Если разобраться, то, в своей исходной парадигме это были яды. Давайте вернёмся в 20-30-е годы ХХ века, когда появились мелфалан, сарколизин, актиномицин D, когда доктор Эрлих искал «золотую пулю», чтобы всадить ее оборотню и тот погибнет. Но тогда, на том этапе он боролся с инфекционными заболеваниями. Вспомните историю. Новые препараты появлялись, пенициллин, сульфаниламидные препараты – это тоже яды. Они действуют на бактерию, на клетку, которая вызывает инфекцию. Здесь механизм примерно тот же самый. Ведь опухолевая клетка – это клетка, у которой нет контроля над ростом, она теряет его. У нее есть огромное количество факторов. Есть книга, называется «Канцерогенез», об этом можно говорить бесконечно долго.
Вы правы, что это именно яды, это цитостатики – препараты, которые останавливают рост клетки, в том числе и здоровой. Отсюда – выпадение волос, потеря эпителия, например, слизистой желудочно-кишечного тракта и т.д., это очень глубокий аспект.
Нужно понимать с чем ты имеешь дело. Если у человека отсутствует DPD, например, то одно введение препаратов из группы фторпиримидинов может вызвать диарею, мукозиты и пациент попадет в реанимацию в лучшем случае. Об этом нужно знать заранее. Мы собираем исходные данные, портрет. Когда у нас есть портрет опухоли, мы его знаем исходно и только тогда пытаемся подобрать конкретное лечение. Что лучше: провести пациенту с раком легкого супертоксичную химиотерапию первой линии, например, алимта плюс цисплатин, или, зная о наличии мутации ALK, назначить ему одну таблеточку в сутки препарата кризотиниб? Наверное, контролировать опухоль одной таблеткой легче, чем делать так, чтобы пациент раз в три недели приезжал к нам в клинику и мы ему бы проводили высокую эметогенную терапию, которая вызывает в большинстве своем цитопении, выпадение волос, тошноту, рвоту и массу других неприятных моментов.