Расстройства пищевого поведения - мода или эпидемия?

Виктория Читлова:

Передача «Пси-лекторий», я её ведущая Виктория Читлова, врач-психиатр, психотерапевт. Сегодняшняя тема эфира: «Расстройства пищевого поведения - мода или эпидемия?». У меня в гостях уникальный по своей направленности специалист, врач-психиатр психотерапевт, заведующий стационаром в Центре изучения расстройств пищевого поведения в Москве Максим Сологуб.

Максим, Давай сразу, с разбегу: диета. Человек, придерживающийся её, уже имеет расстройство пищевого поведения? Где грань? Вообще, что это такое?  

Максим Сологуб:

Вопрос правда очень хороший. Здесь грань совершенно чёткая. Если у человека есть соматические расстройства, по поводу которых врач назначил ему диетические ограничения – это одно. Диета, касающаяся снижения массы тела абсолютно точно бесполезная, бессмысленная, никак не работает. Самое главное, что человек, начинающий соблюдать диету, имеет все риски попасть в категорию пациентов с расстройством пищевого поведения.

Виктория Читлова:

Что же такое расстройство пищевого поведения? Это когда уже как?

Максим Сологуб:

Расстройство пищевого поведения — это группа психических заболеваний, связанных с изменением пищевого поведения человека. В результате возникает ряд соматических расстройств, связанных непосредственно с телом. Все эти расстройства имеют одну основу: зависимость самооценки от выполнения пищевых правил. Кроме этого, есть ещё один компонент, это эмоциональная регуляция; расстройство пищевого поведения формируется как инструмент эмоциональной регуляции. В этой ситуации результаты могут быть разные в зависимости от того, что с человеком происходит дальше.

Есть нервная анорексия, когда человек только ограничивает себя в еде, сокращая количество пищи, количество приемов пищи в день, качество продуктов, исключает целые классы продуктов из своего рациона. Таких пациентов не много, порядка 10 % пациентов из всех, обращающихся к нам. Большая часть пациентов переходит к следующей стадии, когда появляется булимическое расстройство, появляются приступы переедания. При этом они бывают 2-х типов: истинные приступы переедания, когда человек съедает больше 2-х литров меньше, чем за 2 часа, и псевдопереедание, когда человек съедает даже одно яблоко, но при этом у него внутри возникает ощущение потери контроля над собой, резко усиливается тревога, страх, и он начинает использовать компенсаторное поведение даже после такого небольшого приёма пищи. Надо сказать, что булимические расстройства сопровождаются компенсаторным поведением. Компенсаторное поведение — это вызов рвоты после еды, чрезмерная физическая нагрузка, альтернативный период голодания: «Я сегодня переел, значит, завтра я ничего не буду есть», злоупотребление слабительными и мочегонными средствами. Это основные виды компенсаторного поведения.

Виктория Читлова:

Какие ещё есть виды расстройств пищевого поведения?

Максим Сологуб:

Есть ещё группа, когда люди переедают, но при этом не используют компенсаторное поведение. В такой ситуации чаще всего вес нормальный или выше нормы. Но большая часть пациентов — это пациенты с анорексией, то есть сниженным, или близким к нижней границе нормы весом, при этом с булимическими расстройствами и с компенсаторным поведением. Это примерно 70 % больных.

Виктория Читлова:

На стадии истощения много ли таких пациентов? Всегда ли именно худоба выдаёт их?

Максим Сологуб:

Здесь важно сказать вот о чём. Да, действительно, издалека видно, за километр, что человеку плохо. Собственно говоря, это поддерживающий компонент болезни, молчаливый крик о помощи: мне не надо ничего говорить, видно издалека, что я себя не очень хорошо чувствую. Но, на самом деле, пациенты с нормальным весом и повышенным весом страдают ничуть не меньше, если посмотреть статистику. А статистика говорит, что каждый 5-ый человек, умирающий от расстройства пищевого поведения, умирает вследствие суицидальной попытки. Есть такая статистика. Надо сказать, что суицидальные мысли и суицидальное поведение, скорее, у пациентов с нормальным весом или с повышенным весом, их душевные страдания ничуть не меньше, чем у пациентов с низким весом.

Виктория Читлова:

Мы сейчас говорим непосредственно про нервную анорексию, или вообще про расстройство пищевого поведения?

Максим Сологуб:

Вообще про расстройство пищевого поведения.

Виктория Читлова:

Какие мысли чаще всего приводят к суицидальному поведению?

Максим Сологуб:

Чаще всего мысли, связанные с самооценкой: я неудачник, у меня ничего не получается, я не могу, я не справляюсь. Здесь важно понять, что объединяет все типы расстройства пищевого поведения? На основе, собственно, чего формируется зависимость самооценки от выполнения правил пищевого поведения? Формируется это на основе исходно высокой эмоциональной чувствительности, эти люди родились с ней. Как есть люди с белой кожей и есть со смуглой, есть люди с высокой эмоциональной чувствительностью, это одно. Второе – это особенность мышления, которое заключается в том, что люди легко, совершенно замечательно разбираются в деталях, прекрасно. Даёшь вопрос, и человек разберётся от и до, лучше, чем кто бы то ни было. Но при этом обратная сторона медали в том, что человек легко «застревает», ему очень сложно переключаться.

Что происходит, когда у человека высокая эмоциональная чувствительность, а у ближнего окружения обычная эмоциональная чувствительность, или может даже снижена? В любом случае, есть некая разница в эмоциональной чувствительности самого человека и его окружения. В результате взаимодействия возникает феномен – эскалация негативных, неприятных эмоций. Каким образом? Человек испытывает, например, тревогу по поводу чего-либо, а люди вокруг говорят: «Да ладно, чего ты переживаешь? Это ерунда, пустяки». Тогда человек, помимо тревоги, испытывает стыд за то, что он испытывает тревогу, чувство вины за то, что он не может справиться с тревогой, и гнев, «Какого хрена я испытываю тревогу, когда мне все говорят, что я не должен сейчас этого чувствовать?» В результате вместо одной негативной эмоции – четыре. С этим крайне сложно справляться, вообще очень трудно жить. Человек как без кожи, ужасно больно все время от взаимодействия с окружением. Автоматически начинаются поиски, как справиться с этим, что использовать?

В такой ситуации очень часто попадает в руки еда. Мы с ней сталкиваемся регулярно, каждый день, несколько раз в день принимаем пищу. Самый быстрый антидепрессант. Причем, эта реакция формируется буквально с младенческого возраста. Когда маленький ребёнок плачет, первое, что ему дают – бутылочку с молоком. Неважно, почему он плачет: или потому что у него болит живот, или потому что ему холодно, или потому что ему правда хочется есть, или потому что ему грустно. В любом случае, бутылка с молоком срабатывает, потому что колоссальный поток информации от рецепторов в полости рта здорово переключает сознание, все негативные эмоции остаются позади. Это, в принципе, нормальный инструмент эмоциональной регуляции, который есть у нас всех. Проблема в том, что у нас всех есть ещё много разных других инструментов, а у пациентов с расстройством пищевого поведения это становится единственным и главным инструментом именно в силу их склонности застревать на чем-либо. Это действительно очень быстро работает. «Пока я ем, я ничего не чувствую», или «Мне удалось выполнить свои пищевые правила, и моя тревога снизилась, моя самооценка выросла, я молодец, у меня получилось».

Дальше вступают в силу физиологические изменения. Например, если вы попробуете представить себе, кто более эмоционально чувствительный, голодный человек или сытый? Совершенно очевидно, что голодный человек. Да, он, конечно, будет намного более эмоционально чувствительным, а у них и без того повышенная эмоциональная чувствительность. В результате у пациентов, которые пытаются себя ограничивать все время в еде, нарушение пищевого поведения начинает нарастать ещё больше. В долгосрочной перспективе этот инструмент не срабатывает, точно, нет.

Люди с РПП нередко легко, прекрасно разбираются в деталях. Но при этом они легко «застревают», им очень сложно переключаться.

Виктория Читлова:

Я немного перебью. Есть вопросы по распространённости. Мы сейчас все слушали, интересно, и наверняка мужчины у экранов думали: ой, это все про женщин, не про нас. Понятно, что среди женщин больше, но каково распределение РПП среди мужчин и женщин?

Максим Сологуб:

Классически всегда считалось 10:1, на 10 женщин 1 мужчина. Но надо сказать, что в последнее время статистика говорит о том, что этот процент увеличился.

Виктория Читлова:

За счёт чего, интересно?

Максим Сологуб:

Да, это правда очень интересный вопрос. Как говорят исследования, не потому что больше мужчин стало болеть, а потому что улучшилась диагностика, больше стали вообще, в принципе, об этом говорить. В большинстве случаев раньше считалось недостойным внимания. Мужчины вообще не очень охотно обращаются с такими проблемами. Вроде как это традиционно женская болезнь, «А чего я пойду? Неудобно и стыдно». Но у меня в практике в последнее время довольно здорово увеличилось количество мужчин, которые приходят на консультацию.

Виктория Читлова:

А какой возраст, примерно, самый «популярный» для РПП среди женщин и среди мужчин?

Максим Сологуб:

В 2001 году у нас на кафедре защищалась диссертация по распространённости. 12 % женщин от 10 до 25 лет входят в зону риска по расстройствам пищевого поведения. Традиционно развитие заболевания стартует в подростковом и раннем подростковом возрасте. В этот момент начинается пубертатный период, происходит нормальное увеличение массы тела, увеличивается количество адипоцитов, потому что жиры – это строительный материал для производства женских половых гормонов, поэтому в пубертатном периоде неизбежно увеличивается количество жира. Это нормально. При этом очень большая проблема: тут же бросаются родители, и мы сталкиваемся с ятрогенным влиянием, очень часто врачи говорят: «Вам надо что-то делать. Подростка надо срочно сажать на диету, заставить заниматься физическими нагрузками». Откровенно говоря, это бред. Более того, на сегодняшний день существуют массивные, на большом количестве пациентов исследования, которые демонстрируют, что диеты и насильственная физическая нагрузка неизбежно приводят к увеличению массы тела в течение следующих 5-ти лет. Неизбежно. Потому что на самом деле в этом возрасте ещё не устоялся метаболизм, всё еще нет точки равновесия, человек продолжает расти. Если такого ребёнка, немного прибавившего в весе, оставить в покое, то к окончанию пубертатного периода он вырастет и всё распределится совершенно нормальным образом. Поэтому хотелось бы сказать: дорогие родители, не трогайте подростка, на надо их заставлять сидеть на диете, точно нет! Вопрос был про то, когда стартует. Стартует обычно в подростковом возрасте.

Ещё очень интересная информация: очень мало людей старше 45 лет, страдающих расстройством пищевого поведения.

Диеты и насильственная физическая нагрузка неизбежно приводят к увеличению массы тела подростка в течение следующих 5-ти лет.

Виктория Читлова:

С чем это связано? С личностной зрелостью?

Максим Сологуб:

Пытались проводить исследования. Оказалось, что не совсем так. Связано это с тем, что люди, заболевшие расстройством пищевого поведения, к сожалению, не доживают. Это правда довольно высокая смертность. Надо сказать, что нервная анорексия – одно из немногих психических расстройств, которое является собственно, непосредственной причиной смерти.

Виктория Читлова:

Вопрос по ходу беседы. Ты обозначил изначально, что это нарушение эмоциональной регуляции. Если человек уже к диетам, ЗОЖу привержен, что-то с собой делает, я думаю, возникает вопрос у наших зрителей: нет ли у него риска превратиться в аноректика и умереть? Давай, исключим ятрогению, объясни.

Максим Сологуб:

Ещё раз, очень важно: диета нужна, когда она нужна, когда есть для неё конкретные показания. Предположим, язвенная болезнь желудка. Нужна диета? Да, действительно, физически, химически, щадящая обработанная пища. Нет никакого смысла соблюдать диету при повышенном весе, потому что повышенный вес не является причиной никакого заболевания, это следствие. Когда человек приходит к врачу, ему говорят: «Вам надо похудеть», – это, откровенно говоря, и есть та сама ятрогения. В этой ситуации надо понять: у этого человека нарушена эмоциональная регуляция, или у него есть метаболические нарушения? И тогда лечить либо метаболические нарушения, либо идти к психотерапевту и заниматься обучением навыкам эмоциональной регуляции.

Повышенный вес не является причиной никакого заболевания, это следствие.

Виктория Читлова:

Прекрасно! Надеюсь, все это услышали. Очень важная информация.

У меня вопрос в дополнение, расширим картину. То, о чём мы сейчас говорили – это болезнь века, или это было раньше? Как обстоят дела у нас в стране в отличие от всего мира?

Максим Сологуб:

Первый случай нервной анорексии описал Авиценна 1000 лет назад. В XIX веке шотландский монах Мортон внёс нервную анорексию в реестр заболеваний. На самом деле, сколько существует человек, я думаю, столько и существует расстройство пищевого поведения. Бытовало мнение, что в 1990-е вдруг, внезапно взрыв и бум расстройств пищевого поведения. На самом деле, это не так. Ещё раз: это связано с лучшей диагностикой, с увеличением обращаемости людей за помощью, потому что появилась информация, люди стали больше об этом знать. Тут, как раз, разница между нами и Западом в следующем (даже несколько раз были споры с коллегами в этом плане). На Западе в большинстве случаев это лечится амбулаторно, тогда как у нас, все-таки, настаивают на том, чтобы начинать со стационара. Очень интересно, оказалось, что люди там обращаются намного раньше. Ещё ничего толком не сформировалось, ещё нет расстройства пищевого поведения, но они уже обратились за помощью. Да, действительно, в такой ситуации можно справиться и амбулаторно, а у нас никто не знает, никто не говорит, только последние несколько лет появились передачи, которые поднимают эту тему по телевидению и радио. Но сведения очень скудные в большинстве случаев.

Виктория Читлова:

То есть, за рубежом информированность больше?

Максим Сологуб:

Конечно, намного больше информированность. До нас доходят пациенты в катастрофическом состоянии, с индексом массы дела 9 при норме, нижней границе нормы 18, то есть в 2 раза потеря, 50 % потеряно. Вообще, критерием для стационарного лечения является потеря массы тела на 25 % всего-навсего. Если человек на 25 % похудел от ожидаемой массы тела, то это уже критерий для стационарного лечения.

Виктория Читлова:

Все говорят: интернет, Инстаграм, все такие красивые везде! Насколько это влияет? Ты, как специалист, знаешь.

Максим Сологуб:

Это тоже важный вопрос. Это одна из групп факторов, влияющих на развитие. Два слова про факторы, влияющие на развитие заболевания. Очень важно понимать, что есть конституционально-генетические факторы.

Виктория Читлова:

Определено генетически, какая норма веса, как человек будет выглядеть.

Максим Сологуб:

Генетически заложено. На сегодняшний день открыты локусы в генах, наличие которых значит увеличение риска развития заболевания, на сегодня это абсолютно точно, открытые вещи. Совершенно очевидно: если у человека развивается клиническая картина, значит, эти гены у него точно есть. Есть, конечно, ещё две большие группы факторов, это социальные факторы, в том числе прессинг общества. Здесь, конечно, то, что происходит в масс-медиа, у меня вызывает просто невероятное изумление. Банальный пример. Несколько месяцев назад был у родителей. У них включен телевизор, выходной день, передача М.Галкина. Я краем уха слышу, как он разговаривает с маленькой девочкой. Спрашивает у неё: «Кто у тебя дома?» Она отвечает: «У меня есть брат Антон. Он на меня все время ругается». Галкин изумлённо говорит: «Да что ты! Ты бы ему сказала: Антон, посмотри, какая я красивая! Разве можно на меня ругаться?» В этой ситуации происходит, маленькая девочка слышит из уст ведущего, известного человека, фразу, которая подразумевает: если ты будешь красивая, на тебя никто никогда не будет ругаться. Самая настоящая когнитивная ошибка, которая в результате отпечатается в сознании: если я красивая, значит, на меня ругаться никто не будет. А «красивый» – это что значит? Это значит, по сегодняшним меркам, 90-60-90 или другие параметры, худоба и так далее, масса внешнего. Но это же на самом деле не так. На самом деле, ругаться будут на кого угодно, когда угодно, если человек что-то делает не то и поступает не так, а может быть, и вообще просто так. То есть это совершенно не зависит от его внешних параметров.

Виктория Читлова:

То есть это летает не в интернете, а буквально в воздухе.

Максим Сологуб:

В воздухе, везде и всюду. Интернет — это место ни хорошее, ни плохое. Там есть масса сведений, которые помогают справляться, которые, наоборот, служат источником хороших знаний, и точно так же он может служить источником катастрофических знаний, которые не очень нужны.

Виктория Читлова:

Вегетарианцы, или веганы – это расстройство? Они имеют расстройство пищевого поведения?

Максим Сологуб:

Между вегетарианцами и веганами довольно большая разница. Рацион вегетарианцев вообще может быть вполне полноценным. Другое дело, если это какие-то моральные убеждения, или религиозные, или ещё какие-то. Есть критерий. Если человек стал отказываться от животного белка меньше, чем за полгода до развития симптомов расстройства пищевого поведения, то это скорее всего симптомы болезни; если это произошло значительно раньше, или, например, человек перенес расстройство пищевого поведения и через промежуток, через год, два, три стал вегетарианцем – пожалуйста, я против вегетарианства ничего абсолютно не имею, но только если нет симптомов. Веганство – немного другое, тут, как раз, уже чрезмерное ограничение. Оно начинает приводить к физиологическим нарушениям.

Виктория Читлова:

Услышали, усвоили. Расскажи нам, пожалуйста, про механизмы, которые поддерживают расстройство пищевого поведения. Какие они? Поведенческие, мыслительные.

Максим Сологуб:

Понятно, что это довольно сложный процесс. Человек, у которого сформировалась зависимость самооценки от выполнения пищевых правил и контроля за своим весом, фигурой и пищевым поведением, безусловно, будет пытаться соблюдать какие-то пищевые правила с одной стороны, использовать компенсаторное, контролировать поведение. К чему это приводит? Приводит к тому, что у человека все больше и больше думает о еде. Довольно часто к нам приходят пациенты с мучительной жалобой: «Я никак не могу отказаться от этого. Я всё время, с утра до вечера думаю: много я съел или мало, могу я что-то сейчас съесть или не могу, а чем я буду завтракать, обедать, ужинать», и так далее. Бесконечное кручение в голове одного и того же. Это ужасно утомляет, это здорово мешает общению с людьми. У них ещё и колоссальные эмоциональные перепады, связанные с приёмом пищи. Каждый приём пищи сопровождается перепадами настроения. Это правда изматывает, приводит в итоге к социальному ограничению.

Виктория Читлова:

Как выглядит это социальное ограничение?

Максим Сологуб:

Например, человек приглашён в гости на день рождения. «Не, я не пойду, там же еда! Как я там буду?» Еда же – это не только насыщение, это ещё и социальная функция. Поэтому все социальные стороны тут же выпадают. Пример, у меня пациентка, она справилась уже с расстройством пищевого поведения, мы были в процессе лечения. Она говорит: «Я свою лучшую подругу уже не видела несколько лет. Она живёт в Австрии, не могу туда поехать». А почему? Пациентка работает, зарабатывает деньги, пожалуйста, можно поехать. «Вы что, там же венский штрудель! Как я приеду в Вену и не попробую венский штрудель? Мне нельзя! Я же не могу себе позволить его!» Вот, пожалуйста! Это грустно, это ужасно грустно! Это мучительно, это всё колоссально влияет на общение с другими людьми. В конечном итоге, здорово влияет на работоспособность. Довольно трудно что-то делать, когда в голове всё время крутятся мысли про еду, неизменно мозг уплывает в сторону кухни.

Виктория Читлова:

Расскажи ещё вот что, пожалуйста. С какими душевными болячками сочетается расстройство пищевого поведения? Какие бывают накладки, или какие состояния переходят одно в другое?

Максим Сологуб:

По статистическим данным не менее 50 % пациенток страдают ещё и пограничным расстройством личности. Один из методов психотерапии, который изначально был разработан для лечения именно пограничного расстройства личности, это диалектическая поведенческая психотерапия, в результате оказался очень эффективным для лечения расстройства пищевого поведения.

Виктория Читлова:

В чём её особенность?

Максим Сологуб:

Диалектическая поведенческая терапия — это психотерапия 3-ей волны. Она удачно совместила работающие методы из нескольких направлений. С одной стороны, это личностно ориентированная психотерапия Роджерса, то есть методы валидации, методы, помогающие увеличить мотивацию пациентов, с одной стороны. С другой стороны, второе, это методы когнитивно-поведенческой терапии, то есть способы, как поменять поведение, как его изменить. Третье, это диалектические стратегии, то, что собственно говоря, и уравновешивает стратегии валидации и стратегии изменения. Очень удачный метод оказался, работающий совершенно потрясающе.

Виктория Читлова:

Мы об этом поговорим попозже. Давай, про то, с чем ещё сочетается РПП.

Максим Сологуб:

Как минимум, 30 % страдают обсессивно-фобическими расстройствами. Это действительно превращается в пищевой ритуал: ряд, набор действий, которые помогают снизить тревогу и беспокойство. Понятно, что такая форма навязчивости присуща в той или иной степени всем пациентам, но примерно у 30 % встречаются и другие навязчивости, связанные не только с едой. Например, навязчивое мытье рук, навязчивые проверки, перепроверки и так далее. Это довольно распространено.

Виктория Читлова:

А с депрессиями как часто сочетается?

Максим Сологуб:

Тоже хороший вопрос. Действительно, очень часто. Что касается булимических расстройств, практически, все пациенты с булимическими расстройствами в той или иной степени страдают депрессией. В том, что касается анорексии, возникает особая форма повышенной астенической депрессии. Раздражительность, слабость, человек быстро устаёт, быстро раздражается, и тут же эмоциональная реакция быстро заканчивается, просто потому, что нет энергии, сил нет.

Виктория Читлова:

По своей практике знаю, что под расстройство пищевого поведения бывает, иногда маскируется шизофренический процесс. Расскажи чуть-чуть.

Максим Сологуб:

Надо сказать, что, на самом деле, это довольно редко встречается. В нашей практике 1 – 2 % пациентов с расстройством пищевого поведения имеют эндогенную природу. Как правило, есть потеря связи между пищевым поведением и идеями про красоту. Эти пациенты довольно часто сползают, например, в сторону вомитомании, что означает получение удовольствия от вызова рвоты. В результате возникают уже довольно вычурные ритуалы, уже не связанные ни с похудением, ни с чем. Идея про похудание довольно быстро где-то теряется. Человек начинает съедать еду в определённом порядке, чтобы потом вызвать рвоту, и чтобы она красиво, на его взгляд, вышла.

Виктория Читлова:

Когда человек худеет, родственники тащат его к соматическим врачам. Мы сейчас информируем пациентов с точки зрения психиатрических знаний. Какие бывают риски? Допустим, имеющееся соматическое, телесное заболевание может быть не выявлено, хотя оно есть. Какие телесные заболевания могут сопровождаться расстройством пищевого поведения?

Максим Сологуб:

Например, сахарный диабет, есть даже термин диабулимия, когда совмещается диабет и булимическое расстройство, довольно часто возникает. При онкологии, например, тоже мы с этим сталкиваемся в практике. Нам привозят ребёнка с выраженным истощением, очень похожим на расстройство пищевого поведения, но очень быстро выясняется, что на самом деле это онкологическое заболевание, опухоль гипофиза, например.

Виктория Читлова:

То есть при эндокринной патологии встречаются?

Максим Сологуб:

Есть эндокринные патологии, да.

Виктория Читлова:

Мы сейчас поговорим, как это лечится. Мне хотелось бы сделать акцент на клинике, в которой ты работаешь. Как там всё устроено? Расскажи про уникальность и особенность вашей клиники.

Максим Сологуб:

Надо сказать, что это единственная специализированная клиника в стране, которая занимается расстройством пищевого поведения. Наши пациенты вообще попадают в щель, провал. Психиатры их не берут, потому что низкий вес, потому что это опасное физическое состояние, а врачи общей практики и больницы общей практики не берут, потому что это психическое заболевание. В результате, нашим пациентам очень часто отказывают в помощи, потому что не знают, что с ними делать. Мы работаем в уникальной клинике. Важный момент: расстройство пищевого поведения не может лечить один врач, необходима команда. Обязательно должна быть команда разных специалистов. Лечением занимаются психиатр, психотерапевт и консультант по питанию. У нас 3 больших отдела в клинике, у нас есть психиатры, есть психотерапевты, есть консультанты по питанию.

Виктория Читлова:

А реаниматологи вам зачем?

Максим Сологуб:

Реаниматологи нам нужны, когда к нам поступают уже в совсем катастрофическом, тяжелом соматическом состоянии. Да, действительно, в какие-то моменты приходится проводить и реанимационные мероприятия.

Виктория Читлова:

Какие этапы проходит пациент, пребывая в стационаре?

Максим Сологуб:

Очень важный момент, потому что как раз этапы позволяют человеку лучше справляться с лечением. У нас есть 3 режима пребывания. На первом режиме это строгое наблюдение в наблюдательной палате, где мы знакомимся с пациентом, пациент знакомится с нами. Довольно быстро, если у человека все физически более-менее благополучно, его переводят на второй режим, где он большую часть времени находится под наблюдением персонала, а ночует в обычной палате. У нас в течение дня пациент довольно активно занят: 6 приёмов пищи в день, 3 групповых психотерапии, индивидуальные консультации психотерапевта, психиатра и консультанта по питанию. То есть консультант по питанию консультирует ежедневно. Опять-таки, это связано с тем, что у нас есть несколько столов. На первом столе человек приходит, может есть только 5 продуктов, которые он может себе позволить, и мы очень осторожно, потихоньку начинаем расширять порцию, которую человек съедает. На втором столе он начинает расширять рацион за счёт новых продуктов, которые он потихонечку, постепенно вводит вместе с консультантом по питанию. На третьем столе у него уже появляется возможность, как на шведском, выбирать: хочу вот это сегодня, или вот это.

Виктория Читлова:

Вы мотивируете пациента перейти на новый уровень.

Максим Сологуб:

Совершенно верно. Потому что каждый раз приводит к тому, что у человека появляется желание: «Я хочу перейти, хочу двигаться дальше», переходить с первого на второй режим, со второго на третий режим, где меньше наблюдений, больше свободного времени, возможности заняться чем-то своим. Это происходит, когда человек уже обучен навыкам психоэмоциональной регуляции. Очень важно, что наш стационар организован, как раз, по принципам диалектической поведенческой терапии, обучения навыкам эмоциональной регуляции. Мы забираем у них инструмент эмоциональной регуляции в виде борьбы с едой, но даём взамен более эффективные навыки эмоциональной регуляции, обучаем этому. Это достаточно длительный процесс, но тем не менее, эффективно работающий.

Мы забираем у пациентов инструмент эмоциональной регуляции в виде борьбы с едой, но взамен обучаем другим, более эффективным навыкам эмоциональной регуляции.

Виктория Читлова:

То есть вы буквально исправляете людям мышление?

Максим Сологуб:

Я бы так не сказал, мышление и эмоциональную чувствительность никуда не денешь. Другой вопрос, что человек обучается, как ему справляться со своей эмоциональной чувствительностью, не используя еду, и как он может использовать способность концентрироваться на деталях во благо себе, потому что они на самом деле у нас отличницы, все с красными дипломами, с золотыми медалями именно благодаря этому.

Виктория Читлова:

Пациенты с пищевыми расстройствами, как правило, скрытные, их ещё надо замотивировать, чтобы они пришли. Какие советы родственникам, как вообще себя вести?

Максим Сологуб:

Отличный вопрос: что делать родным? Родным надо приготовиться к тому, что придётся заговаривать на эту тему неоднократно. Для этого надо заранее выбрать спокойный момент, подальше от приёма пищи. Заставлять есть или говорить: «Ты просто ешь» – бессмысленно, это ещё больше будет ухудшать ситуацию. Здесь важно говорить родным, что они чувствуют по этому поводу, говорить о том, что им тревожно, беспокойно, что они заметили такие симптомы: человек начал ограничивать себя в еде, все время думает про еду, все время разговаривает про еду, все разговоры сводятся к новой диете или каким-то новым пищевым правилам, ограничениям и так далее. С человеком вообще очень трудно становится разговаривать, все время переспрашивает: «Я не очень прибавил?», «Я точно не прибавила в весе?», «Нет, ты мне скажи: я не прибавила в весе?» Несчастные родные в сотый раз за день отвечают: «Да нет, все у тебя нормально! Все у тебя в порядке». Этого делать точно не нужно. Не нужно участвовать в этом ритуале. Здесь важно говорить: «Один раз я тебе ответил, больше не буду говорить. Но мне очень тревожно, что ты на этом фиксируешься». Совершенно очевидно, что очень важно замечать, когда человек потерял массу тела и вести его в этот момент к врачу, говорить: «Я боюсь за тебя, я ужасно переживаю! С тобой происходит что-то странное». Один родственник, как правило, сделать ничего не может, поэтому важно собрать всю семью. Это важный элемент помощи таким пациентам. У нас специально проводятся занятия мультисемейной психотерапии и занятия для родных, как помочь, потому что семья — это колоссальный ресурс, без него невозможно справиться.

Виктория Читлова:

По сути, психотерапию проходят все.

Максим Сологуб:

По сути, да. Нет такого, что «дайте нам, мы вам сейчас починим и обратно отдадим». Этого не будет точно. Очень нужна семья в этой ситуации.

Виктория Читлова:

Коротко, скажи про критерии госпитализации.

Максим Сологуб:

Есть 3 главных критерия. Первое – потеря массы тела больше, чем на 25 %, это индекс массы тела 15, меньше 15-ти точно нужна госпитализация. Второе – это наличие тяжелого психического состояния, например, депрессии или суицидального поведения. Третье, это злоупотребление слабительным, мочегонным или многократные, массивные рвоты в течение дня. Совершенно очевидно, что сами соматические осложнения: низкое артериальное давление, перепады, снижение сердцебиения, брадикардия или наоборот, тахикардия – это показания, что немедленно нужно госпитализировать.

Виктория Читлова:

В завершение эфира хотела бы сказать, что Центр изучения расстройства пищевого поведения работает по международной схеме, насколько я понимаю, и является уникальной по своей структуре клиникой в Москве.

Максим, я тебя благодарю от всей души, что ты так доступно и реально с душой, прости за тавтологию, рассказал нам, чем ты занимаешься.

Максим Сологуб:

И мне очень важно сказать большое спасибо за возможность дать людям информацию. У нас есть благотворительный фонд, который называется «Гиппократ». Мы собираем деньги на помощь таким пациентам. Второе направление деятельности этого фонда – это организация обучения, акции, лекции и так далее. Мы говорим о расстройстве пищевого поведения и хотим, чтобы люди как можно больше об этом знали.

Виктория Читлова:

Спасибо! Дорогие друзья! Будьте осведомлены и помогайте себе и близким! Любите себя, будьте здоровы!