наши специалисты представляют эстетическую медицину на хорошем уровне? Если взять тройку лучших стран, мы входим?
Нино Кобаладзе:
Я думаю, что да. Мы вообще впереди планеты всей. Так как мне удается общаться с нашими коллегами из разных стран, я могу утверждать. Да, наши препараты не сравнить с зарубежными. Может быть, какие-то и есть, но в эстетической медицине у нас 99 % препаратов и аппаратов привезены. Что касается аппаратов, то обычно наши же уехали, там сделали, и потом мы у них и купили. Половина инженеров, и химиков, физиков и так далее русские. Я могу сказать, что наши врачи более пытливые. Если там доктор, например, специалист в какой-то одной области, он будет плавать в других коррекциях. Наши доктора знают всё. В эстетической коррекции хороший, состоявшийся, с опытом доктор, 7–8 лет стажа, будет знать абсолютно все на химическом уровне. У них это страдает, у них изначально базовых знаний – патфиз, патан, – то, что мы проходили на адском III курсе в институте, у них таких познаний нет. Они сами выбирают, что они хотят знать, а нас заставляли все знать, поэтому такая большая разница.
Алексей Гребнев:
Сегодня нас никто не заставляет, но, тем не менее, кадаверы, которые вы проходите, стали регулярными. Каждый доктор, который сегодня стремится сделать качественно, хотя бы раз в год посещает новый курс, и программа меняется.
Нино Кобаладзе:
Программа меняется, конечно же, потому что появляются новые темы. Например, на своем конгрессе я попросила Ирину Эдуардовну Хрусталеву и Василия Викторовича Атаманова сделать акцент на тех зонах и на тех проблемах, которые появились за последнее время. Василий Викторович показывал на биоматериале, как вводить гиалуронидазу в случае потери зрения. Показывали все точки доступа уже непосредственно на черепе, на материале. Мы разбирали артерии, которые недавно появились в нашей жизни, и обсуждали, как всего избежать. Такие кадавер-курсы нужны всем и всегда. Я сама провожу кадавер-курсы, но, каждый раз, когда я попадаю на такие мероприятия, я всегда нахожу что-то новое. У нас есть столько индивидуальных особенностей развития! Лицевая артерия, например, может идти прямо к глазу, а может вообще сюда не идти и совершенно окольными путями, рассыпным диффузным образом, даже не пальпироваться. Поэтому, если эстетический доктор хочет быть хорошим доктором, он обязательно должен пройти кадавер-курс, без него работать вообще нельзя, я считаю. Он должен быть обязательным, маст-хэв.
Алексей Гребнев:
Он должен быть регулярным, с какой-то периодичностью или один раз прошел и на всю жизнь?
Нино Кобаладзе:
Один раз – нет. Я думаю, хотя бы раз в 2 года нужно освежать знания.
Алексей Гребнев:
Сколько курсов вы прошли в нынешнем году по кадаверу?
Нино Кобаладзе:
Я их не совсем прошла – я участвовала в них. Даже не помню. На многих. Кадавер-курсы очень дорогие, начинаются от 80 тысяч, примерно. Если доктор молодой, ему нужно заработать эти деньги. Не у всех есть такая возможность. Поэтому один раз обязательно, первый раз. Потом начать работать. Посещать при малейшей возможности. Есть же не просто кадавер-курсы, есть конгрессы. На конгрессах тоже показывают. Есть бесплатный национальный конгресс. Там я буду рассказывать про осложнения по нитевому лифтингу. Будет и кадавер, и все что хотите. Что касается моей конференции, у нас тоже был трехчасовой кадавер с Ириной Эдуардовной. Просто великолепный, с полным погружением, можно сказать, в проблему! Поэтому нужно посещать конгрессы. Каждый раз, когда я посещаю конгресс, я всегда нахожу для себя что-то новое. Или мне приходят новые идеи. Нужно образовываться, нужно идти дальше, не сидеть у себя в кабинете и думать, что я все знаю и мне больше ничего не надо.
Алексей Гребнев:
У меня складывается ощущение, что вы со специалистами общаетесь только на конгрессах. Но не только же конгрессы вас объединяют. Я знаю, что, начиная с 2019 года, появился бал эстетической медицины, где вы тоже принимаете участие. Это уже отдых. Там вы, по-моему, даже были с мужем.
Нино Кобаладзе:
Да, наверное, первый раз, когда со мной куда-то поехал мой муж, и я поехала не выступать, не участвовать, не моделировать, не читать лекцию, а просто прийти на бал и быть красивой. Было чудесно, на самом деле. Спасибо организаторам за тот прекрасный день в отеле «Метрополь». Все было очень красиво – музыка, вальс. Мы с мужем примерно 15 лет вместе, мне кажется, за сколько лет мы столько не танцевали за один вечер. Бал – это бал, нужно танцевать вместе. Подготовка, покупка платья, прическа. Я превратилась в принцессу.
Алексей Гребнев:
Та радость жизни, которой нам не достает на конгрессах. Хотя конгрессы тоже сопровождаются общими вечерами, где мы тоже можем пообщаться.
Нино Кобаладзе:
Где ты уставший, с высунутым языком на плече, уже отчитав, такая голова.
Алексей Гребнев:
И к тебе опять подходят и говорят: «А у меня такая ситуация. А как вы бы поступили?»
Нино Кобаладзе:
Да, действительно так. Нам не удается отдохнуть на конгрессах. Иногда даже не идешь ни на какие гала-вечера, потому что ты просто устал, хочешь поехать домой, выспаться, пообщаться с детьми и так далее. Но, что касается бала медиков, здесь такого не было. Было полное ощущение праздника, прекрасная вкусная еда, оперные певцы с прекрасной программой. Мне очень понравилось, потому что я очень люблю оперу, и мне не часто удается побывать. У меня даже есть пациенты из Мариинского театра, они постоянно меня приглашают. Но у меня постоянно образуются дела, и очень сложно выбраться. Бывает иногда, но хотелось бы больше. На балу за один вечер удалось получить все. Я знаю, что в следующем году будет 6 июня. Я запланировала, но у меня наслаивается на Милан, на наш ежегодный конгресс IPAM в Милане. Я теперь думаю: может быть, мне не ехать в Милан, а поехать на бал?
Алексей Гребнев:
Я так понимаю, что обучение в Италии – вообще тренд. С 2008 по 2018 год, все 10 лет всегда ездили обучаться туда. Когда настанет время, когда они все с удовольствием приедут к нам – не моделировать, не рассказывать, а слушать нас?
Нино Кобаладзе:
Они нас уже слушают. Я бы не сказала, что мы учимся. На конгрессе в Милане, который проходит каждый год у Алессио Редаелли, мы выступаем спикерами. Я могу точно утверждать, что наши русские спикеры самые информативные. Я заметила, что в Европе спикер выходит, рассказывает: это я, это моя семья, это мой дом, это мои красивые пациенты, какое-нибудь видео, всё happy. И всё.
Алексей Гребнев:
Они примерно так же приезжают и сюда, чтобы за большие гонорары рассказать то же самое.
Нино Кобаладзе:
Конечно. А по большому счету, ты получил информацию, но не чувствуешь её вес. Наши спикеры углубляются, находят материалы, разбирают проведённые исследования, делают более глобальные выводы. Иностранных спикеров очень мало – тех, которые важны, таких, которых ты будешь слушать с большим удовольствием. Если ты один раз его услышал – все, уже знаешь: он 10 лет будет рассказывать одно и то же. А наши спикеры из конгресса в конгресс рассказывают очень интересные методики, новые, захватывающие. Поэтому я бы сказала, что, наоборот, они нас приглашают, чтобы нас послушать.
Алексей Гребнев:
То есть, мы туда едем вроде как их слушать, а получается, что мы их еще и обучаем.
Нино Кобаладзе:
Да, мы теперь обучаем весь мир. Я несколько раз попадала в ситуации, когда на Live Injections, где мы показываем инъекции, я получала массу вопросов от иностранных докторов: «А как ты это делаешь?», «А это как?» Я чувствовала интерес. Не просто politeness, типа вежливость, что он спрашивает, потому что надо о чем-то поговорить, а живой интерес. Мы сейчас находимся на высшем уровне, доктора в России намного лучше. Иностранцы приезжают к нам и корректируются у нас. У меня очень много иностранных пациентов, которые приехали специально сюда, потому что они знают, что здесь хорошо, здесь дешевле, чем там, и они получат хороший эффект: долгосрочный, качественный, оказанный в соответствующих условиях.
Алексей Гребнев:
Есть ли какая-то работа, которую вы хотите довести до Российской академии наук и получить место академика? Есть ли в планах?
Нино Кобаладзе:
Я об этом не задумывалась. У меня спрашивают про кандидатскую. Я бы хотела, наверное, ее написать, но, когда мне ее писать? Хотя материала очень много. У меня очень много авторского материала, своих идей. Но, я практик, я доктор-клиник, практик.
Алексей Гребнев:
Не уходите от ответа, я про уже даты спрашиваю.
Нино Кобаладзе:
Я думаю, что годам к 55, может быть.
Алексей Гребнев:
Вы даете себе расслабиться. Нет, это не про вас.
Нино Кобаладзе:
Я собираюсь жить до 150 лет, потому что у нас ageless и антиэйджинг, поэтому мы будем молодыми академиками.
Алексей Гребнев:
Кафедры приглашают сотрудничать?
Нино Кобаладзе:
Конечно, приглашают. В Питере тоже была возможность. Было приглашение от анатомической кафедры Первого меда, но я остановилась, потому что понимала: если я еще начну заниматься преподаванием, то меня ни дети не увидят, и никто уже совсем никогда. Поэтому я чуть-чуть притормозила, честно говоря, несмотря на то, что мне очень интересно, я очень люблю анатомию. И Первый мед – моя альма-матер, и хотелось бы, но требует много времени. Поэтому, может быть, когда-нибудь я это сделаю.
Алексей Гребнев:
Давайте мы всех лучших, кто на кафедре, пригласим на конгресс по осложнению, нитевому лифтингу, который пройдет в следующем году в Санкт-Петербурге. Когда он будет?
Нино Кобаладзе:
5-6 сентября. Конгресс будет не только по нитевому лифтингу, будут и аппараты тоже.
Алексей Гребнев:
5-6 сентября 2020 года.
Нино Кобаладзе:
Да. Это суббота и воскресенье.
Алексей Гребнев:
Кто из лекторов приедет из Европы?
Нино Кобаладзе:
Будет Ив Сабан, скорее всего, мы с ним уже говорили. Марина Ландау, Петер Палхази. У нас будет более расширенная анатомическая сессия, будут аппараты. Конгресс будет набирать обороты и будет становиться знаковым, он уже стал знаковым. Я даже не ожидала такого количества людей. Для первого мероприятия 350 человек – для осложнений очень даже хорошо. В следующем году ждем намного больше и спикеров, и участников. В Санкт-Петербурге, в гостинице «Санкт-Петербург».
Алексей Гребнев:
Но, есть время подготовиться. Первый конгресс, как говорится, либо спонтанный, либо в стиле «давайте попробуем», а второй конгресс – уже намеренный шаг вперед. Я очень рад, что вы взяли тему осложнений, что тема начала быть озвученной вами. Конгресс стал именной, его в кругах называют «конгресс Нино Кобаладзе». Это всегда очень приятно. Желаю вам, вашему конгрессу собрать тысячный зал. Давайте поставим для себя такую планку.
Куда поедете отдыхать с семьей?
Нино Кобаладзе:
Очень хочу поехать в Грузию, но пока дорога закрыта, нет прямых перелетов. Я хотела после Нового года поехать. Если не получится ― не знаю, наверное, куда-нибудь на море. Но, к сожалению, на море семьей мы выезжаем только один раз в году. Надеюсь, что в будущем будет 2–3 раза.
Алексей Гребнев:
Обязательно будет, так именно и будет!
Я напомню, что с вами был канал Mediametrics, передача «Долголетие в бизнесе» и я, ведущий, Гребнев Алексей. Спасибо вам, Нино!
Нино Кобаладзе:
Спасибо вам большое!
