Запахи и стресс

Е. Женина:

Программа «Anti-age медицина», и с вами я, Елена Женина. Гость моей сегодняшней программы психотерапевт, психолог, стрессолог клиники профессора Калинченко Андрей Одабашян.

Говорить мы сегодня будем о стрессе. Стресс – это один из факторов, влияющих на наш организм негативно, замедляющий обменные процессы, препятствующий молодости, то есть, запускающий механизм старения, я бы так сказала.

А. Одабашян:

Не совсем так. Влияющий на механизм старения, потому что механизм старения, по сути дела, запускается в момент нашего рождения. Механизм старения изучен достаточно хорошо на данный момент. Получены даже Нобелевские премии. Во всяком случае, теломеры и теломераза, фермент, который занимается тем, что восстанавливает теломеры, уже изучены достаточно хорошо. За открытие теломераза в свое время была получена Нобелевская премия, насколько я помню, в 2009 году. Сделала это группа ученых. Одна из основных авторов этого открытия была Кэрол Грейдер. Затем появилась совершенно замечательная книжка, посвященная этому открытию и перспективам работы с теломеразой о технологиях, собственно, бессмертия, возможно.

Старение начинается в момент нашего рождения, потому что в этот момент у нашего эмбриона больше всего теломер, которые начинают потихонечку отламываться в процессе деления клеток, спасая информационную часть клетки. Там есть хвостики. Эти хвостики, как подошва, стираются, до кожицы не доходит у нас ничего. Для чего мы надеваем ботинки, наше ДНК надевает такие теломеры. Если у эмбриона, допустим, в первый момент около 15 000 таких участочков, которые могут стереться, то в момент рождения уже только 10 000. 5 000 было потрачено с момента зачатия до момента рождения.

Е. Женина:

Это большое количество!

А. Одабашян:

С одной стороны, большое, но, с другой стороны, Вы учитывайте объем необходимого деления.

Е. Женина:

Объем необходимого стресса.

А. Одабашян:

Нет, там стресса нет. Там стресса нет.  По поводу стресса. Вы знаете, я всегда делю и слова, и Вам это близко. Слова бывают красные, желтые, зеленые, как светофор. Стресс, по сути дела, это красное слово. Оно сразу приводит любого человека к ассоциации с какой-то бедой. В свое время, когда Ганс Селье только начинал изучать эту тему и ввел первые термины, был термин не «стресс».  В 1936 году появился термин «адаптационный синдром».  Наверное, именно такое определение ближе всего нам.

Что такое стресс? Это адаптация. Когда он начал изучать, то, по большому счету, самым неприятным, что для нас могло произойти, стал дистресс, то есть злокачественный стресс, приводящий к негативным последствиям для организма. Собственно, дистресс влияет в том числе на длину теломер. Но влияет он естественным образом, опосредовано. Здесь мы опять скатываемся к тому, что все у нас в организме происходит на уровне клетки. Наш стресс приводит к тому, что организм начинает в момент возникновения тревоги – это первая часть стресса – готовиться к двум вещам: либо к драке, либо к бегству. При этом биохимические изменения, гормональные изменения одни и те же.

Е. Женина:

Если к драке или к бегству, то адреналин, правильно?

А. Одабашян:

Там не только адреналин. Безусловно, и гормоны, и нейромедиаторы – все готовятся к тому, чтобы резерв организма максимально потратить. Здесь же возникает, как реакция на стресс, и резистентность к инсулину, поэтому резко повышается количество сахара. Он необходим для того, чтобы броситься в бой. Естественно, повышается уровень кортизола, выбрасывается адреналин, норадреналин. Мы готовы к бегству, мы готовы к драке. Когда реакция тревоги переходит в реакцию напряжения, когда, собственно, мы реализуем стадию напряжения – либо мы деремся, либо мы бежим. Очень важно, что последует за этой стадией, как долго она продлится, как долго будет на нас влиять этот фактор. Как долго она продлится и чем она закончится? Потому что если она разрешится, организм придет в норму.

Очень важно, чтобы ресурсы организма, подготовленные к преодолению стресса, были израсходованы.

Е. Женина:

То есть, мы позволим организму выбросить все туда, для чего он готовил.

А. Одабашян:

Привести в норму, да. Привести к гармонии, гормон гармонии. В этом случае это полезно, это эустресс. Он нас учит, мы получаем опыт. Мы вырабатываем определенные матрицы поведения в стрессовой ситуации. Ситуации, когда нам надо принимать быстро решение, когда нам необходимо совершать быстро действия, причем действия, которые идут на пользу нам и сохраняют тело в неприкосновенности или же сохраняя наш мозг, нашу психику, предохраняя от негативных воздействий. В этом случае мы получаем опыт, и в следующий раз, когда возникает такая ситуация, мы извлекаем из кладовых эту матрицу и уже, даже при тяжелом воздействии... Я приведу пример. На войне воин. Как можно привыкнуть к тому, что в тебя стреляют? Но, матричное поведение позволяет снизить градус этого стресса, умеренно влияя на организм. Человек вырабатывает поведенческие схемы, он адаптируется психологически.

Е. Женина:

Именно адаптируется, поскольку он уже понимает, как он будет себя вести в этой ситуации и что за этим последует. Соответственно, он испытывает меньшее количество стресса.

А. Одабашян:

Безусловно. Помните, «Когда на смерть идут – поют, а перед этим можно плакать». А разрешается каким образом? «Бой был коротким, и потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую».  Уже матрица поведения. Он вышел оттуда. Кстати говоря, «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне», многотомное издание, там есть некоторые вещи, связанные со стрессами, с психологией, с поведением людей в стрессовой ситуации. Именно в военной стрессовой ситуации. Оказалось, очень много интересного. Потому что индивидуальный стресс – стресс, который мы испытываем индивидуально. Один на один с проблемой – это одно, а когда мы стресс переживаем коллективно, плечом к плечу, это взаимодействие с людьми, взаимовыручка.

Е. Женина:

Когда ты понимаешь, что не только тебе плохо, но и окружающим.

А. Одабашян:

Да-да-да. Правильно. В атаку идти, все вместе крикнули: «Ура». Вибрация пошла общая, единение тела и духа.

Е. Женина:

Уже не так страшно, да? Потому что страшно не одному тебе. Помните, мультфильм был, «Давай, будем бояться вместе»?

А. Одабашян:

Да-да. Именно эта ситуация. На самом деле, ведь коснулось стрессовой ситуации всей страны. Что произошло? Удивительно. Раны, которые в мирное время заживали, допустим, за десять дней, за месяц, в период, когда был общий стресс и война, начали заживать в два, а то и в три раза быстрее, и меньше последствий было. Снизилось количество гражданских заболеваний. Более того, удивительно, люди, которые не получили физических тяжелых травм в период войны, при том, что, кажется, прошли через ад, они прожили достаточно большую жизнь. Если их не преследовала какая-то фатальная рана, осколки, которые сидят в теле, они доживали до возраста, в общем-то, 80, 85 лет.

Е. Женина:

Эту тему, Андрей, очень часто поднимают, приводя в пример это поколение, которое пережило такое количество негативных эмоций и при этом жили достаточно долго и, в общем-то, в неплохом здоровье.

А. Одабашян:

Такое впечатление, что это коллективное вычеркнуло тяжелые годы, как бы подарило, вернуло. Это возможно только при коллективном стрессе, потому что в индивидуальном стрессе такого нет. Не описано, во всяком случае.

Е. Женина:

Следует ли из этого, что, если человек находится в сложной ситуации для себя, то ему, например, гораздо большую помощь окажет групповая терапия, нежели индивидуальная?

А. Одабашян:

Здесь нюансы, связанные уже с личностью. Мы же понимаем, что есть люди интроверты, есть люди экстраверты. У разных людей разные ведущие гормоны, которые определяют суть их поведения. Еще Гиппократ определял людей как сангвиников, флегматиков, холериков, меланхоликов. Это же не просто так. Мы от Гиппократа продвигались дальше, мы расширяли знание, углублялись, искали ведущие инстинкты, архетипы и так далее. Но, в конечном итоге мы приходим к ведущим гормонам, потому что, когда начинаешь сравнивать поведенческие типы, которые предложил Гиппократ, с теми ведущими гормонами, реакциями, которые гормоны вызывают, тестостерон, серотонин, дофамин – оказывается, что все опять от клетки.

Е. Женина:

Значит, все-таки можно корректировать?

А. Одабашян:

Конечно. Можно корректировать. Но, в любом случае, мы имеем нормореакции. Всякая реакция связана с тем, что мы подвержены влиянию социума. Мы платим налоги, мы платим дань тому, что мы живем в городе. Мы платим дань темпу, обилию информации. Мы платим дань скорости ответа, которой от нас требуют, потому что каждый человек живет в своем ритме, у него есть свои внутренние ритмы. Есть люди, которые должны делать все быстро-быстро, кто-то так не может, ему надо вдумчиво посидеть. Один другого будет раздражать. Почему? Потому что они вместе работают. Если бы они не работали вместе, один бы делал свое дело быстро на своем огороде, другой бы делал медленно на своем огороде. Они бы не пересекались и не раздражали друг друга.

Е. Женина:

Идеального портрета человека вне стресса не существует?

А. Одабашян:

Практически, нет. Г.Селье был афоризмист, он говорил, что жизнь без стресса – это тусклая и пресная жизнь. Стресс – это цветы жизни. Это то, что, так сказать, расцвечивает красками жизнь. Он прав, безусловно. Ведь любовь – это тоже стресс, любовный угар. Вот мы с Вами говорили перед эфиром о Татьяне. Это что же было? Какой же стресс, если такое бегство к озеру, когда Онегин после письма Татьяны приехал прочитать ей мораль у скамейки. Это то, что касается стресса, которого мы не избежим, но, если он правильно разрешается – эустресс – он полезен, он хороший. То, что влияет негативно – это дистресс. Что же там происходит? Есть стадия тревоги, то есть что-то необычное. Стресс – это всегда что-то, что нас напрягает. Выход из зоны комфорта. Дальше идет стадия напряжения, когда мы тратим резервы нашего организма.

Е. Женина:

Эмоциональные, физические – не важно какие, но мы включаемся в процесс. Потом за реакцией возбуждения следует реакция торможения.

А. Одабашян:

А у нас не уходит стресс, у нас все наши резервы истощаются. Стадия истощения, собственно, определяет дистресс. В этом случае организм начинает болеть. Вот здесь возникают все неприятности – именно, когда истощаются запасы. Знаете, у спортсменов, у бегунов есть нелюбимая дистанция 400 метров. Дело в том, что 400 метров надо бежать быстро, как на 100 или как на 200 метров, но – парадоксально, за 50 метров до финиша все уходит. Оперативный резерв на рывок ушел, все израсходовано. Стайер аккуратно, размеренно бежит и у него появляется второе дыхание, включаются пролонгированные механизмы, а тут мы всё расходуем как раз, но ее не хватает на 50 метров. Более того, если спортсмен неправильно рассчитал свои силы на дистанции, он может потерять сознание от истощения. Потому что и кислородное голодание, и глюкоза вся израсходована, мозг отключается, человек падает без сил. Если ему быстро не помочь, могут наступить фатальные изменения в метаболизме.

Стадия истощения ресурсов организма определяет дистресс. Организм начинает болеть.

Е. Женина:

Это, конечно, очень страшно. Андрей, но, с другой стороны, спортсменам определить проще, когда они находятся на дистанции. А нам-то что делать, обычным людям? Как нам понять, что мы как раз находимся в этом состоянии и как с этим бороться?

А. Одабашян:

Дело в том, когда у нас наступает такой не скрытый, открытый, явный стресс, мы это не пропустим. Мы знаем эти ситуации. Иногда к ним даже готовимся. У нас иногда стресс наступает до стресса, когда мы идем на неприятный разговор. Вся дорога к тому моменту, когда мы придем и начнем говорить – это уже подготовка к стрессу. Даже не стадия тревоги, это уже мы реализуем стресс, мы уже тратим энергию. Иногда мы даже приходим к моменту, когда надо бы резервы вот здесь тратить, а их у нас уже мало.  Тут наступает истощение, потому что человек моментально «сдувается», что называется. Он думал, он предполагал, он прорисовал в голове всю схему, как это будет, как он отважно пойдет -  и здесь все потратил. Он пришел, а все было истрачено там.

Е. Женина:

Но это может быть не разговор, это может быть просто ситуация, в которой он живет. Это может быть чревато нарушением сна, например, нарушением аппетита.

А. Одабашян:

Прежде всего, безусловно, человек заметит нарушение сна. Сон – это наш индикатор. Правильный сон и лечит, и делает мудрее. Правильный сон – самое главное в нашей жизни. Если мы неправильно спим, если сон у нас нарушен, то мы не восстанавливаемся. Мы каждый день накапливаем негатив все больше и больше. Мы взводим ту самую пружинку, которая в какой-то момент выстрелит и по нашим гормонам, по нашим теломерам. Человек, который не высыпается, быстрее стареет. Вот, к вопросу о старости, да? Мы не восстанавливаемся, потому что все восстановление идёт при правильном ортодоксальном сне, в самой глубокой стадии идет восстановление организма. Рассматривают четыре стадии сна. Есть парадоксальный сон, есть еще две стадии продвижения к ортодоксальному, самому глубокому сну. На уровне глубокого сна происходит восстановление организма, все клеточные восстановления там. Организм кидается, «Ребята, что же вы со мной вчера сделали? Я сейчас все поправлю». Он производит ремонт.

Человек, который не высыпается, быстрее стареет.

Е. Женина:

Можно сказать, что плохой сон – это как раз маркер дистресса?

А. Одабашян:

Это маркер скрытого стресса. Мы же говорим о том, как понять, есть он или нет, скрытый или молчаливый стресс. Он накопительный. Помните, мы говорили про нормореакции? Каждый человек существует в какой-то нормореакции. Есть крайние точки, мы существуем в серединочке. Для нас комфортно, гармонично находиться в серединочке. Жизнь нас раскачивает, но маятник все время стремится к тому, чтобы остаться на середине, затихающее колебание.  Если мы задержали маятник, все сильнее и сильнее поднимаем, поднимаем, тем сильнее он качнется в другую сторону. Тогда достижение серединочки займет большее время. Хватит на это у нас сил, или наступит стадия истощения – весь вопрос.

Первый маркер скрытого стресса – это, конечно, нарушение сна. Здесь стоит смотреть и на то, какой тип человека, потому что, все-таки, очень много зависит от ведущего его гормона. Естественно, и от него зависит, «сова» он или «жаворонок». Или он, как сейчас говорят, «голубь». Наш социум заточен, если вы посмотрите, занятия в школе во всем мире начинаются от 8 до 8.30. Вне зависимости, «жаворонок» это, «голубь» или «сова». Для «жаворонка» будут занятия очень тяжелы после 12, и для «совы» будут очень тяжелы занятия до 11. Значит, и там, и там эти две группы будут находиться в скрытом стрессе. Они будут чувствовать себя некомфортно, не гармонично. Мы опять возвращаемся к гармонии.  А на них будет влиять окружающий мир. Учитель будет говорить: «Ну что ж ты? Ты час назад еще, а сейчас что с тобой? Прям вареный». Или же: «Проснись, наконец. Что же ты пришел в школу и не учишься». Как будет реагировать ребенок? У него будет накапливаться неудовлетворение. Ему будет некомфортно.

Е. Женина:

Он не будет понимать, что с ним происходит и, соответственно, будет винить себя в своём состоянии и попадать в состояние этого стресса.

А. Одабашян:

Там еще вина, конечно. Влияние. Все смотрят так: «Вареный!». Опять коллективное, да? Когда Селье определял дистресс, он отдельно выделял именно негативное отношение окружающих к этой ситуации.

Е. Женина:

Очень важны одобрение окружающих и поддержка?

А. Одабашян:

Обязательно. Поддержка, конечно, очень важна. Почему главное правило московского двора, я помню, да и вообще, было «Не бей лежачего». Упал – все, здесь мы наш стресс закончили. Дальше у нас разрешение: «Ты больше так не будешь?» - «Больше так не буду». И всё, друзья, опять облегчение. Ребенок. Бить детей нельзя. Он ходит с чувством вины, по попе его шлепнул: «Больше так не делай!» – все закончилось шлепком.

Е. Женина:

То есть, обязательно ситуацию нужно чем-то завершать?

А. Одабашян:

Ребенка нельзя оставлять виноватым, иначе у него закрепится реакция чувства вины. Его нельзя оставлять виноватым. Надо обязательно показать: есть вина, есть наказание и есть разрешение. Простили, покаяние, исповедь. Отпустили грехи.

Е. Женина:

Андрей, но это относится и ко взрослым в равной степени.

А. Одабашян:

Конечно, но начинается все это там. Если человек знает, что, повинившись, попросив прощения, он это прощение получит, то и его жизнь, и жизнь окружающих, которые с ним контактируют, облегчится. Естественным образом он придет и попросит этого прощения.

Е. Женина:

Как мы определяем стресс, мы уже поняли, первый маркер – это нарушение сна. Второй маркер, наверное, возможно, будет набор веса, потому что как раз тоже возникают некоторые процессы в организме, которые замедляют обменные процессы.

А. Одабашян:

Как правило, здесь речь идет, прежде всего, о том, что нарушается гормональный баланс в организме. Безусловно, стресс, напряжение и стадия истощения приводят к закислению, появляются недоокисленные радикалы. Как только появляются недоокисленные радикалы, у нас моментально начинает страдать мембрана. Начинает страдать мембрана – начинает страдать основной обмен. Здесь уже мы ничего не сделаем, если не обратим на это пристальное внимание.

Е. Женина:

Но сейчас есть такое движение, чем занимаются очень многие – пьют, например, ощелачивающие препараты.

А. Одабашян:

Замечательно. Ощелачивающие препараты мы можем дать, но надо не просто дать, а дать то, что клетка может взять. Поэтому та вода, в которую мы добавили соды – это не та вода, которая поможет клетке. Нет. Есть прекрасные разработки воды, специально предназначенной для оздоровления клетки.

Е. Женина:

Как Вы относитесь к содовой воде, которую сейчас многие пьют? Работает или это плацебо?

А. Одабашян:

Это в общем плацебо. Всё немножко глубже. Здесь на уровне ионов надо все это делать. Здесь есть еще один момент, связанный с тем, что нарушение ритма, как таковое, влияет, практически, не только на сон, но и на обычную жизнь. Нарушение ритма, прежде всего, заставляет организм сбиваться с того, что заложено природой. У природы есть не только циркадный цикл сна и бодрствования, выработки мелатонина перед сном и кортизола, когда мы пробуждаемся, и здесь есть «совы», «жаворонки» и «голуби». Все остальные органы как бы меняются в течение суток и говорят: «Мы вот сейчас главные. Сейчас главный мозг». «Сейчас главный желудок». В этот момент на него обращают внимание, он лучше всего работает. Более того, исследования показывают, что препараты для лечения определенного органа лучше всего принимать, когда он наиболее активен.

Е. Женина:

Но еще китайская медицина об этом говорила. Они всегда учитывали время приема препарата.

А. Одабашян:

Китайская медицина основана на тысячелетии опыта. А опыт – это статистика. Можно говорить о чем угодно, но статистика безжалостна. Она нам говорит, что вот это помогает. Если это помогает именно в это время, значит, так оно и должно быть.

Здесь еще есть момент, связанный с тем, что окружающие ритмы могут влиять разрушающе на нас и вызывать скрытый стресс, и потом приводить к дистрессу, либо могут оздоровляюще на нас влиять. И ритмы, и запахи, и цвета. Тут мы опять касаемся вопроса о «красный, желтый, зеленый». Есть для каждого человека красные запахи. Представьте себе, с чем у Вас ассоциируется запах костра, дыма? Осень, жгут листья, да? Скоро зима будет. В общем нейтральное, даже можно сказать, зеленое, приятное. Представьте себе, что запах дыма ощущает человек, который неделю назад или год назад еле вырвался из горящего дома.

Е. Женина:

Но там, мне кажется, другой запах должен быть. Он может быть более горький с примесью краски, пластмассы.

А. Одабашян:

Все равно зеленые ассоциации осени.

Е. Женина:

Это будет желтый, ближе к красному. Я согласна.

А. Одабашян:

Да-да. Допустим, запах горящей изоляции просто на улице, с какой-то машиной что-то случилось – прошли дальше. Неприятный, но он желтый. Но тот же запах горящей изоляции в вагоне метро на перегоне – это паника, это красное. Влияние запахов абсолютно ассоциативно. То, что нам кажется тухлым и невкусным, в некоторых странах употребляют с безумным удовольствием. То, что может вызвать позывы к рвоте у нас, может вызвать слюноотделение, аппетит у кого-то другого. То же самое и с ритмами. Но есть ритмы гармонизирующие, прежде всего, музыка. Почему мы так тяготеем к музыке? Потому что она нас либо возбуждает, либо успокаивает, но самое главное, гармонизирует.

Е. Женина:

Андрей, это определенная музыка? Одна для всех, или у каждого она своя?

А. Одабашян:

Нет. Проводились исследования, которые определили очень интересные вещи. Во-первых, абсолютно полезна классическая музыка. Она благотворно влияет на человека. Благотворно влияет на человека джаз, удивительно. Авторская песня, которую я лично очень люблю, надо признать, вообще не влияет. Практически не влияет поп-музыка. Крайне отрицательно влияет рок. Причем, во время рок-концерта у слушателя иногда отключается мозг, теряется ориентация. Если во время рок-концерта после окончания композиции подойти к слушателю какому-то, обратиться к нему, в первый момент он может не понять вопроса, не понять языка, на котором к нему обращаются, потому что у него мозг отключен тем, что происходило только что на сцене.

Различные инструменты по-разному действуют на разные органы. Различные композиторы по-разному воздействуют на отдельные участки мозга человека. Но есть потрясающий композитор Вольфганг Амадей Моцарт. Есть эффект Моцарта, гармонизирующее действие музыки Моцарта не удалось переплюнуть ни одному композитору. Она оказывает гармонизирующее действие на весь мозг, причем, абсолютно не важно, нравится она человеку или не нравится. Простое прослушивание настолько активирует весь мозг, гармонизирует его. В котором около 1700 студентов Калифорнийского университета участвовали в эксперименте, одни сидели в тишине, другие читали книгу, третья часть прослушивала Моцарта. Те, кто сидели в тишине, практически не изменили своих учебных показателей. Те, кто читали хорошие книги, приятные книги – увеличили на 12% свои показатели. Те, кто слушали Моцарта – на 65%. Это очень много.

На самом деле, влияние объясняется. Он каким-то образом чудесным, гений, он попал. Ведь, наше восприятие, наш мозг имеет свои волны. Мы функционируем, как океан дышит. Есть океанская волна длинная-длинна, она почти незаметна, но она есть. Над ней может быть рябь, слова, но основное – это дыхание океана. Такое же дыхание есть у мозга, примерно 20-30 секунд. Моцарт укладывается в эти, более того, он умудряется укладываться и в повышение и понижение силы звука. Он писал свою музыку в абсолютно воспринимаемом комфортном диапазоне от 4 до 6 тысяч герц. Это удивительно, но эффект Моцарта присутствует действительно.

Е. Женина:

Но Вы еще упомянули о запахах. А если к музыке Моцарта добавить запахи?

А. Одабашян:

Замечательно. Существует целое направление, оно известно, ароматерапия. Здесь очень все индивидуально. Безусловно это будут эфирные масла, прежде всего, которые мы используем. Мята, лаванда, бамбук и так далее. Очень часто используют такие ароматы в гостиницах, в присутственных местах, чтобы создать определенную атмосферу, чтобы входящий человек ощутил что-то приятное.

Е. Женина:

Я сейчас даже не буду говорить про какую заправку, но я безумно люблю туда заезжать, потому что так вкусно пахнет.

А. Одабашян:

Существуют запахи, которые используются в коммерческих целях для привлечения клиентов. Почему в кофейнях активно пахнет кофе? Не потому, что там варят кофе – там стоит кофейный ароматизатор. Помещение большое и просто не хватит молотого кофе, чтобы пропахло им все помещение. У некоторых магазинов, где продают сдобу, пахнет ванилью. Ваниль ассоциируется у нас с выпечкой, с праздником. Удивительное дело, как успокаивающе на человека действует иногда совершенно неожиданные запахи. Допустим, люди, которые в младенчестве вскармливались грудным молоком, для них запах парного молока успокаивающий, завораживающий, ощущение защиты. У тех, кто был на искусственном вскармливании, иногда парное молоко вызывает чуть ли не тошноту. Ассоциация защищенности.

Е. Женина:

Можно сказать, что ароматы, связанные у нас с пиковыми эмоциями, остаются с нами по жизни и закрепляются на подсознании именно с этими эмоциями?

А. Одабашян:

Обязательно.  Самые сильные эмоции – это детские эмоции, первые эмоции. Потому что после первой эмоции эустресс, мы получили матрицу, и уже вторая эмоция. Первый страх самый страшный. Первая боль самая больная. А дальше мы уже привыкли. Мы уже знаем, как это бывает. Есть эффект родительского дома. Человек долго не был у родителей, допустим, во взрослом состоянии приезжает к родителям, а в доме существует своя запаховая гамма. Если человека просто посадить в тишине, он заснет. Потому что в этом месте он ушёл от мира, который предлагает все время новые стрессы, новые адаптации надо человеку совершать, а здесь абсолютно защищен мамой. Защищенность, ощущение защищенности, она и в запахе тоже. Поэтому ароматерапия индивидуальна. Вот что человека успокаивает.

Е. Женина:

То есть, нет такого, как с Моцартом?

А. Одабашян:

Нет, есть всяческие запахи, которые, как правило, используют для успокоения человека.

Е. Женина:

Давайте, расскажем, какие запахи можно использовать, чтобы успокоить человека. Очень хочется, чтобы кто-то сегодня пришел вечером домой, включил Моцарта, зажег ароматические свечи.

А. Одабашян:

С ароматическими свечами очень надо аккуратно. Почему? Запах не должен быть резким. Очень важна концентрация. Потому что любой, даже самый благоприятный запах, если он превысит определенный уровень, будет раздражать, будет подавлять. Запах не должен присутствовать все время сна. Он может и должен присутствовать в период засыпания, мы создаем ритмическое построение для того, чтобы правильно заснуть.

Е. Женина:

Тогда это аромамасла и аромалампы, потому что выпаривается вода, выпаривается масло и все прекращается.

А. Одабашян:

Да. У нас есть замечательные наборы. Лаванда прекрасно работает, мирра работает очень неплохо. Некоторым очень нравится легкий запах ладана, такой вот легенький, он тоже успокаивает, расслабляет. На младенца, которого крестят в церкви, присутствующий запах ладана воздействует успокаивающе.

Е. Женина:

И он потом по жизни идет уже с ним.

А. Одабашян:

Да-да, это тоже присутствует. Более резкие запахи могут присутствовать для пробуждения человека. Утром какие-то запахи, возбуждающие человека. Можно тоже поставить маслице более резкое, с резким запахом. Опять же, не перебарщивать. Обязательно надо соблюдать границу, принцип разумной достаточности. Мы все должны понимать, что нам нужна гармония. Нам не нужно кувалдой себя туда загонять, а нам нужно к ней прийти, нужно мягко, нежно влиться в жизнь. Тогда будет все хорошо. Самое главное, что будет все хорошо с обменом, будет все хорошо с гормонами, будет все хорошо с адаптацией. Тогда адаптация будет только правильная.

Е. Женина:

Существует ли аромат, который способствует обмену веществ?

А. Одабашян:

Нет, такого аромата нет.

Е. Женина:

То есть, это общая гармонизация?

А. Одабашян:

Общая гармонизация. Если эффект Моцарта – для всех, то запах крайне индивидуален. На самом деле запах, надо понимать, это предпоследний рубеж защиты. Первое, мы видим дальше всего, потом мы слышим, потом обоняние, а потом мы осязаем и дальше уже все. Если мы увидели, но не произошло ничего, нас не насторожило, не появилась стадия тревоги; если мы услышали, но не появилась стадия тревоги, то запах до момента контакта, до момента осязания может нас остановить, или спасти, или заставить напрячься для того, чтобы либо драться, либо убежать.

Запах, обоняние – наш предпоследний рубеж инстинктивной защиты.

Е. Женина:

Огромное Вам спасибо за интересный рассказ, Андрей! Спасибо, что так верно и правильно расставили акценты. Спасибо вам огромное!

Напоминаю, что в гостях у нас был доктор, психиатр, психотерапевт Андрей Одабашян. С вами была я Елена Женина. Говорили мы о стрессе, о том, как он пахнет и о том, как с ним бороться.