Быть молодой и красивой как можно дольше – возможно!

Камиль Бахтияров:

В эфире канал Медиаметрикс и авторская программа «Гинекология с доктором Бахтияровым». Я доктор Бахтияров, в гостях у меня сегодня очень интересный собеседник, один из ведущих пластических хирургов России, профессор, доктор медицинских наук, сотрудник Сеченовского университета Андрей Истранов. Поговорим мы сегодня об очень интересной проблеме – про омоложение лица, про технологии.

Но, не буду отходить от своей привычки и задам свой любимый вопрос: как вы пришли в профессию?

Андрей Истранов:

Камиль, тема нашей сегодняшней беседы действительно интересная, и вопрос ваш закономерный. Иногда я сам себе задаю его – как же я попал в пластическую хирургию? Вспоминая свое студенческое прошлое, я вспомнил, что мне хотелось заниматься той хирургией, которая бы меняла лицо человека. Причем, речь шла об изменении черт, кардинальных изменениях, даже не возрастных, как я сейчас формулирую, а именно кардинальных. Потом как-то затерлось, но в конце обучения в институте я, наверное, случайно и закономерно попал в отделение восстановительной микрохирургии, располагающееся в Российском научном центре хирургии. В этом отделении занимались, как мы сейчас называем, пластической хирургией с большой буквы. То есть, была не только эстетическая хирургия, но и реконструктивная. И сами операции, и коллектив, и общение, и подход к пациентам за время моего пребывания студентом в отделении убедили меня в том, что я должен продолжить обучение именно в этом коллективе, который возглавлял мой учитель, академик Миланов Николай Олегович. Этот человек показал мне путь и направил по направлению именно пластической хирургии. С этого началась моя жизнь пластического хирурга, скажем так.

Камиль Бахтияров:

Здорово, что у вас были правильные учителя, что они вам дали правильную дорогу и, благодаря им и вашим трудам, вы стали успешным доктором.

Давайте, теперь вернемся к нашей проблеме. Что происходит с лицом женщины, какие возрастные изменения, вкратце, физиология?

Андрей Истранов:

К сожалению, происходит не только с женщинами, но и с мужчинами, но, конечно же, у женщин они вызывают больше вопросов. Наверное, простой обыватель воспринимает возрастные изменения, как изменения, связанные с кожей. Специалисты же могут говорить о возрастных изменениях костного скелета, о возрастных изменениях мягких тканей лица и об изменениях кожи. Существует масса теорий, объясняющих старение. Наиболее близкая мне –генетическая телометрическая теория, которая говорит о снижении регенеративных возможностей клеток, уменьшении коллагена и эластина во всех тканях, уменьшении выработки гиалуроновой кислоты, обезвоживании тканей с истончением кожных покровов, с опущением и растяжением более глубоких тканей, с резорбцией костного скелета в определенных местах, который в конечном итоге и формирует определенный вид, я вынужден сказать, стареющего лица.

Камиль Бахтияров:

Поговорим теперь с вами об основных операциях, которые выполняете вы, выполняют пластические хирурги, чтобы помочь человеку, который не хочет стареть, категорически не хочет. Что это за операции?

Андрей Истранов:

Камиль, вопросами омоложения лица занимаются не только пластические хирурги, но и косметологи. Косметология, конечно, не тема нашего сегодняшнего разговора, но не сказать о ней тоже неправильно. Поэтому, конечно же, уход женщины за своим лицом как в домашних условиях, так и в профессиональных руках занимает определенно важное место. Успехи косметологии позволяют говорить о том, что мы можем придать лицу более молодой и свежий вид, но избавить от возрастных изменений косметологи не могут.

В хирургии есть как менее радикальные вмешательства, так и о более радикальные вмешательства. Менее радикальные вмешательства показаны для молодых пациентов, когда изменения не столь существенные и можно обойтись, так называемой, малой кровью. Более радикальные вмешательства дают более существенные изменения, но при этом связаны с бо́льшим риском. Какие же операции? Конечно же, любому обывателю придет в голову подтяжка лица. Да, подтяжка лица – востребованная операция у определенного контингента пациентов. Что еще? Наверное, чаще обращаются за омоложением периорбитальной области, или за блефаропластикой ― верхняя, нижняя блефаропластика, их комбинация в различных вариантах и методиках. Нельзя не сказать о том, что даже подтяжка лица на сегодняшний день фрагментирована. Можно и нужно производить операцию на тех областях, которые больше нуждаются во вмешательстве хирурга, будь то лоб и брови, или средняя зона лица, или подбородок, второй подбородок, шея и так далее. Если у женщины брови на месте и все хорошо с верхней частью лица, то не надо их трогать. Как говорится, заповедь врача – не навреди.

Камиль Бахтияров:

Какие операции наиболее часто встречаемые, с чем к вам чаще всего обращаются пациенты?

Андрей Истранов:

Блефаропластика, наверное, одна из самых востребованных операций на лице. Дальше можно говорить о липосакции подбородка и подтяжке нижней трети лица. Их можно выполнить или более агрессивным хирургическим методом, или использовать определенные нитевые технологии в сочетании с простой липосакцией. Наверное, стоит также сказать и о ринопластике. Конечно же, у всех она связана или с травмированным носом, или большим, горбатым носом, но у людей в возрасте более старшем ринопластика, помимо изменений носа, может носить и омолаживающий характер, потому что нос с возрастом тоже меняется, тоже стареет. Он удлиняется, спускается вниз, и изменения профиля носа, назовем так, у возрастных пациентов, тоже будет способствовать омоложению общего вида.

Камиль Бахтияров:

Хотелось бы поговорить по поводу нитевых методик. Мне как-то довелось присутствовать на конференции, специалисты рассказывали про жуткие осложнения. Насколько я понимаю, нитевые методики – это удел, наверное, пластических хирургов?

Андрей Истранов:

По любому вопросу можно говорить, конечно, очень коротко, а можно говорить чуть-чуть расширенно. Я хотел бы сказать чуть-чуть больше. Надо понимать, о каких нитях идет речь, потому что сегодня нити ставят и косметологи, и не косметологи, и пластические хирурги. Есть нити, которые устанавливаются в толщу кожи и призваны просто улучшить ее состояние. Это равно мезотерапии либо ревитализации кожи. А есть нити, которые призваны переместить ткани и зафиксировать их на новом месте. Такие более серьезные нитевые методики в руках – не хочу обижать косметологов, но людей, не связанных с хирургией, могут привести к определенным осложнениям и неприятным результатам. Что самое важное, о чем нужно сказать – осложнения могут быть у любого доктора. Вопрос: умеет ли он с ними бороться? Хирургические осложнения, возникающие у косметологов, могут вызвать панику как у пациентов, так и у хирургов. Это с одной стороны. С другой стороны, многие хирурги являются противниками нитевых технологий, когда видят огромное количество пациентов с осложнениями. На самом деле, процент их не столь велик. Если вы у меня спросите, сколько – наверное, я не смогу вам точно сказать, потому что сложно учесть.

Камиль Бахтияров:

Может быть, это лишь дискредитация методик в неумелых руках?

Андрей Истранов:

Отчасти, может быть и так. В руках начинающих специалистов, начинающие пластические хирурги, боящиеся выполнять или начинающие выполнять фейслифтинг, больше склонны к нитевым методикам. Это проще, вроде как безопаснее, и они начинают свой путь омоложения лица с установки нитей. Когда набирается определенный опыт, методика может быть очень эффективной, но ее нужно выполнять, как любую методику, по показаниям.

Камиль Бахтияров:

С какими наиболее частыми осложнениями вы встречались при установке нитей, именно глубоких нитей?

Андрей Истранов:

Из основных ― я сталкивался с нагноением нитей, сталкивался с деформацией контуров и с нарушением рельефа кожи при неправильной установки нитей, очень поверхностным, они могут контурироваться, могут привести к асимметрии.

Камиль Бахтияров:

На какую глубину примерно устанавливается?

Андрей Истранов:

Грубо, примерно, это субдермальный слой, потому что разные продукты могут устанавливаться в разных слоях. Опять же, в разных областях лица они могут устанавливаться на разную глубину, смотря, какой эффект мы хотим получить.

Камиль Бахтияров:

Наверное, еще нужно строго соблюдать инструкции? Естественно, каждый медицинский продукт для чего-то предназначен, и, если нарушается инструкция, скорее всего, возрастает количество осложнений.

Андрей Истранов:

Что еще следует сказать про нити. Эти осложнения тоже очень неприятны как для пациентов, так и для хирурга ― повреждение лицевых нервов. Они могут выражаться и просто болевым синдромом, женщины жалуются на постоянные боли, и их не убрать, пока не удалишь нити. Но могут быть повреждены и, так называемые, двигательные ветви нервов, что приведет к нарушению мимики лица.

Камиль Бахтияров:

Вплоть до паралича может быть, это ужасно.

Андрей Истранов:

Это уже совсем другой случай, при нитевых методиках омоложения лица такие осложнения крайне редки. При хирургии лица, именно хирургической подтяжке лица, так ее назовем, такие осложнения встречаются чуть-чуть чаще. Гематомы, куда же без них, если так можно сказать. Они, конечно, не носят фатальный характер при нитевых подтяжках, но они тоже могут быть и доставить беспокойство как пациенту, так и хирургу.

Камиль Бахтияров:

Вы сами нити ставите?

Андрей Истранов:

Да.

Камиль Бахтияров:

То есть, вы сторонник нитевых методик? Я думаю, нашим зрителям интересно ваше мнение, как специалиста.

Андрей Истранов:

Я еще раз повторю то, что сказал: каждая методика хороша по своим показаниям. Есть пациенты, которым нити что-то дадут, а кому-то нити ничего не дадут.

Камиль Бахтияров:

Вернемся к блефаропластике. Есть верхняя, есть нижняя. Как вы определяете? Что, существуют пробы, или чисто визуально?

Андрей Истранов:

Естественно, осмотр пациента дает нам представление о наличии или отсутствии избытков кожи верхнего века, нижнего века, о наличии грыж верхних или нижних век, которые выражаются в выбуханиях или мешочках над глазами или под глазами. Существуют разные методики блефаропластики ― более радикальные, менее радикальные, с разными доступами. Методики определяются на консультации; у мужчин мы проводим один разрез с определенной длиной, у женщин другой разрез, решаем ли мы параллельно проблему подтяжки средней зоны лица или поднятия бровей. То есть комплексный подход. Сложно дать ответ на вопрос в интернете и по телефону: «Доктор, нужна ли мне блефаропластика?» Естественно, любой специалист должен увидеть специалиста, определить состояние кожи, состояние круговой мышцы глаза, состояние подкожно-жировой клетчатки, жировых пакетов, и уже выбрать, предложить пациенту оптимальную методику.

Камиль Бахтияров:

Вы в большинстве случаев делаете под местным обезболиванием или под общим?

Андрей Истранов:

Я честно скажу, я не люблю местную анестезию. Как раз сегодня я был в качестве пациента под местной анестезией. Это, конечно, не часто бывает, я бы сказал, чуть ли не первый раз, зубы не в счет. Я несколько раз успел сказать: «Чтобы я еще раз решился под местной анестезией!» Конечно, несколько эмоционально, но мне она не то что удовольствия не доставила, а вызвала сомнения, зачем вообще я согласился. Возвращаясь к нашему разговору: я не очень люблю местную анестезию. Все зависит от объема и длительности хирургического вмешательства. Верхнюю блефаропластику я предпочитаю делать под местной анестезией, потому что занимает полчаса времени и риски наркоза могут превышать риски самой операции. Круговая блефаропластика, или нижняя, более болезненна, комплексная операция на веках более длинная, пациенту тяжело лежать. Некоторые пациенты говорят: «Доктор, я вытерплю! Я кремень, вы что!» Один глаз терпят, а второй глаз вызывает уже сложности. Пациенту некомфортно, хирургу некомфортно. Приходится говорить пациенту: «Не забывайте, вы под анестезией», использовать определенные слова, отвлекать. Это, в любом случае, напряжение для всех. Поэтому при более объемных операциях, даже на глазах, я предпочитаю работу с анестезиологом.

Камиль Бахтияров:

Хотя наша передача называется «Гинекология с доктором Бахтияровым», мне всё же интересно, насколько сейчас мужчины хотят быть красивыми? Как часто они приходят, в какой пропорции женщины и мужчины к вам обращаются?

Андрей Истранов:

Мужчины хотят быть красивыми. Пропорции, наверное, 1:4, 1:5 в пользу женщин, конечно.

Камиль Бахтияров:

20 % мужчин, 80 % женщин?

Андрей Истранов:

Да. Возможно, запросы мужчин более скромные. Наверное, это связано в нашей стране с меньшей популярностью пластической хирургии среди них. Но, все равно, она набирает оборот. Ко мне обращаются и молодые, в возрасте даже 30 лет. Надо, конечно же, понимать ситуацию, когда мы можем помочь пациенту, а когда не можем помочь пациенту, есть ли у пациента анатомический субстрат для нашей хирургии или нет. Если он есть, тогда целесообразно обсуждать вмешательства с пациентом, будь то девушка или мужчина.

Камиль Бахтияров:

Но, с чем может обратиться мужчина в 30–35 лет? Разве что за реконструкцией, травма была?

Андрей Истранов:

Не совсем верно. Вы сами сказали, что очень много было вопросов по поводу блефаропластики, мешков под глазами и так далее. Мешки под глазами, назовем обывательским языком, не всегда связаны с возрастными изменениями. Есть определенный генетический компонент, наследственный. У кого-то с достаточно молодого возраста могут быть мешки под глазами. Это связано с определенным строением соединительной ткани. Мы можем улучшить внешний вид, проведя трансконъюнктивальную блефаропластику через разрез внутренней поверхности нижнего века, которая не оставит никаких рубцов и следов, позволит убрать выпирающий жир и достигнуть хорошего результата. В данном случае жалобы и пожелания пациентов вполне оправданы.

Камиль Бахтияров:

В вашей практике были случаи, когда вы пациентам отказывали?

Андрей Истранов:

Да.

Камиль Бахтияров:

Что явилось причиной?

Андрей Истранов:

Частично я уже затронул этот момент. Когда я вижу, что я не могу помочь пациенту, я ему об этом говорю прямо или косвенно, но, когда я вижу, что нет точки приложения для моих навыков и умений ― оперировать такого пациента не нужно. Это раз. Следующий момент может быть, когда ожидания пациента завышены, или не столько завышены, сколько недостижимы хирургом. Это тоже является большим, важным моментом для хирурга, который должен сказать: стоп, не надо этого пациента оперировать, потому что с высокой долей вероятности после операции у нас с ним могут быть разногласия.

Камиль Бахтияров:

Вы же всё фиксируете, до операции, после операции? Насколько я знаю, все пластические хирурги фотографируют не только лицо, но и остальные части тела?

Андрей Истранов:

Несомненно, мы фиксируем, но не всегда пациент в состоянии адекватно воспринять те изменения внешности, которые произошли после операции. О результате есть мнение хирурга, есть мнение пациента. Они могут не совпадать. Часто или нет – вопрос немножко провокационный. Мнения расходятся, на сколько часто – сказать не могу. Я бы сказал, бывает часто, что пациент оценивает гораздо лучше результат операции, чем хирург, потому что хирург видит определенные недостатки полученного результата. Он понимает, что вот здесь могло бы быть лучше, а пациент, помня о том, что у него было, видит изменения и говорит: «Вау, я счастлив, классно!» Но, бывают и другие ситуации. Иногда пациенты забывают о том, что у них было, они забывают достаточно часто. Я всегда говорю пациентам-девушкам, приходящим на операцию: «Вы сейчас смотритесь в зеркало раз в час, а после операции вы будете смотреться в зеркало каждые 10 минут». Когда человек так часто смотрит на себя в зеркало, он начинает обращать внимание на такие мелочи, на которые он никогда не обращал внимание раньше. Они могут послужить поводом для дальнейшей дискуссии пациента с хирургом. Именно поэтому, как вы уже сказали, мы фиксируем, проводим фотосъемку, фиксируем в осмотрах, в медицинских документах ― то, что есть, то, что пациент хочет, то, что мы предполагаем сделать. Естественно, очень важно обсудить осложнения, предупредить пациента, что может быть после операции. Понятное дело, что все надеются на лучшие результаты и ни одному хирургу не нужны осложнения, так же, как и пациентам, но никто от них не застрахован.

Камиль Бахтияров:

Вы рассказали, что женщины смотрят в зеркало каждые 10 минут. У меня тоже есть пациенты, которые иногда делают пластические операции чаще, чем гинекологические. Наверное, это хорошо, что они здоровы. Но некоторые пациенты настолько не удовлетворены своей внешностью, ей постоянно хочется улучшать свой внешний вид. Мне кажется, тут есть проблемы с психическим здоровьем. Что вы скажете на эту тему, к психиатру вы их отправляете перед операцией?

Андрей Истранов:

Отправляем ли мы к психиатрам? Тема очень интересная, в каком отношении? На многих конгрессах, конференциях, посвященных пластической хирургии, обсуждаются вопросы направления пациента к психиатру. Конечно же, на этом очень настаивают психиатры. Здесь есть, наверное, определенная заинтересованность с их стороны, чтобы принять участие в лечении такого…

Камиль Бахтияров:

Может так получиться, что пациент уйдет к психиатру и к вам не вернется.

Андрей Истранов:

Такое тоже возможно, есть такой контингент пациентов. Но, я хочу сказать и акцентировать внимание на чем, что специальность пластического хирурга, я бы сказал, обязывает специалиста быть немножко не психиатром, но психологом. Вы спрашивали, отказывал ли я пациентам, – это именно та грань, когда мы должны разбираться в определенной психологии. Общение с психиатром, конечно же, иногда бывает необходимо при неких разногласиях после операции. Возможно, если бы была консультация до операции, их бы не было после. С другой стороны, сказать пациенту: «Сходи к психиатру»…

Камиль Бахтияров:

Он скажет: «Сам сходи».

Андрей Истранов:

Да, и это вызовет очень негативную реакцию. Поэтому первоначальный отбор пациентов, все-таки, проводит сам хирург. Доктор сам рискует, должен быть определенный опыт, и с первых шагов очень сложно этому научиться. Но, чем больше общаешься с людьми, с пациентами, тем больше понимаешь, как надо поступать в разных ситуациях.

Камиль Бахтияров:

В нашей стране пластическая хирургия примерно на каком уровне? Мы отстаем от наших западных коллег, или мы идем вровень, или есть технологии, которым они у нас могут научиться? Мы ездим в Бельгию – одну из стран, насколько я знаю, могу ошибаться, стран-лидеров, куда пластические хирурги ездят учиться. Тема тоже очень интересна нашим телезрителям.

Андрей Истранов:

Вопрос сложный, я бы сказал, он даже имеет определенный политический контекст под собой. Я могу сказать, что в истории пластической хирургии, как и хирургии в целом, в России есть известные специалисты, которые положили начало ряду направлений пластической хирургии и предложили определенные методики. Гордиться есть чем, однозначно. С другой стороны, как и во многих других отраслях, не только в медицине ― в науке, промышленности, в других секторах и сферах деятельности человека, в нашей стране между единичными открытиями и массовой реализацией существует определенная дистанция. Принято выделять европейскую школу пластической хирургии, американскую школу, бразильскую школу пластической хирургии. Это страны, где она очень развита и популярна. Наверное, сейчас первенство принадлежит им. Но это не означает, что мы так плохи и не можем догнать, это означает, что мы сотрудничаем с ними, перенимаем их опыт и адаптируем в нашей стране для наших пациентов. Это очень важно. Ехать за подтяжкой лица или блефаропластикой в Бразилию не целесообразно по разным причинам. Выполнят такую же методику, как у нас, все сделают то же самое, потратят средства.

Более того, я хочу сказать, что и за рубежом любят оперировать иностранцев, и у нас любят оперировать иностранцев, потому что пациент приехал и уехал. С глаз долой – из сердца вон, да простят меня пациенты за такое высказывание, но такое есть. Наверное, каждый пластический хирург, имеющий свой определенный контингент пациентов, сталкивается с тем, что к нему приходит пациент: «Я делал операцию в Германии, вот, у меня тут что-то такое». Вынужден, пациенту надо помогать. Спрашивается, а зачем вы поехали туда? Наверное, имеет смысл ехать за рубеж к тому специалисту, который вам очень понравился, за конкретной методикой. Может быть, авторской методикой. Но, самим пациентом должен быть проведен очень тщательный анализ, насколько необходимо ехать туда, или то же самое можно получить здесь. Поэтому я не могу сказать, что мы отстаем от других школ пластической хирургии, нам в направлениях тоже есть что предложить.

Камиль Бахтияров:

Но, есть еще такое понятие, как стоимость операции. С некоторыми своими пациентками я общаюсь на приеме, мы обсуждаем не только гинекологию. Они очень часто ездят в города России, на периферию, в Тверь. Они говорят, что там пластическую хирургию могут сделать дешевле. Насколько рынок пациентов пластической хирургии сейчас насыщен, в частности, в Москве? Клиник открывается много, и постоянно открываются.

Андрей Истранов:

Клиник много, сейчас пластическая хирургия популярна. Огромное количество желающих стать пластическими хирургами, если говорить о молодом поколении. Есть хирурги как в Москве, так и в других городах России, в Питере очень сильная школа пластических хирургов, в других городах, не хочу никого обидеть. Действительно ценовая политика разная. С одной стороны, она отличается в рамках одного города. Кто-то может продать себя дороже, кто-то дешевле. Это часто является камнем преткновения в дискуссии между хирургами, когда одна и та же операция у одного стоит в 3 раза больше, чем у другого, хотя все то же самое и результаты тоже сопоставимы. Здесь выходит на первое место вопрос маркетинга, менеджмента и так далее, продвижения и рекламы.

Камиль Бахтияров:

Наверное, и личного бренда доктора, что самое главное. В пластической хирургии идут ведь на доктора. Можно любое название сделать, оклеить стену золотыми обоями, но, если не будет рукастого пластического хирурга, туда никто не пойдет.

Андрей Истранов:

Совершенно верно. Еще можно назвать такую тенденцию. Кто-то начинает ― я не люблю слово «периферия», но назовем так ― не из центральных городов нашей страны. Как только доктора набивают руку ― приезжают в центральные города и начинают хирургическую практику здесь. Как бы ни была успешна их медицинская карьера и работа в одном городе, все равно… Как раз из-за ценовой политики, о которой вы сказали ранее.

Камиль Бахтияров:

Да, ценник в Москве больше. Я знаю эндоскопических хирургов, которые начинали на периферии, прекрасные доктора, но что-то они своих земляков на месте не очень хотят лечить, к сожалению, а лечат в основном москвичей.

Андрей Истранов:

Если вы позволите, в продолжение разговора я могу сказать, что существует и обратная тенденция. Специалисты, работающие в Москве, приглашаются в клиники пластической хирургии в другие города, они ездят туда и оперируют пациентов там. Это временная акция, но такая тенденция тоже присутствует. Есть «гастролеры», которые только и занимаются «гастролями», есть хирурги, которые делают периодически; кто-то делает из определенного интереса в своем продвижении и пиара; кто-то просто любит ездить, кто-то ездит к друзьям. Я тоже иногда выезжаю по городам России, и говорить о экономической, финансовой составляющей, наверное, не совсем правильно. Меняешь обстановку. У меня прекрасные отношения с приглашающей стороной, как говорится, всё держится на личных отношениях с коллегами, когда ты едешь, чтобы оказаться в одной компании и вместе поработать. Это доставляет гораздо больше удовольствия и удовлетворения, чем финансы.

Камиль Бахтияров:

Тут, мне кажется, еще очень важный аспект – аспект оснащенности клиники, аспект наличия реанимации, потому что любая операция, вы знаете, как хирург, может осложниться анестезиологическим пособием. Соответственно, приходится оказывать серьезные мероприятия, в том числе иногда и реанимационные. Может быть, это в меньшей степени относится к операциям на лице, но другие, типа абдоминопластики, могут и кровотечением осложниться, и так далее. Тут, наверное, очень важно не промахнуться с выбором клиники, потому что клиники-то все красивые снаружи, а что там внутри – наверное, очень нужно не ошибиться, особенно, когда едешь на периферию. Здесь-то вы можете заранее приехать посмотреть клинику, какие медсестры, кто работает. Или вы ездите бригадой, со своим анестезиологом, со своей медсестрой? Как у вас принято? Или вы едете, как специалист, в единичном экземпляре?

Андрей Истранов:

Камиль, вы затронули сразу несколько вопросов. Несомненно, любая хирургическая клиника, любой хирургический стационар должен быть оснащен очень хорошо, потому что безопасность пациента, его жизнь должны находиться на первом месте. К сожалению, известны случаи в пластической хирургии, которые очень активно тиражируются СМИ. В принципе, их не так много, но они очень активно обсуждаются. Грустные случаи, связанные не столько с тем, что случилось осложнение, а с тем, что не успели, не смогли оказать помощь в ситуации, в осложнении, которое, в принципе, может случиться с каждым пациентом. Именно поэтому возник вопрос с организацией работы клиник, с принятием нового порядка по пластической хирургии, с массовыми проверками клиник. Они были направлены на то, чтобы хоть как-то организовать многие клиники пластической хирургии, призвать их к порядку, обезопасить пациентов. Хотя, я хочу сказать, что такой подход должен быть в любой хирургической клинике. И, проводя банальную, даже местную анестезию, мы должны быть готовы, можно получить анафилактический шок. У нас должен быть и набор, и специалист, и доступ, если что, даже к бригаде скорой помощи, потому что не надо переоценивать свои возможности. Если ты понимаешь, что ты не можешь справиться, надо сразу обращаться к тем людям, к специалистам, которые решат проблему, и думать не об имидже клиники, а о том, чем может обернуться ситуация для пациента, надо спасать жизнь.

Вторая часть вашего вопроса была посвящена команде. Конечно, команда – может быть, действительно, номер один в хирургии. Чем сложнее хирургия, тем бо́льшую роль играет команда и слаженная бригада. Конечно же, когда выезжаешь куда-то оперировать, всегда есть определенный страх, боязнь, насколько бригада или персонал в той клинике, куда ты едешь, сможет удовлетворить тебя и твои потребности. Для несложных хирургических операций это не столь значимо, но, если говорить о серьезных реконструкциях, то здесь, несомненно, выезжает бригада, потому что операции здесь, на месте выполняются командой. Уехать куда-то и сделать сложную пересадку одному ― это авантюра.

Камиль Бахтияров:

Может так получиться, что люди, к которым вы едете, таких операций никогда и не видели. Я всегда своим друзьям-хирургам задаю вопрос, немножко щекотливый: «У вас есть любимая медсестра?» Они отвечают: «Есть». То есть, когда они протягивают руку за инструментом, очень важно, чтобы медсестра положила им в ладошку именно тот инструмент, который нужен в настоящий момент.

Андрей Истранов:

Более того, я хочу сказать, что даже хирурги, которые часто выезжают или которые ездят по разным странам, выполняя показательные операции, они возят с собой все, вплоть до самой мелочи: бинты, салфетки, карандаши, резинки, наклейки, повязки ― всё! Оказаться в операционной в ситуации, когда нет чего-то привычного, а на тебя смотрят тысячи глаз курсантов ― достаточно сложно. Вообще, оперировать на публику сложно. Оперировать не дома, скажем так, сложно, нужен определенный склад характера, к этому нужно привыкнуть. Кто-то не может оперировать на публике. Поэтому такие мелочи, как привычный инструмент, шовный материал и другие вещи выходят на первый план.

Камиль Бахтияров:

Даже любимый иглодержатель определенной длины, когда тебе комфортно накладывать шов. А как я понимаю, шов у пластического хирурга – самое главное; что там внутри – никто не видит, все же оценивают, что снаружи.

Еще хотелось бы коснуться вопросов образования. Насколько трудно сейчас стать пластическим хирургом, идет ли молодежь в вашу специальность? Я знаю, что среди студентов многие хотят идти в нашу специальность, гинекологию. Я стараюсь поддерживать в них это стремление. Как у вас обстоит дело, много ординаторов у вас на кафедре?

Андрей Истранов:

Сейчас, наверное, пик популярности пластической хирургии, или на подъеме, скажем так. Даже не зная ситуацию в медицинских вузах страны, мы знаем, что по простой хирургии, по общей хирургии минимальное количество ординаторов. На многих кафедрах их даже нет. У нас огромное количество ординаторов, желающих пройти обучение по пластической хирургии. В большинстве, почти вся ординатура платная и стоит приличных денег, но цена не останавливает желающих. Много ребят хотят заниматься пластической хирургией. Да, это тренд.

Сложно ли стать хирургом? Сложно стать хирургом. На сегодняшний день это 2 года ординатуры после вуза, после окончания института. Ты получаешь сертификат пластического хирурга и можешь выполнять операции. На этом любят спекулировать различные люди. Да, никогда ты не будешь пластическим хирургом через 2 года, но ты можешь получить хороший базис для дальнейшего развития. Следует сказать, что по другим хирургическим специальностям такая же ситуация: гинекология, сердечно-сосудистая хирургия, урология, нейрохирургия. Можно говорить: «Ах, вы представляете, у нас пластический хирург: 2 года, и полез оперировать». А вы представляете, нейрохирург: 2 года, и полез мозг, извините, ковырять. Такая ситуация в нашей стране во всех специальностях. Сейчас поднимается вопрос о введении даже 5-летней ординатуры, в том числе и по пластической хирургии. Здесь есть и плюсы, и минусы, обсуждение которых выходит за рамки нашей передачи, потому что 5 лет человеком кто-то должен заниматься, и на что-то он должен жить.

В становлении любого хирурга важную роль играет наставничество.

Камиль Бахтияров:

Сейчас обсуждают, сейчас опять хотят ввести институт наставничества.

Андрей Истранов:

Пользуясь правом гостя, хочу сказать, что моим наставником в пластической хирургии стал профессор Адамян Рубен Татевосович, известный пластический реконструктивно-эстетический хирург. Я ему искренне благодарен за то, чему он меня научил – подход к пациентам, к хирургии, к методикам. Он заложил прекрасную основу, я не устану повторять эти слова. Так что спасибо ему огромное! В продолжение нашего разговора, желательно, чтобы у каждого молодого начинающего пластического хирурга был специалист – наставник, к которому он мог бы всегда прийти и спросить в сложной ситуации, что делать. К сожалению, с уходом наших учителей, я уже ощутил, не к кому прийти и сказать: «А что мне делать?» К тебе уже приходят твои ученики и спрашивают, смотрят на тебя: «Что делать с пациентом?» Ты понимаешь, что позади никого нет, ты истина в последней инстанции, если можно так сказать, и тебе принимать решение. Именно ответственность и принятие решения – самое, наверное, сложное и в специальности врача в общем, и в хирургических специальностях. Это самое непростое. Вы меня, как хирург, понимаете.

Камиль Бахтияров:

Да, я вас понимаю, потому что мне тоже в свое время очень повезло с учителями, которые стояли рядом, учили, ставили руку, отодвигали меня, когда были проблемы, и вставали на мое место. Здорово, когда такие люди есть рядышком.

Мы сегодня с вами обсудили очень много тем, но я не могу отказать себе в удовольствии и задаю свой классический вопрос: есть ли у вас мечта?

Андрей Истранов:

Камиль, вопрос философский, и возможно, в передаче нужно отвечать, давать конкретный ответ. Но я не могу дать конкретного ответа. Это вопрос философский. Что бы мне хотелось, о чем я мечтаю? Я мечтаю о ситуации в своей жизни, которая бы была наполнена счастьем, благополучием и гармонией. Когда я просыпаюсь утром и с удовольствием иду на работу, общаюсь с пациентами, которым я могу помочь, которые получают от меня желаемый результат и тоже становятся счастливыми. Когда я с работы тороплюсь домой к своей семье, меня ждут, и общение тоже наполнено счастьем. Некий баланс между семьей и работой, между благополучием, удачными результатами. Это не материальное ощущение, это ощущение морального удовлетворения от работы и от жизни. Как оно реализуется? У всех по-разному.

Камиль Бахтияров:

Спасибо, что нашли время в своем напряженном графике! Напоминаю, что у нас сегодня в гостях был ведущий пластический хирург России Андрей Истранов.