Всемирный день борьбы против рака

Павел Королев:

Дорогие друзья, здравствуйте! Сегодня в прайм-тайм на канале Mediametrics мы запускаем свою новую телерадиопередачу под названием «ЗОЖ через молодежь». «ЗОЖ через молодежь» – это программа не просто о здоровом образе жизни, это разговор об общественном здоровье, в котором воедино связаны молодежь и старшее поколение, профессионалы и волонтеры, отдельно семья и общество. И здесь слушатели будут узнавать ответы на популярные, распространенные и даже индивидуальные вопросы о своих заболеваниях, их профилактике, а также о здоровье в целом. К нам в гости будут приходить врачи, специалисты сферы здравоохранения, медицинские волонтеры и просто активные, неравнодушные люди. И разрешите вам представить идейного вдохновителя, борца за здоровый образ жизни, специалиста управления по связям с общественностью Департамента здравоохранения города Москвы – И Сун Чер.

И Сун Чер:

Добрый вечер, уважаемые друзья! Добрый вечер, уважаемые коллеги! Рад всех приветствовать. Позвольте представить нашего замечательного председателя молодежного совета при Департаменте здравоохранения города Москвы.

Павел Королев:

Здравствуйте!

И Сун Чер:

И у нас в гостях также замечательный врач-хирург, научный сотрудник, кандидат медицинских наук – Александр Михайлович.

Александр Белоусов:

Добрый вечер!

Павел Королев:

Александр Михайлович, ни для кого не секрет, что в России 2018 год обозначен «Годом борьбы с онкологическими заболеваниями». И при подготовке к эфиру я немножко копнул глубиной в онкологию. Я очень рад, на самом деле, что первый эфир посвящен такому серьезному заболеванию и тяжелому его лечению, о чем мы сейчас поговорим. Однако такие данные. Ко Всемирному дню борьбы против рака эксперты Всемирной организации здравоохранения опубликовали данные о связи алкоголя с 7 видами онкологических заболеваний, а это: заболевания кишечника, молочной железы, пищевода, гортани, печени, ротовой полости и горла. Правда ли, что алкоголь может вызвать те самые онкологические заболевания тех органов, которые я перечислил?

Александр Белоусов:

Павел, для начала разрешите мне тоже сказать приветственное маленькое слово, и в этом слове поблагодарить за то, что пригласили. Мы проводим мероприятия, посвященные 4 февраля (День борьбы против рака), и очень важно донести до общественности максимально полезную информацию, и вот благодаря вашей программе, я думаю, у нас сегодня получится.

Павел Королев:

Отлично.

Александр Белоусов:

Переходя к ответу на Ваш вопрос – да, правда. И, на самом деле, алкоголь обладает повреждающим действием на клетки, тем самым нарушая их нормальное функционирование, а как мы знаем, рак – это что такое? Это большая группа заболеваний, которые объединяет одно: это когда клетка с нарушенной дифференцировкой начинает бесконтрольно расти, размножаться, тем самым повреждая здоровые ткани тем или иным способом. И алкоголь воздействует на желудочно-кишечный тракт, в первую очередь разрушая энтероциты, клетки желудка, приводя к предраковым заболеваниям.

Алкоголь воздействует на желудочно-кишечный тракт, в первую очередь разрушая энтероциты, клетки желудка, приводя к предраковым заболеваниям.

Павел Королев:

Получается, что все те люди, которые на новогодний праздник или любой другой праздник Российской Федерации употребляют алкоголь, подвержены риску возникновения онкологических заболеваний?

Александр Белоусов:

Не все так печально. Алкоголь стоит не на первом месте среди причин онкологических заболеваний. На первом месте, конечно, стоит курение. Если говорить в процентном соотношении, то это порядка 35-36%. Но если сочетать алкоголь и курение, то риск умножается в разы.

Павел Королев:

Вы курите?

Александр Белоусов:

Нет.

Павел Королев:

А как Вы относитесь к тому, что на пачках сигарет теперь такие большие некрасивые картинки размещают?

Александр Белоусов:

Знаете, я бы, наверное, сделал так, чтобы вообще все надписи заменить только на некрасивые картинки. Еще и на алкоголе тоже что-нибудь некрасивое. Это жестко, но, мне кажется, эффективно.

Мне очень нравится последний тренд – борьба с курением. И мне кажется, среди молодежи наблюдается именно отказ от сигарет. Но они переходят на вейперы, вот эти электронные сигареты. И хочется сказать, если нас слушает молодое поколение, ради которых мы все это и делаем, что электронные сигареты так же, как и кальяны, тоже являются фактором риска для развития онкологических заболеваний.

И Сун Чер:

Будем задавать немножко провокационные вопросы.

Александр Белоусов:

Мы ради этого и собрались здесь.

И Сун Чер:

По процентному соотношению в учреждении, в котором Вы работаете, как много людей, которые курят?

Александр Белоусов:

Давайте, во-первых, я скажу, в каком учреждении я работаю. Это Московский клинический научно-практический центр имени А.С. Логинова при Департаменте здравоохранения города Москвы под руководством главного онколога города Москвы – профессора Хатькова. Поэтому борьба с онкологией – это наша основная задача. Если будет возможность, я расскажу несколько позже, что мы делаем и для врачей, и для пациентов.

В плане курения, я не вспомню год, когда приняли приказ по поводу того, что нельзя курить на территории больниц и школ. Но это было, на моей памяти, не так давно – лет пять-шесть назад. На мой взгляд, снизилось количество в процентном соотношении и сотрудников, и пациентов, потому что просто негде. И это является мотивационным фактором для того, чтобы прекратить. Не бегать же каждый раз за ворота, глупо как-то.

Павел Королев:

Скажите, пожалуйста, может ли обычный человек, слушатель нашей передачи, взглянув на своего родственника, друга или просто проходящего мимо человека, заподозрить у него онкологическое заболевание? Я, честно говоря, не очень люблю слово «рак», потому что мне лично, как доктору, режет слух. К сожалению, мы этим словом иногда пользуемся, но лучше его как-то заменять. Есть ли какие-то внешние факторы того, что у человека рак, и нужно бегом к Вам в центр обследоваться?

Александр Белоусов:

Павел, а можно я из Вашего вопроса вычленю два направления?

Павел Королев:

Конечно.

Александр Белоусов:

Первое – по поводу слова «рак». На мой взгляд, не надо его ни стесняться, ни бояться, потому что мы сейчас переживаем наследие прошлых лет, когда кто-то говорил: «У него рак», и все шептались. То есть все, это приговор. В сознании людей формировалось, что человек приговорен. И, соответственно, мы получили сейчас целую когорту пациентов, которые боятся идти к врачу: «А вдруг у меня рак найдут, то это все». А это не все – это просто изменение образа жизни, образа поведения и начало длительного лечения, но во многих ситуациях эффективного.

Насколько я помню, мы в нашей командной работе пользуемся как раз слоганом: «Рак – это не приговор». А по поводу Вашего первого вопроса – он тоже очень актуален, потому что необходимо доносить до пациентов те вещи, по которым можно заподозрить. К примеру, как при инсульте. То есть мы вбили уже большой массе людей в головы, что афазия, нарушение асимметрии лица. Все, человек уже знает, что инсульт. Так же должно быть и при онкологии. То есть если человек ни с того ни с сего начинает худеть. Первую неделю радуется: «Я похудел, я стройный». А что потом? То есть за три месяца – 10 килограммов. И кто-то думает: «Да я понервничал. Я начал кушать».

Павел Королев:

Гонят на диету, на фитнес.

Александр Белоусов:

Да, на диету: «Ой, здорово!» А снижение массы тела – это уже определенное истощение, то есть это уже явно не ранние стадии злокачественных заболеваний. Второй момент – примесь крови в стуле, то есть в каловых массах, геморрой, еще что-то, мы списываем на другие вещи.

Павел Королев:

Свеклу, говорят, едят.

И Сун Чер:

Борща вчера навернул.

Александр Белоусов:

А ведь кровь в кале – это же один из прямых признаков колоректального рака. И один из скрининговых методов – это кал на скрытую кровь. Поэтому, мне кажется, надо нести в массы вот эту симптоматику. Есть ряд симптомов, и самое главное – их длительность и беспричинность.

Павел Королев:

А есть пять определенных симптомов?

Александр Белоусов:

Потеря массы тела, беспричинная утомляемость – то, что объясняют авитаминозом и прочее. Если общее выделять, на что людям стоит обращать внимание: масса тела, утомляемость, непрекращающийся кашель, особенно у курильщиков, появление крови в кале либо в моче, либо у женщин – это выделения из половых путей, которые не связаны с менструациями. Если мы говорим про наружные формы рака, то это уплотнения, которые ни с того ни с сего появились, это изменение формы родинок.

Павел Королев:

И их кровоточивость тоже?

Александр Белоусов:

Кровоточивость. Вот эти вещи, за которыми нужно в первую очередь следить.

И Сун Чер:

Подскажите, какие наиболее частые факторы риска касательно рака?

Александр Белоусов:

Как я уже сказал, на первом месте курение, то есть это бесспорно. Второе, как ни странно, это гиподинамия. Переводя на русский язык с медицинского – это малоподвижный образ жизни.

Павел Королев:

А алкоголь?

Александр Белоусов:

Алкоголь в среднем занимает от 3 до 5 %, а курение – 36%. Неправильное питание. Помимо режима питания, это употребление вредных веществ, которые нам кажутся невредными – это копчености. Не будем называть фаст-фуды, но это фастфуды, как бы это банально ни звучало. Это недостаточное употребление рыбы, растительных жиров. То есть сейчас мы питаемся совсем неправильно, тем более, когда появляются вот эти автоматы: быстро денежку засунул, бутерброд съел, побежал дальше. Вот это основные факторы, которые влияют на развитие злокачественных новообразований. И, опять же, если апеллировать к статистике, порядка 80% этих факторов риска можно нивелировать.

Павел Королев:

А работа на химической промышленности?

Александр Белоусов:

Это 4-5 место среди факторов риска. Окружающая нас среда и, конечно же, ультрафиолет, то есть солнце, солярии. Но при этом это 1-2 %.

Павел Королев:

Человек, который делает дома ремонт: краска масляная и прочее, в общем, химикаты. Есть фактор риска?

Александр Белоусов:

Тут нужно помнить о том, что длительность воздействия канцерогена тоже должна быть учтена. Если ремонт длится неделю, и человек в респираторе работает, проветривает помещение, конечно же, это не означает, что он покрасил стену – и все, сразу надо бежать к онкологу, проверяться. Нет. А вот если он всю жизнь проработал, и уходя на пенсию, уезжает в деревню, это неправильно. Он должен встать на учет. Есть же специальность профпатологи – наши коллеги, которые как раз этими вещами и занимаются.

Если ремонт длится неделю, и человек в респираторе работает, проветривает помещение, конечно же, это не означает, что он покрасил стену – и все, сразу надо бежать к онкологу, проверяться.

И Сун Чер:

Наша программа направлена на то, чтобы на доступном языке людям рассказать о сложных вещах. Когда люди говорят о наследственности, о генетике, то всегда кажется, что это все сложно. Вот если простым языком по поводу наследственности и рака, как обстоит дело?

Александр Белоусов:

На самом деле, это сложно даже для специалиста.

Павел Королев:

Передается по наследству, правильно?

Александр Белоусов:

Да. Но я перефразирую Ваш вопрос в простой язык, как часто спрашивают пациенты: «Доктор, а можно раком заразиться?» И я говорю: «Конечно же, нельзя». Но это не означает, что можно расслабиться. То есть мы все знаем, что в нашем организме за все процессы отвечает ДНК. И, соответственно, любое повреждение клетки начинается с ее нарушенного деления. То есть изначально клетка получает неверный код, соответственно, весь этот материал сохраняется в ДНК, и он может передаваться.

Сейчас выявлено уже более 20 генов, которые отвечают за эти механизмы. Соответственно, изучение рака уходит еще на более глубокий уровень. Если раньше мы говорили просто «рак легкого», условно говоря, то в следующем десятилетии мы уже говорили «аденокарцинома легкого». В следующем мы уже говорим «аденокарцинома легкого с такой-то, такой-то мутацией», а сейчас уже даже молекулярный отпечаток идет. То есть не хирурги, такие как я, которые просто вырезают, а онкологи, которые лечат и еще более глубоко изучают эту проблему, выходят на молекулярный уровень.

Готовясь к передаче, я прочитал, что рак настолько же индивидуален, как и отпечаток пальцев. Поэтому обязательно нужно, если в семье были какие-то онкологические заболевания, особенно колоректальный рак (рак толстой кишки), обращаться к врачу-генетику. И сейчас при многих учреждениях Департамента здравоохранения Москвы открываются. У нас это называется «Центр персонализированной медицины» (в Московском клиническом научном центре), в котором в штате состоят и генетики, и психологи. То есть это такое мультидисциплинарное отделение, в котором работает очень сильная команда специалистов, у которых как раз цель – выявить предрасположенность человека. Если у родственника был рак, это не означает, что у Вас будет, но Вы попадаете в группу риска. И, соответственно, Вас нужно определять в скрининговые программы. То есть не так, что всех поголовно под скрининг.

Павел Королев:

То есть любой человек может к Вам попасть, показав медицинский полис, и его возьмут на этот скрининг?

Александр Белоусов:

Да, у нас есть консультативно-диагностическое отделение, через которое можно попасть в Центр персонализированной медицины. И большую часть услуг (90%) можно получить в рамках ОМС.

Павел Королев:

Наука не стоит на месте. Конечно, это хорошо. На Mediametrics, на канале Mediadoctor чаще всего задаются вопросы о развенчивании мифов. Мне кажется, любая женщина или мужчина спрашивает: «Передается ли рак половым путем?»

Александр Белоусов:

Раком заразиться нельзя. Он не передается ни воздушно-капельным, ни половым, ни каким-либо еще путем. Это невозможно. Но есть такой момент. Говоря про факторы риска, мы с Вами не упомянули про вирусные инфекции. Потому что вирусы – это те агенты, которые могут нарушить ДНК. И мы, как специалисты, знаем про вирус папилломы человека. И мы должны донести до наших слушателей, что есть такой злодей – вирус папилломы человека, который может явиться фактором риска и причиной впоследствии развития, к примеру, рака шейки матки. Соответственно, для женской части аудитории нужно напомнить, что есть скрининг по поводу рака шейки матки.

Есть такой злодей – вирус папилломы человека, который может явиться фактором риска и причиной впоследствии развития, к примеру, рака шейки матки.

Павел Королев:

Расскажите поподробнее. Когда надо сдавать этот скрининг? Потому что большинство женщин, приходящих в частную консультацию, рутинно делают этот анализ. Надо это вообще или нет – рутинно делать?

Александр Белоусов:

Через три года после начала половой жизни каждый год надо делать скрининговый тест.

И Сун Чер:

Еще один из часто задаваемых вопросов связан со стрессом. Когда у человека какая-то психологическая травма, беда в семье, и после этого говорят, что обнаружили онкологию. Насколько эти две вещи взаимосвязаны? И насколько друг от друга зависят?

Александр Белоусов:

Нам посчастливилось родиться, жить и работать в эру доказательной медицины. Я Вам честно скажу, я не читал и не встречал исследований, которые доказывали бы влияние стресса на развитие онкологических заболеваний. Со мной не согласятся, наверное, онкопсихологи, которые пытаются изучить это, как причину развития. Хотя я очень уважаю специалистов-онкопсихологов, считаю их труд колоссальным. Он необходим, но он необходим именно на стадии, когда уже у человека диагностировано заболевание. В плане стресса, на мой взгляд, это просто: мы же все люди – нам хочется найти, кто виноват, извечный русский вопрос. У всех нас ежедневный стресс, и у каждого бывает сильный. Поэтому многие списывают, но доказательной базы для этого нет. Я не встречал, по крайней мере.

Павел Королев:

Александр, в своей медицинской практике очень часто сталкиваешься с запросом от молодых пациентов, будь то мужчина или женщина, или молодых родителей: когда вообще надо обследоваться на рак? У многих это фобия, боязнь рака. И люди готовы чуть ли не с 20-летнего возраста ежемесячно ходить сдавать лабораторные анализы или делать ультразвуковые исследования, компьютерную томографию. Сейчас это модно почему-то, хочу – сделал. С какого момента или с какого возраста человеку надо задуматься: а не стоит ли провести ему скрининг своего здоровья, диспансеризацию? Расскажите, когда лучше идти на обследование.

Александр Белоусов:

Опять начну с неглавного. Вы сказали про боязнь онкологии. Мы сейчас с русского переведем на медицинский – канцерофобия. И вот тут тонкая грань: онконастороженность пациента – чтобы она не переросла в канцерофобию. Тут задача специалиста первичного звена (амбулаторного) – своего пациента подвести, довести и объяснить ему. То есть, как я и обещал рассказать, что у нас в Московском клиническом научном центре ежемесячно проходят школы для врачей амбулаторного звена по ранней диагностике онкологических заболеваний. И на этих школах мы проводим такие установки. То есть поголовно всех гнать на скрининг не надо, потому что это влечет за собой гипердиагностику.

В Московском клиническом научном центре ежемесячно проходят школы для врачей амбулаторного звена по ранней диагностике онкологических заболеваний.

Есть четыре скрининговые вида рака: рак шейки матки, рак молочной железы, колоректальный рак и рак предстательной железы. Я думаю, Вы, как уролог, меня поддержите. Американская школа онкологов сейчас ставит под вопрос ПСА-тест (простатспецифический антиген), европейская сомневается. Мы, в России, пока поголовно делаем. Данные сейчас обсчитываются.

И сейчас еще рак легкого. Тоже скрининговая программа в России запущена, работающая довольно-таки эффективно. Чтобы ответить нашим слушателям, не надо бежать и самому себе назначать обследование. Нужно проходить регулярную диспансеризацию, то есть сдавать кровь, делать рентген легких, в зависимости относитесь к группе риска, не относитесь, обращаться в свою поликлинику, не бояться этого. Потому что у нас в Департаменте сейчас проводят колоссальную работу по доступности амбулаторной службы. То есть мы, как врачи второго звена (стационаров), пытаемся поделиться знаниями со специалистами. Департамент пытается сделать максимально комфортно для пациентов, и все нацелено на результат именно по профилактике вот этих вещей. То есть легче же предотвратить, чем лечить.

И Сун Чер:

Совершенно верно.

Павел Королев:

Золотые слова.

И Сун Чер:

Вы упомянули поликлиническое звено нашей поликлиники. Простой пример: человек пришел к врачу, врач сказал, что есть подозрение на онкологию. У пациента какой алгоритм действий? Что делать? Куда бежать? К кому обращаться? На что обратить внимание?

Александр Белоусов:

Онкологическая служба Москвы развивается, совершенствуется. То есть ни для кого не секрет, есть такие названия «онкологический диспансер», «онкологическая больница», у которой есть лицензия на онкологию, где проводятся операции. В любом случае, нужно переходить на следующую ступень, подходить под юрисдикцию районного онколога.

Выявляется подозрение – направляемся к онкологу, делаем дополнительные исследования. Диагноз подтверждается – попадаем в целевые учреждения города Москвы, которые занимаются онкологией: Московская городская онкологическая больница № 62, Московский клинический научный центр, Городская клиническая больница №57, то есть ряд больниц, которые обладают лицензией на оказание онкологической помощи. Потому что зачастую ведь лечение онкологии – это же не один человек лечит, это команда специалистов. Это хирург, лучевой терапевт, радиологи, которые занимаются лучевыми методами терапии, должен быть еще и онкопсихолог, и нутрициолог, то есть это должна быть сильная команда. При всем уважении к амбулаторному звену, невозможно даже территориально просто собрать всех в одном месте, что можно сделать в стационаре. Соответственно, надо просто переходить на следующий уровень, потому что сейчас при многих стационарах есть диагностические такие же отделения, где можно по ОМС все получать.

Павел Королев:

Александр, у меня вопрос сразу напрашивается. Пришел человек в поликлинику, у него есть подозрение на онкологическое заболевание. И ему пишут: «Вам надо сделать ряд исследований» и записывают на определенные даты. Нельзя же в один день все сразу сделать, правильно?

Александр Белоусов:

Конечно.

Павел Королев:

Человек, выйдя из поликлиники, начинает метаться: «У меня заподозрили рак. Мне пора делать компьютерную томографию, магнитно-резонансную томографию. Бегом. Кошмар!» И практически уже пишет завещание, чего в принципе не должно быть. Так вот, скажите, как с этими людьми бороться, с этими пациентами? Ведь каждый человек подвержен такому риску, что ему доктор скажет: «У Вас есть подозрение на это заболевание», и человек почему-то думает, что счет пошел на секунды. Для этого нужны медицинские психологи, онкопсихологи?

Александр Белоусов:

Павел, Вы пошутили насчет завещания, а я скажу горькую правду. Они бегут не завещание писать, а жалобу в Департамент, что врачи затягивают обследование. Не так это на самом деле, потому что врач выстраивает алгоритм, дает направление: и физическое (на бумажке), и направление действия (вектор обозначает). Но любому человеку свойственно опасаться за свое здоровье. И тут задача врача, который принимает первым этого пациента, объяснить, что спешка только мешает. Человек, который пошел в медицину, мне кажется, уже изначально склонен быть психологом, потому что мы с таким количеством людей ежедневно взаимодействуем, что тут уже хочешь не хочешь, а становишься психологом. И нужно понять типаж человека: кто-то встает, как танк, и идет по прямой, никуда не сворачивает, а для кого-то это потрясение, шок. Еще ничего не подтвердилось, а все, жизнь уже закончилась. Поэтому тут надо поддержать, объяснить, что не надо торопиться, спешка мешает. Потому что люди бегут куда-то в сторону, начинают в платных клиниках тратить, хотя мы сейчас имеем возможность обеспечить пациента помощью на 90%, то есть бесплатным обследованием.

Онкопсихологи есть не везде, психологи тоже, наверное, не везде. А врач, который полминуты лишние потратит, чтобы просто посмотреть в глаза и сказать: «Успокойтесь, все будет хорошо».

Мы сейчас имеем возможность обеспечить пациента помощью на 90%, то есть бесплатным обследованием.

И Сун Чер:

По поводу профилактики, по поводу предупреждения. Многие люди, я думаю, все коллеги согласятся, часто мечтают о том, чтобы получить волшебную таблетку и после нее вылечиться. А обратная сторона связана как раз с анализами. И есть ли какие-то специальные методы, методики, может быть, анализы, которые позволяют выявить, заподозрить развитие рака?

Александр Белоусов:

Вернусь к реалиям. Мы живем в век Интернета, то есть любой человек может прийти и получить информацию за 3 минуты. Мы ведем определенный амбулаторный прием, принимаем пациентов. И первое, что говорит пациент, входя в кабинет: «Доктор, а Вы знаете, я в Интернете прочитал…» И ты понимаешь, что потратишь 5-7 минут бесценного времени, не своего, а именно времени человека для того, чтобы донести ему информацию, что то, что в Интернете пишется, не всегда правда.

На сайтах, которые не созданы профессиональными организациями, особенно на сайтах частных клиник либо частных лабораторий пишется: «Сдавайте онкомаркеры, записывайтесь к нам на ПЭТ/КТ». Нет единственного универсального метода диагностики злокачественных образований. Иногда даже при одном и том же типе рака требуется абсолютно различный подход, чтобы определить. Это мультидисциплинарный, многофакторный подход к определению правильного плана лечения для пациентов. Конечно, есть схемы, есть стандарты, есть клинические рекомендации, которые в России сейчас развиваются семимильными шагами. Мы сначала ориентировались на западные. Сейчас у нас накоплены свои большие данные, и мы в стадии их обработки и уже готовы предоставить какие-то свои результаты. Это не только в нашем центре, а это глобально в России назревает. То есть надо подходить индивидуально.

Павел Королев:

Через два-три месяца мы будем радоваться весне, лету. Наши любимые вторые половинки – дамы – побегут в солярий готовиться, загорать на юга, моря и океаны.

Александр Белоусов:

А мы должны их остановить за руку.

Павел Королев:

Есть люди, у которых есть одна-две-три родинки, а есть люди, у которых много родинок. И я слышал, что некоторые специалисты советуют чуть ли не каждую родинку, которая в диаметре больше 1 сантиметра, проверить у онколога. Это первый вопрос. А второй вопрос: опасен ли всеми любимый солярий?

Александр Белоусов:

Давайте начнем с того, что родинка – это не медицинское понятие, то есть это не медицинский термин. Родинка – это собирательное. То есть чего мы боимся? Мы боимся меланомы. Меланома – это опухоль, которая развивается из меланоцитов. Соответственно, не все родинки из меланоцитов, поэтому не каждая родинка опасна. Если их много – это, конечно, фактор риска. Солярий опасен, это относительный фактор риска.

Мы боимся меланомы. Меланома – это опухоль, которая развивается из меланоцитов. Соответственно, не все родинки из меланоцитов, поэтому не каждая родинка опасна.

Павел Королев:

Вопрос: а опасно ли загорать на пляже, +30℃? Нужен ли зонтик? Нужны ли крема для загара?

Александр Белоусов:

Открою маленький секрет нашим слушателям. Меланома может быть не только на коже, потому что меланоциты бывают и в слизистых. Сейчас, простите, перескачу. Чем хорошо, когда есть центры, в которых сосредоточение онкологических больных, которые занимаются именно онкологией профильно? То есть у нас за последние годы был один случай меланомы пищевода. Это крайне редкое заболевание. Нас даже опубликовали в западных журналах, мы описали этот случай как case report. Крайне редко можно встретить, но бывает.

Более развернуто отвечая на Ваш вопрос по поводу ультрафиолета естественного и искусственного – фактор риска. Но ведь меланоциты, которые в слизистой, перерождаются, соответственно, не только ультрафиолет. Это раз. Второе – количество родинок у человека. Когда большое количество родинок, следует обратиться. Само собой, ультрафиолет – фактор риска. Если в раннем возрасте был солнечный ожог с возникновением волдырей, еще что-то, то повышаются риски развития меланомы.

Следующий момент, на что следует обращать внимание. Родинки бывают правильной формы, круглые, а когда она теряет свои очертания, меняет цвет, это уже повод быстро бежать к врачу.

Павел Королев:

Кровь из них может идти?

Александр Белоусов:

Да, они могут подкравливать, потому что при определении тактики лечения меланомы счет идет на миллиметры. А по большому счету, диагностируется с помощью простого приборчика – дерматоскопа, которым осматривают под увеличением.

Павел Королев:

А крема для загара защищают? Ведь на каждом написано: «Защита – 100%». Или это рекламный ход?

Александр Белоусов:

Конечно же, они помогают, то есть защитный слой, но все-таки лучше использовать зонтики. Мне кажется, тенденция на этот бронзово-шоколадный загар снижается.

И Сун Чер:

Сейчас в Интернете очень много альтернативных, нетрадиционных методов лечения. Вы вздыхаете, это понятно. Что Вы об этом думаете? Ваше мнение, как эксперта?

Александр Белоусов:

Такое ощущение, что Вы каждый день со мной в рабочем процессе и вычленили все больные темы.

И Сун Чер:

Потому что мы готовились к эфиру.

Александр Белоусов:

На самом деле, это колоссальнейшая проблема – нетрадиционные методы лечения онкологии. Давайте мы не будем сейчас говорить про разбавленную водку с маслом, керосин. Мы поговорим про проблему в целом, потому что эта проблема довольно-таки серьезная. И ее серьезность даже заключается в том, что Вы можете лечить пациента и можете не знать о том, что он параллельно что-то принимает.

Американская статистика: порядка 60% пациентов, прибегающих к нетрадиционной медицине, не сообщают своему лечащему врач-онкологу об этом. Чем это чревато? Довольно большое количество случаев описано в мировой литературе о том, что идет стандартная линия химиотерапии, врач-онколог ожидает позитивного результата, все хорошо, и тут в какой-то момент у пациента начинаются просто колоссальные осложнения. Как выясняется, пациент принимает биологически активную добавку, которая не то что не помогает от онкологии, а обладает колоссальнейшим токсическом действием, и, тем самым, вредит.

Порядка 60% пациентов, прибегающих к нетрадиционной медицине, не сообщают своему лечащему врач-онкологу об этом.

И Сун Чер:

Усугубляет.

Александр Белоусов:

И плюс, в комбинации с химиопрепаратами оказывает практически летальный исход. Это первая причина почему нельзя. Второе. Люди считают, что что-то скрывают, что есть универсальное лекарство. Нет его. А многие не очень чистые на руку граждане на этом наживаются. И, тем самым, мы теряем время, за которое могли бы помочь человеку, а человек обращается к тому, кто ему обещает за большие деньги помочь. А потом приходит и говорит: «Врач не помог».

Бывают обратные ситуации. Лечим, сделали операцию, химиотерапию, еще что-то. Пациент выздоровел и потом говорит: «А я же принимал таблеточку, которую мне продали, и вот поэтому я выздоровел». Такое тоже бывает.

Павел Королев:

Александр, совсем недавно некоторые исследователи запустили в космос автомобиль. И всем нам прекрасно об этом известно. Философский вопрос, который задает каждый пациент: «Когда же вы уже придумаете лекарство от рака»? У нас есть современная медицина. Мы каждый день открываем что-то новое, пишем статьи и т.д. Когда же мы сможем остановить вот эту волну рака? Притом, что мы прекрасно понимаем, что некоторые заболевания, к сожалению, прогрессируют, но не уменьшается количество. Мы только все чаще и чаще, пусть на ранних стадиях, но начинаем выявлять это заболевание. Когда остановится вся эта проблема?

Александр Белоусов:

Честно, не знаю. Да, методы совершенствуются. Да, появляются новые препараты. Да, они сертифицируются и апробируются, проводится большое количество клинических исследований, которые показывают свою результативность, но не знаю, когда. Это раз. Второе – по поводу того, как улучшится. На мой взгляд, и он не просто как личное мое мнение, оно основано на статистических данных, на той литературе, к которой я обращаюсь, ситуация все-таки немного, но улучшается. Да, количество заболевших увеличивается. Вот сейчас, по последним данным, в России ежегодно злокачественными новообразованиями заболевает 600 тысяч человек.

Я ради интереса посмотрел, в каком городе нашей страны проживает 600 тысяч человек – Махачкала. Умирает 300 тысяч человек, не посмотрел, какой город, но, поверьте, это тоже не маленький. А всего в России, по последним данным, порядка 3 миллионов заболевших раком. Тем не менее, благодаря вот этой ранней диагностике, выявляемости мы получаем несколько снижение смертности. То есть сейчас в России показатель смертности на 100 тысяч населения в пределах от 190 до 200. В одном из последних выступлений министр здравоохранения Вероника Игоревна Скворцова отметила цифру, если я не ошибаюсь, порядка 191 или 197. Мировой показатель, усредненный, держится на 180. То есть мы не так далеко, но если это умножить на миллионы, конечно, это много. Нам есть к чему стремиться, но большая работа онкологической службы и по всей России, и по Москве приносит свои результаты.

И Сун Чер:

Александр, Вы сейчас упомянули в том числе и мировые данные, и статистические, и в плане доказательной медицины. Многие люди приводят в пример Южную Корею, клиники в Америке, Германии, Израиле и задают вопрос: «Анатолий Николаевич, как Вы считаете, где лучше проходить лечение по онкологии?» И хотелось бы узнать мнение человека, которого знают, который четко понимает внутри системы, насколько мы конкурентоспособны в рамках мирового сообщества именно в рамках лечения онкологии?

Александр Белоусов:

Вы упомянули Южную Корею – очень хорошая система. Ничего идеального не существует, но система очень хорошая. В чем хорошо? Скрининг выставлен. В плане где лучше лечиться? Я могу сказать, что у нас сейчас на очень высоком уровне поставлена и хирургическая, и химиотерапевтическая служба. У нас есть свои проблемы, но в целом по хирургии могу сказать, мы проводим операции такой сложности, что нас уже приглашают за границу выступить с докладами и показать свой опыт. То есть мы обмениваемся, регулярно ездим друг к другу в гости. Сейчас уже нас зовут, и наши московские больницы (Первую градскую, наш центр) используют мировые европейские общества для проведения своих конференций. У нас на конец февраля – начало марта запланирована ежегодная Гастросессия, в рамках которой будут и хирургические дни. И к нам со всего мира съедутся хирурги, которые поделятся своим опытом и посмотрят, что делаем мы. Потому что у нас один из самых больших опытов по выполнению лапароскопической панкреатодуоденальной резекции, это когда длительная операция (порядка шести-семи часов она длится), когда убирается очень большой органокомплекс: поджелудочная железа, двенадцатиперстная кишка. И этим опытом мы регулярно делимся в Европе.

Мы проводим операции такой сложности, что нас уже приглашают за границу выступить с докладами и показать свой опыт.

Павел Королев:

Скажите, пожалуйста, если вы все такие хорошие профессионалы, как же к вам попасть? Вот те люди, которые сейчас слушают, как им завтра прийти к вам, например, на прием? Возможно это?

Александр Белоусов:

Во-первых, есть система маршрутизации, которая в поликлиниках уже отлажена и работает по округам.

Павел Королев:

То есть только после поликлиники?

Александр Белоусов:

Чтобы получить направление и получить в рамках ОМС помощь: получить направление из поликлиники и обратиться в наше консультативно-диагностическое отделение, в котором регистратура, колл-центр, запись ведут специалисты приема. И у нас, специалистов, работающих в стационаре, есть часы, когда к нам можно записаться.

Павел Королев:

Человек может сказать: «Я видел доктора, он выступал в программе. Я хочу лично попасть к нему».

Александр Белоусов:

Да, конечно, в колл-центр позвонить и сказать: конкретно к такому-то доктору.

Павел Королев:

Отлично. И, как правило, с момента записи до момента появления у Вас сколько времени составляет?

Александр Белоусов:

День-два, не больше. К хирургам подольше, потому что в операционных заняты.

Павел Королев:

Но все же это не две недели и не месяц?

Александр Белоусов:

Нет, ну что Вы! Время ожидания не превышает одного-двух дней.

И Сун Чер:

Очень часто идут вопросы от населения, что, к сожалению, ничего не помогает, оперативное вмешательство невозможно, химия не оправдала надежды.

Александр Белоусов:

Поздняя стадия уже.

И Сун Чер:

Совершенно верно. Вот что Вы можете сказать родственникам пациентов, самим пациентам, которые находятся в таком состоянии?

Александр Белоусов:

Может быть, это грубо прозвучит, но первое, что скажу, – не ставить крест на пациенте. Последняя стадия – это еще не приговор. То есть тут задача – оказать максимальную помощь. В Москве действует не идеальная, но эффективная система паллиативной помощи: это система хосписов, это хоспис на дому, когда человека нужно адекватно обезболить, снять какую-то симптоматику, опять же, тот же психологический аспект. Поэтому тут вступают специалисты по оказанию паллиативной помощи.

Павел Королев:

Или психологическая поддержка родственников, правильно?

Александр Белоусов:

И психологическая поддержка родственников, которая тоже должна проводиться.

Павел Королев:

Ну что же, друзья, тема крайне интересная, и, как правило, за один эфир ее тяжело разобрать. Наверно, мы все самые важные вопросы все-таки затронули. Благодарим вас, что вы были с нами. С вами была программа «ЗОЖ через молодежь». У нас был замечательный молодой онколог, специалист, мастер своего дела. Со мной был в студии И Сун Чер – специалист по связям с общественностью Департамента здравоохранения города Москвы, и я, Королев Павел. Благодарим вас. Увидимся совсем скоро. Спасибо.

Александр Белоусов:

Спасибо.