Игорь Азнаурян:
Здравствуйте, друзья. Мы вновь возвращаемся к темам болезней глаз. Сегодня мы поговорим об очень интересной, сложной теме, которая называется нистагм. Это неприятная болячка, которая имеет врожденный характер у детей и сопряжена с тем, что глазки бегают, невозможно зафиксировать взор ребенку. И это все связано со сниженным зрением, со многими неприятностями, связанными со зрительным восприятием, с остротой зрения, со способностью видеть. Гость нашей студии – замечательный доктор, хирург, кандидат медицинских наук, один из лучших офтальмологов в нашей стране, который занимается проблематикой нистагма, Виктория Олеговна Баласанян. Что такое нистагм? Вроде как это заболевание не на слуху, но оно довольно грозное. Как специалист, который занимается проблемой, как бы Вы охарактеризовали проблему?
Виктория Баласанян:
Нистагм – это врожденное заболевание, оно достаточно редкое, характеризуется колебательными движениями глаз, глазки как бы бегают. Причем эти колебательные движения глаз могут быть по разным направлениям. Причины возникновения нистагма различные, и как правило, это сочетанное заболевание, то есть заболевание, которое сопряжено с другими сопутствующими неврологическими заболеваниями. Состояние это врожденное, то есть уже в момент закладки зрительной системы, в период внутриутробного развития происходит сбой, это является причиной возникновения нистагма в будущем.
Игорь Азнаурян:
У меня такое ощущение, что мы рассматриваем сейчас эту проблему с очень узкой позиции под названием врожденный нистагм. Нистагм может быть и приобретенный, и пациенты с нистагмом – это тяжелые пациенты. Их не очень много, но они очень тяжелые, и лечение нистагма очень сложное, и мало кто этим занимается. Они отданы сами себе, живут в этом мире, и мало кто уделяет внимания их проблеме. Поэтому мы и вернулись к этой теме.
Виктория Баласанян:
В этом основная проблема. И очень часто пациенты не знают, куда обратиться. Обращаясь к неврологу, получают направление к офтальмологу. Обращаясь к офтальмологу, они бывают перенаправлены к неврологу.
Игорь Азнаурян:
Давайте мы остановимся на том, что нистагм – это все-таки всегда следствие.
Виктория Баласанян:
Это всегда следствие, поэтому и лечение нистагма должно быть комплексное.
Игорь Азнаурян:
Следствием чего является нистагм?
Виктория Баласанян:
Как правило, проблема комплексная. Нистагм хоть и не часто встречается, но редко нистагм встречается изолированно. Это сопутствующее неврологическое заболевание. Очень часто нистагм встречается при таком заболевании, как альбинизм. Причем необязательно, чтобы альбинизм был явный. Есть такое понятие скрытый глазной альбинизм, когда внешне ребенок может выглядеть достаточно темненьким, почти брюнетом, и при этом отсутствие пигмента на глазном дне, т.н. глазной альбинизм. Сочетанная патология, она нередко сочетается с косоглазием, с амблиопией, с низкой остротой зрения.
Игорь Азнаурян:
Если мы говорим о причинах нистагма, то мы должны констатировать два аспекта. Первый аспект – глазной, второй – неврологический. Но если мы говорим о глазном аспекте, мы констатируем, что в глазных аспектах два появления нистагма. Первое – это низкое зрение по какой-либо причине. Оптические дефекты редко приводят к нистагму, разве что врожденная высокая близорукость. Но если говорить о таких врожденных заболеваниях, как наследственные различные дистрофии или атрофии зрительного нерва, частичные атрофии, это то, что сильно снижает зрение вследствие неправильного развития. Вот это приводит к нистагму. И вторая часть глазная, которая тоже может приводить к нистагму, это некая наследственная детерминация, когда у человека просто наследственно глаза должны бегать. А бегают они потому, что не развивается человеческое зрение, слежение. Мы же следим глазами за объектом, а все остальные низшие животные, рыбы, например, не двигают глазами, не следят. Мир проплывает мимо них, а не они следят за миром. Поэтому когда не включается этот человеческий механизм смотреть, тогда и возникает нистагм. С причинами мы разобрались, давайте поговорим о мировых практиках лечения нистагма. Во-первых, какова ситуация в нашей стране, во-вторых, каким образом его лечат в мире? Давайте поговорим о том, как это делается во всем мире, а потом уже перейдем к тому, как делаем это мы.
Виктория Баласанян:
Если вопрос касается конкретного лечения нистагма, в нашей стране доктора придерживаются выжидательной тактики, пытаясь отсрочить необходимость хирургической коррекции. Практически в 80 % случаев коррекция нистагма хирургическая. Возвращаясь к тому, что проблема нистагма комплексная, хирургическое лечение ни в коей мире не является альтернативой консервативным методам лечения. Лечение должно быть направлено на все составляющие проблемы.
Игорь Азнаурян:
Мы должны сказать о том, что касается консервативных методов, это, в основном, воздействие на причину и способность человека видеть лучше, воздействовать на остроту зрения. Что же мы делаем хирургически?
Виктория Баласанян:
Очень важно в хирургии нистагма выявить точку блокировки нистагма, то есть то положение глаз, когда колебательные движения минимальны, и когда острота зрения у пациента бывает максимально высокая. Соответственно, хирургия направлена на достижение того положения глаз, в котором нистагм блокируется.
Игорь Азнаурян:
Существует определенная точка, где нистагм блокируется. У детей, у взрослых это т.н. глазной тортиколлис или вынужденное положение головы. Люди меняют положение головы таким образом, чтобы глаза меньше бегали. Если мы говорим о мировых практиках, это то, что мы разработали совместно с нашими испанскими коллегами. Идеальный способ, очень простой и очень говорящий, который с очень высокой точностью позволяет определить, где же эта точка блокировки. Это сложная система, движения глаз обрабатываются соответствующей компьютерной программой, они фиксируются соответствующими микрокамерами, в итоге мы получаем картинку. Суть состоит в том, что ребенок фиксирует взор, оба глаза его мы смотрим и пишем эти колебательные движения по амплитуде и по частоте. И мы понимаем, что он смотрит в разные стороны. В каком-то положении взора у него произошла блокировка. И вот эту точку, где это происходит, мы фиксируем, то есть при каком повороте глаз у него появляется блокировка и элементы следящего движения. И именно эту точку мы фиксируем и хирургически переносим потом в центральное положение взора. После того, как мы зафиксируем эту точку блокировки, наша задача – поставить взор, эту точку прямо перед пациентом, чтобы она соответствовала его прямому взору. И тогда задача состоит в том, чтобы при прямом взоре блокировались беспорядочные движения, либо они резко уменьшили амплитуду и частоту, что в свою очередь повышает способность фиксировать, следить, и остроту зрения тоже повышает.
Виктория Баласанян:
Если нистагм в выборе тактики хирургии, здесь надо еще отталкиваться от того, что у пациента изолированно существует только нистагм или есть еще сопутствующее косоглазие. Если у пациента имеется косоглазие, то хирургическая тактика уже несколько меняется. То есть прежде, чем приступать к хирургии нистагма, к изменению этой точки блокировки нистагма, необходима хирургия косоглазия. И данная нистагмография Gazelab позволяет максимально точно выявить данный угол косоглазия вне зависимости от колебательных движений глаз, что на практике бывает достаточно сложно определить.
Игорь Азнаурян:
Мы имеем возможность точно спрограммировать и смоделировать саму операцию так, чтобы получить абсолютно идеальное положение, особенно для тех пациентов, у которых мы имеем к тому же еще и сочетанную патологию, связанную с косоглазием. Сюда заводится несколько различных данных, кроме исходного угла, кроме этой точки, где находится блокировка, мы еще смотрим длину передней, задней оси, поперечной оси, роговичный диаметр. Все эти параметры влияют на исход операции. Мы моделируем операцию, в 2 этапа мы можем поставить глаз в идеальное положение. Виктория Олеговна, я знаю, что Вы прооперировали одну из наших пациенток именно такой тактикой. Надо сказать, что в этом смысле наша страна, имея такие технологии, в значительной степени опережает все то, что делается в мире. Мы можем констатировать, что мы точно не отстаем, а по некоторым вещам и впереди в вопросах лечения нистагма. Поэтому если не возражаете, давайте мы сейчас свяжемся с нашей пациенткой и посмотрим, как она характеризует то, что с ней происходило все это время.
Виктория Баласанян:
У нашей пациентки и горизонтальный, и вертикальный. То есть первым этапом мы провели хирургию по блокировке горизонтального компонента нистагма.
Игорь Азнаурян:
Здравствуйте, Татьяна. Мы оперировали Вашу внучку.
Татьяна: Внучатую племянницу.
Игорь Азнаурян:
Я бы хотел попросить Вас, чтобы Вы нам рассказали о том, как до того момента, как мы занялись этой проблемой, проходила Ваша жизнь с девочкой. Я имею в виду практику всей ее жизни, связанную с этим заболеванием.
Татьяна: Ребенок с рождения на инвалидности, местные ульяновские врачи-офтальмологи, которые ее вели, говорили, что она не операбельна, что операция ничем не поможет, что медикаментов таких нет, которые бы это вылечили. Смирись и живи инвалидом, будем говорить так. Мы случайно один раз смотрели программу по телевидению, где Вы показывали пациентку, которой повезло выздороветь. Мы сразу начали после этой программы созваниваться. Я позвонила сразу ее бабушке.
Игорь Азнаурян:
Вы искали возможности, не опускали руки все это время. Мы можем посоветовать нашим слушателям и смотрящим нашу передачу, чтобы они не опускали руки и всегда искали возможности, несмотря на те или иные приговоры, которые они слышат от врачей.
Татьяна: Связь очень хорошая, можно найти любую информацию и поговорить даже с теми людьми, которые этот этап прошли. Не надо отчаиваться, это такое горе, такая психологическая нагрузка, особенно на детей. Им и так тяжело, даже здоровым детям тяжело, а представляете, что делается с инвалидами, детьми, которые вынуждены все это терпеть, отторжение общества, сверстников. Все, кто меня слышит, ищите возможности в любом виде, старайтесь что-то делать, не сидите!
Игорь Азнаурян:
Тем более, что у нас сегодня есть такие замечательные технологии. Как я всегда говорю, мы заново не рожаем детей, но мы в значительной степени им помогаем. Виктория Олеговна, Вы хотели бы о чем-то поговорить с Вашей пациенткой?
Виктория Баласанян:
Доброе утро. Мы можем нашу пациентку увидеть? Может быть, Сонечка поделится ощущениями.
Игорь Азнаурян:
Здравствуй, Сонечка. Как ощущения?
Соня: Отлично, я чувствую себя хорошо.
Виктория Баласанян:
Это уже второй день после операции, полностью глазки открыты, практически нет никакого отека. Использование высоких технологий и в самой технике выполнения операции позволяет нам значительно сократить сроки реабилитации после хирургической коррекции. Я рада очень видеть тебя, Сонечка, и рада улыбающемуся лицу.
Игорь Азнаурян:
Соня, мы рады, что все так замечательно проходит. Есть какие-то пожелания у тебя?
Соня: Спасибо, я просто хочу поблагодарить Вас.
Игорь Азнаурян:
Молодец Виктория Олеговна, молодцы все мы. Спасибо большое, я надеюсь, что это очень убедительно. Мы продолжим нашу передачу. Пациенты терпят всевозможные мытарства, им не оказывается своевременная технологичная помощь, и хочу сказать, что это возможно, мы с Викторией Олеговной это прекрасно делаем. И еще раз подчеркнем, что в нашей стране благодаря вот этой технологии сегодня есть возможность не только сделать так, как делают в Европе, в Соединенных Штатах или в Канаде или Израиле, а даже больше.
Виктория Баласанян:
Здесь хотелось бы еще и возраста коснутся. Мы сейчас увидели пациентку достаточно взрослую. К сожалению, данные возможности нам стали доступными относительно недавно, на протяжении последних 15-20 лет. Поэтому у нас сейчас огромный пул достаточно взрослых пациентов. Информация стала доступна, и сейчас молодые мамочки уже с момента рождения занимаются данной проблемой. Оценивая послеоперационные результаты, хотелось бы заметить, что чем раньше возраст, когда мы вмешиваемся и стараемся помочь нашим пациентам, тем лучше результат.
Игорь Азнаурян:
Но это не означает, что взрослым пациентам нельзя помочь.
Виктория Баласанян:
Им тоже можно помочь.
Игорь Азнаурян:
Давайте перейдем к тому, насколько это доступно.
Виктория Баласанян:
К сожалению, высокие технологии достаточно дорогие.
Игорь Азнаурян:
Мы сейчас с Викторией Олеговной и со всей нашей командой пытаемся сделать так, чтобы эта технология вошла в понятие т.н. высокотехнологичной медицинской программы и проводилась для пациентов в рамках ОМС. Посмотрим, как это нам удастся.
Виктория Баласанян:
Тем не менее, в настоящее время мы сотрудничаем с некоторыми благотворительными фондами, которые позволяют сделать данную помощь доступной для наших пациентов, они полностью берут на себя оплату.
Игорь Азнаурян:
И мы благодарны всем таким фондам, потому что это действительно для многих людей, которые малоимущие, дает возможность шанса в жизни. В любом случае, не нужно далеко ехать, здесь можно получить помощь более качественную и дешевле. Важным аспектом в этой патологии является понятие качества жизни. Это не только способность видеть, это еще и то, что сопряжено. Какие аспекты, связанные с качеством жизни, мы можем повысить, когда говорим о нистагме?
Виктория Баласанян:
Очень часто, обращаясь к нам, взрослых пациентов в большей степени смущает то, что факт наличия нистагма во многом предопределяет возможность выбора специальности, например, специальность, которая требует более высокой остроты зрения, объемного зрения. Помимо этого, даже в обычной жизни элементарно колебательные движения глаз, существующий нистагм даже вносит ограничение в такой простой вещи, как вождение автомобиля. Когда ты смотришь в зеркало, изображение прыгает, естественно, это создает сложности в обычных бытовых вопросах, не говоря о том, что затрудняет выбор специальности.
Игорь Азнаурян:
Если нистагм не следствие травмы, аварии, с детства, нельзя сбрасывать со счетов социальные аспекты, способность детей к социальной адаптации. Это то, о чем говорила наша пациентка. Все-таки дети в этом возрасте не достаточно лояльны друг к другу. Поэтому возникают психологические проблемы. И вся социализация ребенка происходит в ущербной для него среде. Можно научиться как-то обходиться со своим зрением, можно научиться как-то себя вести. За примерами не нужно далеко ходить, такие гении, как Рей Чарльз, Стиви Уандер, которые совершенно не видят, тем не менее, это великие музыканты. Мы знаем великих слепых математиков. Но что касается социальной адаптации, это есть качество жизни, мне кажется, в этом большой ущерб.
Сегодня наше здравоохранение уделяет колоссальное внимание проблеме онкологии, что важно, потому что от этого люди умирают. Но есть и другой аспект. Люди хорошо жили, имели правильно выверенный вектор жизни. Но потом с ними случилась онкология, и у них все поменялось. Этим детям предстоит прожить всю жизнь, многие из них живут очень долго, и всю жизнь живут в этом. Поэтому я бы не отделял эти направления развития здравоохранения на онкологические и все остальные, как сегодня у нас происходит. Очень большое внимание онкологии, но в условиях определенной ресурсной зависимости всегда лучше сконцентрироваться на чем-то одном, но и это тоже важно. Кроме всего прочего, это те дети, которые потом, вырастая, сидят на шее у государства всю жизнь, и деньги, которые на них тратятся, плюс это нереализованная возможность. То есть родился человечек, он живет, он должен отдавать обществу что-то, а он не может это сделать в полной мере. Поэтому этой проблеме тоже надо уделять большое внимание, особенно в том контексте, о котором мы сказали, связанном с тем, чтобы сделать эту помощь доступной за счет ОМС. Я имею в виду именно хирургическую составляющую по технологии, которую мы показали.
Виктория Баласанян:
Мы очень много проговорили про хирургическую составляющую данного вопроса, но здесь надо понимать, что цель хирургии – это не только уменьшить вот эти колебательные движения глаз, но и создать благоприятные условия для последующей реабилитации.
Игорь Азнаурян:
Здесь не только косметическая, но и функциональная составляющая.
Виктория Баласанян:
Это и объемное зрение, и острота зрения.
Игорь Азнаурян:
С какого возраста следует наблюдать ребенка, чтобы вовремя обнаружить у него нистагм, косоглазие, амблиопию?
Виктория Баласанян:
Чем раньше, тем лучше. Практически с момента рождения. И здесь надо понимать, что выжидательная тактика, отсрочка приводит только к тому, что мы теряем тот благоприятный период под названием сенситивный период, когда любое вмешательство, будь то консервативное, будь то хирургическое, наиболее эффективно. Поэтому наблюдать и лечить ребенка нужно практически с самого детства, с момента рождения.
Игорь Азнаурян:
В любом ли месте можно его наблюдать?
Виктория Баласанян:
Первый осмотр обязательно должен быть в месяц, и уже офтальмолог выявит явные проявления того или иного заболевания, будь то нистагм или астигматизм.
Игорь Азнаурян:
Но не всегда выявляется.
Виктория Баласанян:
Сейчас есть технологии. Мы в нашей практике используем специальное устройство, которое позволяет проводить практически полный осмотр ребенка на расстоянии 1 м и выявить наличие у ребенка косоглазия, наличие у ребенка оптических дефектов. Ведь очень часто именно такая отложенная тактика связана со сложностями диагностики у маленьких.
Игорь Азнаурян:
Какие это технологии?
Виктория Баласанян:
Мы используем прибор под названием PediaVision, который создан нашими американскими коллегами. Данный прибор позволяет, не доставляя дискомфорта ребенку, с расстояния 1 м в течение нескольких секунд определить наличие или отсутствие у ребенка косоглазия, наличие или отсутствие у ребенка таких проблем, как врожденная близорукость, дальнозоркость, астигматизм. Выявление этих проблем уже во многом является для нас направляющей в дальнейшей тактике осмотра. Если на момент 6 месяцев у ребенка проблем не выявлено, то последующие плановые осмотры можно проводить раз в год. Если уже выявляется проблема, то дальше необходимо провести более углубленное обследование ребенка.
Игорь Азнаурян:
Что это за обследование?
Виктория Баласанян:
Это обследование, которое необходимо проводить в условиях медикаментозного сна, которое мы проводим в стационаре. То есть там уже делается полная компьютерная диагностика, при необходимости МРТ-исследование, помимо этого подробно исследуется глазное дно ребенка на выявление тех проблем, которые мы затронули в начале нашего разговора, которые являются причиной нистагма. Это атрофия зрительного нерва частичная или полная. Это врожденные дистрофии сетчатки, которые могут быть у детей, проводится ультразвуковое исследование, то есть более полный осмотр.
Игорь Азнаурян:
Если при таком скрининговом обследовании в 6 месяцев с расстояния 1 м прибором, который определяет основные длительные параметры, выявлена аномалия, то нужно ребенка обследовать углубленно, в условиях медикаментозного сна?
Виктория Баласанян:
Все зависит от того, каковы эти изменения, которые выявлены при скрининговом осмотре. Но можно направить на более углубленное исследование.
Игорь Азнаурян:
Где можно пройти эти углубленные исследования?
Виктория Баласанян:
Углубленные исследования проводятся обязательно в условиях стационара, в условиях наркоза. Медикаментозный сон легкий, буквально через полтора-два часа ребенок уходит домой, абсолютно спокойно и безболезненно проходит процедура.
Игорь Азнаурян:
Давайте подробнее расскажем, что за процедура, медикаментозный сон применяется, какой там препарат?
Виктория Баласанян:
Это масочный наркоз, препарат Севоран, который практически в органах и тканях не аккумулируется, даже иногда зачастую как только анестезиолог убирает эту масочку, ребенок начинает просыпаться. То есть препарат не аккумулируется в тканях, никакого отрицательного воздействия на органы и системы, в том числе на нервную систему, он не оказывает. Ребенок засыпает, а дальше уже офтальмолог приступает к полному осмотру. До этого, естественно, специальная подготовка, смотрят специалисты, это педиатр, кардиолог, которые выявляют, что никаких противопоказаний у ребенка к выполнению данной процедуры нет, и после этого мы проводим данный осмотр.
Игорь Азнаурян:
Вы работаете в нашей клинике «Ясный взор», это объединение детских глазных клиник. Есть ли в этой клинике все возможности для того, чтобы то, о чем мы сейчас поговорили, сделать?
Виктория Баласанян:
Да, практически все возможности есть.
Игорь Азнаурян:
В системе объединения детских глазных клиник «Ясный взор» Вы руководите клиническим департаментом. Скажите, пожалуйста, каковы возможности этого объединения с точки зрения обследования, диагностики и последующего наблюдения за пациентами?
Виктория Баласанян:
Возможности практически все есть в каждом подразделении.
Игорь Азнаурян:
А сколько подразделений?
Виктория Баласанян:
У нас 9 подразделений в Москве, 1 в Калининграде. Скрининговый просмотр может быть проведен практически в любом из этих наших подразделений. И уже выявляя ту или иную проблему, ребенок направляется по четко налаженному пути. То есть если необходимо, консультация более опытных специалистов, занимающихся непосредственно той или иной проблемой, эти осмотры также проводятся в подразделениях. Практически все возможности, о которых мы сейчас сказали, есть.
Игорь Азнаурян:
Давайте скажем нашим радиослушателям, что нужно делать с ребенком, если выявлена патология? Потому что извечный наш вопрос: кто виноват и что делать. Кто виноват – понятно, так природа случилась, а вот что делать? Если у ребенка выявлена патология, нужен врач, детский офтальмолог. Не надо ходить просто к офтальмологам, не надо ходить в известные бренды, нужен человек, который является детским офтальмологом. А что значит детский офтальмолог у нас в стране? Это не тот, который имеет специальную лицензию. К сожалению, у нас в стране нет понятия детского офтальмолога со специальной лицензией, как это есть во всем мире. Мы недавно в Петербурге общались с нашими западными коллегами, и у них после того, как человек проходит обучение по общей офтальмологии, он еще два или три года проходит дополнительную резидентуру по детской офтальмологии и лишь после этого начинает работать детским офтальмологом. У нас, когда человек проходит ординатуру по офтальмологии, после этого он уходит в тираж, садится в поликлинику и начинает работать, не имея при этом достаточных знаний в области детской офтальмологии. Для этого мы организовали Ассоциацию офтальмологов-страбизмологов, которая объединяет тех офтальмологов, которые работают в основном с детьми. Если вам нужно найти в вашем регионе, а сейчас практически во всех субъектах у нас есть члены этой Ассоциации, ходите к тем, которые являются членами этой Ассоциации, потому они получают специальные знания, они проходят соответствующую стажировку, знают о том, что нужно делать. И уже такой доктор вас направит по правильному пути с точки зрения того, как лучше помочь ребенку, у которого есть патология, еще и такая сложная патология, как нистагм.
Виктория Баласанян:
Есть еще члены нашей Ассоциации, работающие на периферии, то есть в других городах России. Мы сейчас налаживаем систему, чтобы была возможность, обратившись к данному специалисту, предположим, в любом из городов России, онлайн-связи с нашими специалистами здесь, в центральных головных клиниках, для того чтобы тоже направить в последующем пациента и провести его по более правильному пути, дать направляющие, и пригласить, если необходимо, уже на осмотр к нам.
Игорь Азнаурян:
Давайте пока вернемся к теме нистагма. Нистагм – это та патология, которая не имеет возраста. Мы можем помогать и взрослым, и детям. При нистагме очень часто бывает та или иная проблема, связанная с близорукостью, с астигматизмом. Это практически всегда сочетается. Можно ли делать лазерную коррекцию взрослому пациенту с нистагмом, и как ее нужно делать? Потому что когда глаза бегают, особо не сделаешь эту самую лазерную коррекцию.
Виктория Баласанян:
До сегодняшнего дня пациенты с нистагмом встречали один единственный ответ от офтальмологов, что у пациентов с нистагмом возможности проведения лазерной коррекции нет. На сегодняшний день мы решили этот вопрос. У нас возможность выполнения лазерной коррекции в условиях наркоза, в условиях медикаментозного сна. Буквально через полтора-два часа пациент уходит домой. Но в условиях наркоза, если необходимо, мы еще делаем обследование.
Игорь Азнаурян:
Вот это важный момент, давайте мы зафиксируем. То есть мы можем сделать эту операцию. Эту операцию обычно не делают в условиях сна, но мы разработали технику, когда мы можем это сделать. И сейчас эти пациенты тоже могут счастливо снять очки.
Виктория Баласанян:
И опять-таки, вне зависимости от возраста.
Игорь Азнаурян:
Для этого нужно соответствующее оборудование и соответствующий стационар. А долго такие пациенты находятся в клинике, в стационаре?
Виктория Баласанян:
После лазерной коррекции в стационаре находятся буквально 2-3 часа, а после хирургии нистагма пациенты у нас находятся до вечера, иногда остаются на ночь, сутки. Абсолютно комфортные условия предоставлены. И очень большая проблема для родителей – это оставить ребенка одного в стационаре. У нас это не просто условие, а требование, которое мы предъявляем нашим родителям, это обязательное присутствие в отдельных комфортных условиях в палате вместе с ребенком, что немаловажно для ребенка в плане психологического комфорта.
Игорь Азнаурян:
Когда говорим о нистагме, мы должны констатировать следующие позиции. Первое – нистагм лечится комплексно. Второе – что такое комплексное лечение нистагма?
Виктория Баласанян:
Это прежде всего совместное лечение с неврологом и офтальмологом. И если мы сугубо глазных проблем касаемся, то это, прежде всего, блокировка нистагма, это консервативное лечение, направленное на выявленные проблемы, такие как атрофия или дистрофические заболевания сетчатки. Это консервативное лечение амблиопии, которая сопутствует нистагму, и это лечение оптических дефектов, то есть лазерная коллекция дальнозоркости, близорукости.
Игорь Азнаурян:
Ну и хирургия самого нистагма. Еще раз обращаюсь к нашим радиослушателям, хочу сказать, что у нас есть возможность помогать этим сложным пациентам. Это первое. Ну и второе, наши встречи будут продолжаться один раз в месяц. Следующая наша передача выйдет через месяц, и она будет посвящена тоже очень сложной, распространенной проблематике, которая называется амблиопия или немощный глаз, еще это называют ленивый глаз. Это то, с чем связано снижение зрения. А мы прощаемся с вами, большое спасибо.
© doctor.ru Все права защищены.